Магические осадки не ожидаются (СИ) - Васильева Юлия. Страница 24

Аромат у меня действительно чудесный. Такой ядреный, что в жизнь не выветрится. Да еще и с кожи.

— Эм-м-м… Да, да, — как-то неуверенно покивал головой мастер, подслеповато щурясь. — Старые семейные секреты, знаете ли.

— Я хочу их немедленно надеть, — вдохновился клиент и принялся стаскивать с толстых пальцев-сосисок слегка потертую пару.

Попыхтев пару мгновений, он таки натянул на обе руки эти самые «пер-щат-ки» и покрутил обновку перед лицом, рассматривая.

А я тем временем прижал уши и на всякий случай вздыбил шерсть, заметив, как тонкая пленка марева окутывает не только толстяка, но и пожилого галантерейщика.

— Только вот… Не знаю, может, показалось из-за освещения… Это что на них такое? Грязь?

— Помилуйте, мой господин, — схватился за сердце старик. — Шагреневая замша, тончайшая выделка, невесомая, как пух, и нежная, как шелк. Эти переливы на свету только украшают ее, а…

— Какая-то она шершавая внутри, да и тесные слишком, — хмыкнул мрачнеющий на глазах толстяк.

— Господин, категорически невероятно. Я сам снимал с Вас мерки, а я никогда не ошибаюсь.

— Нет, они определенно тесные. Жмут вот здесь… И тут…

— Господин ли Йож, перчатки сидят на Вас как влитые, — сверкнул глазами мастер Шам. — Что вы такое говорите тут мне.

— Это что Вы мне тут говорите! Я же чувствую, что они жмут. А в запястье болтаются, как панталоны моей жены на…

— Это язык у вас болтается, — вдруг рявкнул мастер и, похоже, сам испугался своего непочтительного рыка.

— Да от них еще и чешется теперь все внутри! Снимите их с меня немедленно!

Рассерженный мастер схватил толстяка за руку и принялся тянуть несчастные шкурки, которые на удивление легко обнажили бледную кожу посетителя.

— Это что? Сыпь? Ты заразил меня, мерзкий негодяй? Кто тебе велел устроить это покушение? Отвечай! Кто заплатил! Ты хотел меня убить?

— Да я бы сам приплатил тому, кто избавит наш славный город Фритан от такого жадного скупердяя, как ты! Жадного и хитрого! Думаешь, я не знаю, что ты давненько занимаешься этим непотребством — обвиняя уважаемых мастеров в изготовлении некачественного товара, а потом требуя неустойку?

— Я-а-а? Я жадный и хитрый? Да если бы не я, вы бы все с голоду подохли! А ты — старый пройдоха! Наверняка делаешь свои мерзкие поделки из гнилых шкур, а шьешь их прелыми нитками! Да еще и требуешь за работу две тысячи фритов! Да за такие деньги я не то что перчатки — повозку купить могу! — брызгал ядовитой слюной краснощекий толстяк, потрясая под носом мастера парой перчаток.

— Колесо от тачки ты купишь, и то поломанное! — не менее эмоционально отвечал обычно спокойный старик разъяренному клиенту. — Жадность ли Йожа в этом городе вошла в поговорку. Всего две тысячи фритов за неделю работы, при том, что каждая твоя сигарилла стоит пятьсот!

— А ты мои сигариллы не считай!

— А ты в мою работу не лезь. Не нравится — иди в другие лавки, купи себе что-то лучше того, что делаю я, бывший Глава Гильдии Галантерейщиков. Да я эту кожу закупаю у самых дорогих поставщиков из Империи. Мне на перчатки подходит лишь шкура новорожденных волояков, которых ты от быкорогов не отличишь. А нитки мне под заказ привозят из королевства Гауз, где прядением занимаются в монастырях Пресветлой Ловии. Ты хочешь сказать, что монахини-ловиссы прядут свои нити из прелой листавии?

— Да лысого шмырга тебе в глотку, вместе с волоярами, быкорогами с ловиссами! Я не буду платить две тысячи фритов за негодный товар и вообще — подам на тебя иск в Гильдию! Я разорю тебя, жалкая сидонская рожа!

— Закрой свою жаборыбью нору, богохульник!

Милька стояла с открытым ртом и выпученными глазами. Признаться, я сам недоуменно прядал ушами. Второй раз за два года я слышал, чтобы мастер так разорялся. В первом случае виновником был ваш покорный слуга. Но даже сестренка не раз говорила (она всегда делилась со мной тем, что случилось за день в лавке, с кем ей еще поговорить, как не с родным существом), что терпению старого сида может позавидовать и Погодная башня. А уж та на своем веку чего только не перетерпела, бедная.

В общем скандал все набирал обороты. Эти двое, похоже, прошли стадию ора и хлестания хвостами по бокам и вот-вот готовы были сцепиться в тугом клубке самцовых разборок — в конкретном случае совершенно бессмысленных, но от того не менее беспощадных, и я уже примерялся, как бы так незаметно проскочить к подопечной и вынудить ее сбежать из этого бедлама. Но тут дверь с грохотом распахнулась и в лавку зашел знакомый персонаж.

— Инспектор Грон, магическая полиция. Что тут у вас происходит, уважаемые?

Громкие бу-бу-бу и бла-бла-бла двух человеков сплелись в нечленораздельное, но постепенно стихающее бормотание, а вошедший тип, которого я, разумеется, узнал по первой нашей с ним встрече этим утром, угрюмо выслушивал их, водил тускло мерцающим человечьим артефактом над их головами и с каждой секундой все больше и больше мрачнел.

— Итак, вы оба утверждаете, что ссора началась внезапно и ранее вы друг к другу претензий не имели?

— Именно так, господин инспектор, — оглядываясь в легкой растерянности, признался толстяк. — Я зашел к мастеру Шаму, у которого всегда покупаю самые лучшие перчатки в городе, хоть и баснословно дорогие…

— Но они того стоят, — ввернул Шам, потирая переносицу. — То есть я использую самые лучшие материалы и беру только за свою работу. И причем справедливую цену.

— Да, да. Цена за работу справедлива, и качество всегда отменное…

— Тогда с чего началась ссора? Можете ли вы назвать ее необычной? — настаивал мужик, оглядываясь по сторонам. И тут его взгляд уперся в мою сестренку. — А это кто?

— Это мой самый лучший ученик, мой золотой мальчик Эмиль. Но он тут совершенно ни при чем! — всполошился сид и засеменил к углу, словно наседка, старательно пытающаяся скрыть под своим крылом неразумного птенца.

— Мальчик, значит? Эмиль, говорите? Это прям интересно, — зловеще пробормотал тип и прищурился.

Ого. А глаз-то у него, похоже, не в пример остальным, наметанный. Вот и по запаху чую, что признал он в ней самочку.

— А ну-ка, кхе, мальчик Эмиль, давай поговорим.

— С г-г-глазу на г-г-глаз? — со страхом и затаенной надеждой в голосе пискнула Миля.

— Ну а почему бы и нет. Где тут у вас, мастер Шам, можно побеседовать со свидетелем в приватной обстановке?

Я кинулся в обход лавчонки, чтобы успеть проскочить в единственное возможное для проведения подобных «приватных» бесед место в этом здании — небольшой склад, где мастер Шам под семью замками хранил свои драгоценные шкуры и не менее драгоценные нитки. И только я прошмыгнул по потайному лазу под стеллаж, как в двери клацнул замок и на пороге выросла внушительная фигура мрачного мужика в сопровождении побледневшей сестрицы.

— Так что же такого секретного — с глазу на глаз — вы хотели мне сказать, юная барышня? Эмилия, полагаю?

— Пожалуйста, не наказывайте мастера Шама. Он на самом деле не знает, что я… я… не мальчик, — тихо, но страстно затарахтела Миля.

— Хей-хей, барышня, вы меня на самом деле за дурака принимаете? Во-первых, ваш мастер прекрасно все знает и юлит как ужень на горячем противне. Во-вторых, просто объясните мне, к чему этот цирк. Ну а затем мы перейдем к собственно допросу. Начинайте, — повелительно кивнул он и, осмотревшись, сел на припыленный сундук.

— Меня на самом деле зовут Эмилия. Эмилия Га-Ноуз.

— Вы из королевства Гауз?

— Нет, мои родители были оттуда, а я родилась уже здесь. Они погибли два года назад. Пожар. Внезапный. И… страшный. Мне показалось, что наш дом загорелся сразу со всех сторон. Но ма… мама… — сестренка закашлялась, будто прочищая горло, но на самом деле я знал, что она с трудом сдерживает слезы. — Мама успела вытолкать меня в окно вместе с моим братце… то есть моим котом, с которым я всегда сплю, и шкатулкой, где хранились самые важные документы, оставшиеся от родителей. И среди них — завещание. Оно вступит в силу в день моего совершеннолетия — по законам королевства Гауз, чьей поданной я до сих пор являюсь, — в двадцать один год. По этому завещанию я получу долю своего отца в семейном предприятии и доступ к его банковскому счету. Но только в том случае, если не выйду замуж. Иначе все это получит мой супруг.