Империя депрессии. Глобальная история разрушительной болезни - Садовски Джонатан. Страница 18

Сторонники гуморальной теории не знали того, что знаем мы. Они не слышали о нейротрансмиттерах, не знали о двойной спирали ДНК и геноме. И даже представить себе не могли, насколько исследование методом случайной выборки – суровое испытание. Несмотря на отсутствие этих преимуществ, они заметили и то, что кто-то обладал врожденной склонностью к меланхолии, и то, что многое зависело от обстоятельств и образа жизни. И обращали внимание, что перемены в жизни, в частности физические упражнения, могут помочь. Кто-то из них отмечал социальный фактор болезни. Даже не обладая результатами сложных социальных анализов классового общества, Бёртон смог догадаться, что бедность влияет на заболеваемость депрессией.

Психоаналитики и прочие исследователи подсознательного сыграли двоякую роль в спорах о том, что первично – сознание или материя. Кое-кто из них придерживался строго психологической точки зрения. Большинство же, однако, верили во взаимосвязь психологии и физиологии.

Когда Фрейд и его последователи обратили научный взор на депрессию, чувству вины стало уделяться особое внимание. Для Фрейда вина была не просто одним из симптомов, а главным из них. Исходной точкой его исследований стало отделение меланхолии (болезни) от скорби (нормальной реакции на жизненные трудности). Он задавался вопросом, можем ли мы использовать горе для понимания меланхолии? Возможно, внешнее сходство может стать ключом для поиска более глубинных аналогий, которые могут быть найдены лишь при изучении бессознательного.

3

Гнев, обращенный внутрь

– Сколько нужно психиатров, чтобы поменять лампочку?

– Один, если лампочка готова меняться.

Шутка старая, да, но смешная же? Она описывает клише из мира психотерапии, а еще говорит о чем-то нелогичном: разве человек, пришедший на сеанс, может не хотеть изменений? Ведь люди приходят к психотерапевту добровольно, чтобы улучшить свою жизнь. Больные депрессией действительно очень страдают. Конечно же, они хотят избавиться от страданий – или, по крайней мере, так думают.

Суть как раз в том, что они «думают, что хотят». Да, обратившиеся за терапией сознательно хотят меняться. Но не все определяется сознанием. У каждого психотерапевта были пациенты, которые утверждали, что хотят измениться, но на деле не предпринимали никаких шагов. Это объясняется бессознательным. Психология бессознательного, или динамическая психология, как раз и ищет способы решения подобных проблем.

Для Фрейда бессознательное и являлось ключом к разгадке причин возникновения чувства вины, ответом на вопрос, почему страдающие депрессией считают себя ужасными людьми, утащив из офиса коробку скрепок? На тему вины при депрессии Фрейд сделал смелое предположение. Он сказал, что в некотором роде эти самообвинения – правда, хотя не в том смысле, какой представлялся больным. Он и другие психоаналитики предполагали, что самообличение происходит от гнева и обвинений других людей, которые стали направлены на себя самого. А значит, депрессия выражала «гнев, обращенный внутрь». Этим расхожим выражением депрессия описывалась всю первую половину XX столетия (точно так же, как во второй половине века она объяснялась «химическим дисбалансом»). Значит, вина – не просто один из многих симптомов депрессии, а ключ к ее загадкам.

Не только психоаналитики акцентировали внимание на чувстве вины при депрессии. Она же лежит в центре трудов родоначальника французской психологии Пьера Жане^[227]. Крепелин считал, что вина важна в прогностическом смысле: если одним из симптомов депрессии являлась вина, риск того, что болезнь приобретет хроническую форму, возрастал. Таким образом, вина способна разгадать все тайны депрессии.

Зародился психоанализ в конце XIX века и изначально представлял собой маргинальное движение, которым занимался Фрейд с компанией единомышленников. Интересно то, что движение коренным образом изменило взгляд на сознание во всем мире, а исходил он от небольшой группы людей, еженедельно собирающихся в доме Фрейда в Вене. Психиатры того времени скептически отнеслись к затее, хотя многим было любопытно узнать о бессознательном и потенциале терапевтических бесед. К середине столетия влияние психоанализа широко ощущалось не только в психиатрии и лечении психических болезней, но и в других сферах медицины, например в педиатрии. Также психоанализ надолго изменил наше представление о сознании. Всякий раз, говоря про чьи-то «проекции» или «отрицание», мы пользуемся психоаналитическими представлениями о подсознательном.

Популярность психоанализа в какой-то момент начала работать ему во вред. Хотя многие психоаналитики придерживались широких взглядов касательно других возможных причин болезни и оспаривали теории Фрейда, некоторые их коллеги полагали, что психоанализ – единственный способ достижения психического здоровья. Отсутствие гибкости стоило движению многих проблем: медицинских, научных и политических, накопившихся ко второй половине XX века. В 1970-х годах психоанализ стал терять влияние: под сомнение была поставлена научность подхода; некоторые феминистки второй волны объявили психоанализ бастионом патриархата, и, хотя в нем есть и феминистские направления, эти претензии не лишены оснований. Структурные изменения в медицинской страховке сделали психоанализ, и без того достаточно недешевый, и вовсе недоступным. Стандартом проверки эффективности лечения стали статистические оценки, полученные методом случайной выборки, а к психоанализу их применить было трудно. Появившееся медикаментозное лечение хоть и имело свои недостатки, но было дешевле и легче на практике, чем психоанализ^[228]. Кроме того, лекарства, наряду с новыми формами психотерапии, имели преимущества при проведении клинических испытаний. Когда наиболее экстравагантные заявления психоанализа были признаны несостоятельными, наступило разочарование – в особенности с появлением новых доступных способов лечения. Разочарование побудило некоторых сделать поспешные выводы о том, что психоанализ бесполезен. Схожую динамику мы теперь наблюдаем и в случае с антидепрессантами. Сначала на них возлагались чрезмерные надежды, а теперь появляются утверждения, что они бесполезны. Это не так – ни в случае антидепрессантов, ни в случае психоанализа. Однако необходимость защищаться возымела на психоанализ оздоравливающий эффект – он стал менее догматичным и более открытым для других подходов.

О закате психоанализа объявлялось неоднократно, но пока что этого не случилось. Фрейдистский подход действительно сдал свои позиции как в психиатрической профессии, так и в академической психологии. «Полномасштабный» психоанализ – то есть несколько сессий в неделю на кушетке – в настоящее время практикуется нечасто. Он дорого стоит и требует много времени, хотя те, чьи психологические проблемы глубоко укоренены и кому нужна длительная работа по «перенастройке», многое теряют из-за недоступности такой терапии. Психодинамическая терапия – куда менее интенсивная, чем психоанализ, но основанная на тех же идеях, – имеет более широкое применение; ее принципами пользуются всякий раз при применении психотерапии. К примеру, во многом на ее основе построена клиническая социальная работа.

Исследователи, упоминаемые в этой главе, применяли различные подходы и не всегда были привержены идеям Фрейда. Все они практиковали глубинную психологию, которую определяло погружение в подсознательное. Исследователи подсознательного убеждены, что подсознание имеет большое влияние, порой осуществляемое неочевидными путями, частично и косвенно в виде снов или оговорок. Психология подсознательного делает упор на внутренний конфликт как на источник психологических проблем. Также она работает с переносом – тенденцией рассматривать других людей сквозь призму бессознательных страхов или желаний относительно того, кем они могут являться, нежели того, кто они есть на самом деле. В терапии для психоаналитика это обычно означает связь с паттернами, заданными ориентированием пациентов на своих родителей. Трактовка и проработка переноса, вероятнее всего, и есть вернейший способ добраться до подсознательного. Узнать о нем – в некоторой мере взять его под контроль, избавив пациента от ненужных страданий. Карл Юнг, последователь Фрейда, отделившийся от психоанализа как направления, но придерживающийся психологии бессознательного, выразился так: «Пока мы не сделаем подсознательное осознанным, оно будет управлять нашей жизнью и называться судьбой».