Девятый для Алисы (СИ) - Волкова Дарья. Страница 14

Мишка зашипев, нечаянно плеснув себе на руку кипятком. Так, чайник залей — а потом дальше страдай!

Да ну нет, какое страдание? К варианту «девушка с мужиком из-за денег» Мишка относился спокойно, без лишнего ханжества. Мало ли как у людей жизнь складывается? А денежных мешков полезно для них самих же подоить — чтобы они от бабла не треснули. Бог велел делиться. А в самом Мишке где-то очень глубоко сидел Робин Гуд, наверное. Да вон, чего далеко за примером ходить — взять хотя бы Юльчу. Она — самая яркая и отвязная девчонка из их инструкторской банды. Как начал к ней клинья подбивать клиент из числа белых столичных сагибов — и все, Юльча их не знает, при встрече нос воротит, чтобы не скомпрометировали ее неосторожным словом или еще чем. А если вдруг позовет ее с собой в Москву или вдруг замуж предложит — так и поедет за ним, Мишка не сомневался. Женщинам вообще природой заложено мужчину рассматривать как источник благосостояния.

Если бы речь не шла об Алисе!

Мишка лег на кровать, задрал ноги на стену, а чашку с чаем устроил на животе. Опасная композиция, но он не будет терять концентрации и слишком далеко уплывать в своих мыслях.

Да, если бы речь не шла об Алисе.

Однако думать связно уже не получалось. Кровь отлила от головы к полному желудку, и Мишка вместо размышлений предался мечтам. И вспоминал. Выбивающиеся из-под шлема белокурые пряди, яркие как небо голубые глаза, улыбка… у нее невероятно красивая улыбка. И смех такой звонкий и заразительный, что, когда она смеется, кажется совсем девчонкой, школьницей. Только тело у нее красивое уже совсем по-взрослому. С таким телом надо делать очень взрослые вещи.

Так. Кровь от желудка потекла еще ниже. Ага, сейчас прямо. Нет, с этими привычками прыщавой малолетки «пожрал-подрочил» надо завязывать. Дел еще куча. Почту разгрести. Сегодня надо кровь из носу обязательно давно обещанный отзыв на доску накатать. Завтрашнее расписание проверить. Посмотреть данные по январско-февральской снежной школе, которые Леопольд прислал. Пост в социальные сети запилить. И шмотки в стиралку закинуть, а то вчера забыл. Все, подъем всему организму, а не его отдельным частям!

Чашку с чаем со своей груди Миша поймал в последний момент — выручила молниеносная реакция, которой Михаил не без оснований гордился, а его отец обычно сопровождал фразой «Реакция есть, дети будут». На этой спасительной мысли и прихлебывая остывший до приемлемой температуры чай Михаил направился к компьютерному столу — реализовывать свои грандиозные планы на остаток вечера. А сидеть и ждать, когда ему снова соизволит написать Алиса, он не будет. И думать, чем она там занята — тоже.

Алиса написала ему только на следующий день. Миша как раз в этот момент поднимался на вершину с клиентом — прилично катающимся мужиком средних лет, который упорно стремился к какому-то, на Мишкин взгляд, мифическому совершенству в технике катания. Ну да ладно, хозяин — барин, главное, чтоб деньги платил.

Алиса: Привет. Я решила попробовать на выходные выбраться в «Крылатский».

Михаил: Почему бы и нет? Хороший выбор. Желаю хорошего катания.

Алиса: А ты где сейчас?

Михаил: Поднимаюсь наверх.

Алиса: Пришли фото.

Михаил: Фото гор?

Алиса: Себя и гор.

Алисе улетело селфи с подъемника. Она долго-долго всматривалась в экран. Теперь у нее есть фото Михаила. Теперь можно не только представлять его лицо, воскрешая в памяти. Можно посмотреть на фотографию. Когда станет совсем хреново — как вчера, например. И это ничего, что на фото он хмурый. Алиса помнит, как он улыбается. Но все-таки…

Алиса: А ты чего такой хмурый?

Михаил: Работаю.

Алиса: Ладно, не буду отвлекать.

Потом он, конечно, корил себя за сухость. И что ему стоило быть чуть общительней и многословней? И улыбнуться в камеру телефона. Но обиделся как мальчик. Что его девочку за косичку дергает кто-то другой. Да только Мишка уже не мальчик. И девочка не его. И дергают ее не только за косички.

Он так и не придумал, чем загладить свое последнее сухое «Работаю». Но обязательно придумает. Потому что не думать об Алисе не получалось.

— Какой, на хер, Крылатский?!

— Там прекрасный зимний парк — каток, горнолыжный склон, тюбинг.

— Крольчонок, — тон Владимира был тот, что Алису в последнее время до головной боли бесил. До головной боли — потому что свое недовольство никак нельзя было проявлять. — Я не понял — ты в олимпийскую сборную, что ли, собралась?

— Нет, просто…

— Вот именно — просто. Все, блядь, просто! Вставать раком и сосать! А тюбинги-шмубинги — это не для тебя, поняла меня?

— Да.

— Вот и молодец. В спальню пошли.

Новый год она традиционно, как и последние пять лет, встречала одна. Владимир проводил это время с семьей. Первый раз или два Алисе было это дико. А потом… потом она кайфовала от этих новогодних праздников в одиночестве. Открывала бутылку брюта, резала себе тазик оливье, тарелку бутербродов с икрой — и днями наполет смотрела по телевизору старые советские комедии. В которых все было так одновременно не по-настоящему — и по-настоящему.

Но в этом году было все иначе. Алиса вдруг ощутила одиночество. Одиночество, которое было ей таким сладким в новогоднюю ночь в прошлом году, и в позапрошлом, и в позапозапрошлом — сейчас горчило. И оливье горчил, и икра, и брют. И первое лицо страны еще не окончило свое поздравительное слово, еще не начали бить куранты, отмеряя последние секунды старого года — а Алиса уже натягивала пуховик и шапку.

У нее на телефоне всегда включена геолокация — по требованию Владимира. Но сейчас — плевать. Придумает какие-нибудь объяснения — зачем она выходила на улицу в новогоднюю полночь. На салюты смотреть. Мусор выносить. Голова заболела. Ах, да, у нее не должна болеть голова. Да плевать!

В воздухе пахло дымом. Оглушительно гремели салюты, лаяли собаки, кричали дети, пьяно смеялись женщины и что-то выкрикивал мужчины. Здесь, в толпе на улице, было чуть легче. И желание позвонить и прошептать в трубку «С Новым годом, Миша!» почти поддавалось контролю.

— О-ей-о-ей-о-ей! — вопли били по ушам. И фейерверки били по ушам. Шампанское было кислым, мандарины уже осточертели. Но Мишка улыбался, размахивал руками, в одной — пластиковый стаканчик с шампанским, в другой — бенгальский огонь. Новый год в горах — это аттракцион, это шоу. И сам Михаил — ездовая лайка в этом забеге. Обучай, развлекай, работай! Поэтому он сейчас, в новогоднюю ночь под горой пьет — точнее, делает вид, что пьет — шампанское и изображает веселье — надо же развлекать гостей курорта. Новогоднее время — сезон большого бабла. Только успевай поворачиваться. А потом — небольшой передых, а за ним — снежные школы. Которые, если повезет, совпадут со снегопадами. Еще два месяца работы без продыху, но эта работа — в кайф. А там и весна. И уже другая работа — весенний горнопляж, девчонки в бикини на сноубордах и горных лыжах, шашлыки днем и коктейли вечерами, вечеринки у бассейна в отеле. А потом сезон закроется и настанет лето. Вот такой план на наступающий год. Который год подряд. Мишка сунул нос в стаканчик, поморщился. Сунул догоревший бенгальский огонь в сугроб. Завтра тут будет все в остатках новогодних огней. Наутро то, что так красиво и волшебно горело в ночной темноте, выглядит как самый обыкновенный мусор. Радует только то, что это все быстро уберут — за порядком на курорте следят. А Миша достал из кармана телефон.

Работаю.

Не буду тебя отвлекать.

Идиот. И что ему стоило не быть таким надменным ослом?! Он так и не придумал, о чем ей написать. Фотку борща он ей уже присылал. Разве что плов намутить…

— Девятый!!! — оглушил его женский не совсем трезвый визг. — Мишка! Давай целоваться!