На улице, где ты живёшь (На нашей улице) - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 17

— Наши исследования показывают, что воспоминания о предыдущей жизни исчезают у ребенка в возрасте примерно восьми лет. Это не означает, что при первой встрече с каким-то человеком или первом посещении какого-то места этот человек или это место не могут иногда показаться нам знакомыми. Но это не то же самое, что живые недавние воспоминания.

Последовали и другие вопросы, а затем снова поднялась Эшби:

— Доктор, разве вы обычно не гипнотизируете желающих в ходе ваших занятий?

— Пожалуйста. Обычно вызываются трое или четверо желающих, но некоторые люди не поддаются гипнозу. Я по очереди говорю с теми, кто находится под гипнозом, предлагаю им вернуться назад во времени по туннелю. Я говорю им, что путешествие будет приятным. Затем я называю любые даты и спрашиваю, не возникает ли в их мозгу при этом какая-то картина. Часто ответ следует отрицательный. Тогда я продолжаю идти дальше и дальше назад, пока они не попадают в свое прежнее существование.

— Доктор Мэдден, никто за последние годы не обращался к вам с просьбой перенести в девяностые годы прошлого века? — прозвучал вопрос.

Лиллиан Мэдден озадаченно взглянула на задавшего этот вопрос человека. Плотного сложения мужчина с тяжелым взглядом. «Вряд ли он журналист», — промелькнуло у нее в голове. Но своим вопросом этот человек извлек на поверхность воспоминание, весь день от нее ускользавшее. Четыре или пять лет назад кто-то действительно просил ее именно об этом. Мужчина, незнакомый ей прежде, пришел на консультацию и рассказал, что он уверен, что жил в Спринг-Лейк в конце XIX века.

От гипноза он тогда отказался, даже как-то сник после ее вопроса и скоро ушел. Он так и стоял теперь у нее перед глазами. Но кто это был? Как фамилия этого человека, откуда он?

«Это все должно быть у меня записано, — взволнованно подумала Лиллиан. — Стоит мне найти нужную запись, и все выяснится».

Лиллиан произнесла в ответ какие-то ничего не значащие слова. Ей не терпелось поскорее вернуться домой.

В Олбэни Марти Броуски подошел к зданию психиатрической больницы Грей-Мэнор, где содержался Нэд Койлер, обвиненный в преследовании Эмили Грэхем.

Пятидесятилетний Марти, подтянутый, с суровым лицом, проехал через весь город, чтобы лично удостовериться, что Койлер на месте.

Нэд, несомненно, был потенциально опасен, но в его деле было нечто, беспокоившее Марти, — какие-то мелкие нестыковки и неувязки. Койлер сразу, не рассуждая, отважился на рискованный поступок: он перерезал провода сигнализации в доме Грэхем и пытался проникнуть внутрь.

К счастью, сработала камера слежения, установленная приятелем Грэхем Эриком Бейли, специалистом в области компьютерного обеспечения, — она не только подала сигнал полиции, но и зафиксировала Койлера с ножом в руке, возившегося с задвижкой на раме в спальне.

Койлер, конечно, псих, в этом нет сомнения. Всегда был таким, а со смертью матери свихнулся окончательно. Но его действия по-своему были мотивированны: Джоэль-Лейк, уголовник, оправдания которого добилась Эмили Грэхем, действительно убил его мать.

Грэхем — прекрасный адвокат, это было хорошо известно Броуски. Просто тогда им не удалось собрать нужных доказательств.

А теперь адвоката Грэхем снова кто-то преследует, уже в Спринг-Лейк. И Марти подумал о бывшем муже Эмили. Он открыл дверь и вошел в приемный покой.

В холле, у стола администратора, сидели два человека, видимо, ожидая кого-то из персонала. Марти сел и оглянулся по сторонам.

Стены в приемном покое были выкрашены в светло-желтый цвет, и на них висело несколько очень недурных гравюр. Обитые искусственной кожей кресла, уютно расставленные, выглядели достаточно удобными. На столиках лежали журналы, с виду свежие.

И все-таки, как их ни стараются приукрасить, эти места довольно мрачноватые, подумал Броуски. Любое место, откуда нельзя уйти по собственной воле, кажется мрачным.

Пока он ждал, он снова задумался, не был ли преследователем Эмили Грэхем Гэри Хардинг Уайт и не он ли снова взялся за старое. Несколько поколений семьи Уайт были хорошо известны в Олбэни, но Гэри Хардинг Уайт оказался паршивой овцой в стаде. Все остальные пошли далеко. А Гэри Уайт, несмотря на привилегированное общественное положение, обаятельную наружность и хорошее образование, во всем терпел неудачу и приобрел репутацию мошенника. И бабника в придачу.

После окончания школы бизнеса в Гарварде Уайт обосновался в Олбэни и стал работать в семейной фирме. Но это продолжалось недолго.

Отец дал ему денег на собственное дело, но оно прогорело. Потом Гэри занялся чем-то еще, и снова все закончилось крахом. По городу распространился слух, что его отцу порядком надоело финансировать сынка.

Что его явно взбесило, так это неожиданное обогащение бывшей супруги. То, как Уайт пытался отсудить у нее половину состояния, всех потрясло. В суде он лгал самым бессовестным образом и предстал не в лучшем виде.

Обозлило ли это его настолько, что он решил во что бы то ни стало лишить Эмили Грэхем покоя и начал ее преследовать? И продолжает свои попытки и сейчас?

Но Койлер в любом случае оставался потенциально опасным. В конце концов, он пытался наброситься на Эмили Грэхем в зале суда и намеревался проникнуть к ней в дом.

Но на основании этих фактов нельзя было утверждать, что он также являлся преследователем Эмили.

Вернулась на свое место дежурная медсестра, ответив на вопросы поджидавших ее посетителей, она повернулась к Марти. Он подошел к ней и достал свое удостоверение.

— Я Марти Броуски. Меня ждут. Передайте, пожалуйста, доктору Шерману, что я приехал допросить Нэда Койлера. Его адвокат здесь?

— Мистер Дэвис недавно прошел к нему, — ответила женщина.

Несколько минут спустя Марти сидел за столом напротив Койлера и Хэла Дэвиса, его адвоката. Дверь была плотно закрыта, но санитар наблюдал за происходящим через стекло.

«Этот парень из тех, кого хочешь пожалеть, но не можешь», — подумал Броуски о Нэде. Непривлекательная личность, лет сорока с небольшим. Узкие глазки и острый подбородок. Редеющие седоватые волосы придавали Нэду неопрятный вид.

— Как дела, Нэд? — спросил Броуски дружелюбным тоном.

Глаза Койлера наполнились слезами.

— Я очень скучаю по мамочке.

Броуски ожидал такой реакции.

— Я знаю, Нэд.

— Это адвокатша виновата. Это она ему помогла. Его надо было засадить.

— Нэд, Джоэл-Лейк был у вас в квартире в тот вечер. Он признал это. Но твоя мать была в ванной. Он слышал шум воды. Она его не видела. Он не видел ее. Твоя мать говорила с сестрой по телефону, когда он уже ушел.

— У моей тетки нет чувства времени.

— Присяжные так не считали.

— Это Грэхем обвела их вокруг пальца.

«Может быть, она и не обводила их вокруг пальца, — подумал Броуски, — но она заставила их поверить версии Джоэля». Не так уж много найдется адвокатов, которые могут добиться оправдания человека, обвиняемого в убийстве, когда сам этот человек признает, что был в квартире жертвы и грабил эту квартиру в то самое время, когда было совершено убийство.

— Я ненавижу Эмили Грэхем, но я ее не преследовал и не фотографировал.

— Ты пытался проникнуть к ней в дом. И у тебя был нож.

— Я хотел ее напутать. Я хотел, чтобы она поняла, что чувствовала моя мать, когда убийца схватил нож.

— Ты просто хотел ее напугать?

— Ты можешь не отвечать на этот вопрос, Нэд, — предостерег его Хэл Дэвис.

Койлер никак не отреагировал на его слова, он не сводил немигающих глаз с Броуски.

— Я только хотел ее напугать. Я хотел, чтобы она знала, что почувствовала моя мать...

Он снова заплакал.

— Я скучаю по мамочке, — повторял он снова и снова.

Дэвис успокаивающе похлопал Нэда по плечу и встал.

— Ты удовлетворен, Марти? — спросил он неприязненно, кивая санитару, чтобы тот отвел Койлера в палату.

Ник Тодд несколько раз снимал трубку, чтобы позвонить Эмили Грэхем, и каждый раз опускал ее.