Ростов-папа. Часть 2 (СИ) - Дашко Дмитрий. Страница 16
— В кавалерии.
Будённый был страстным лошадником, любившим свой род войск до умопомрачения. Мои слова пришлись ему по душе.
— В кавалерии? Это дело! — просиял он. — А с джиу-джитсу как познакомился?
— В Москве занимался на курсах у товарища Катаямы.
— И что — хорошая вещь эта джиу-джитсу?
— Как и любая другая борьба, это всего лишь инструмент в руках того, кто ей владеет. Нужно уметь его использовать.
— А ты — вроде как умеешь? — слегка подначил меня Будённый.
— Товарищ Катаяма не жаловался.
Я знал, что вряд ли мне просто поверят на слово, так или иначе Семён Михайлович захочет испытать меня и с первых минут настроился на это. Как скоро выяснилось — предчувствия меня не обманули.
— Что ж, Быстров, на словах ты мастак, осталось проверить каков ты на деле.
— Не вопрос, товарищ Будённый! Сами со мной поборетесь?
— Не спеши, инструктор, прежде чем со мной схватиться, посмотрю заборешь ты или нет моего адъютанта.
Он вызвал Зеленского и на вопросительный взгляд того, пояснил:
— А ну-ка, Петь, покажи московскому товарищу, что мы тут щи не лаптем хлебаем. Положишь на лопатки — дам тебе неделю отпуска к родным на Полтавщину.
На лице адъютанта появилась довольная улыбка. Похоже, в победе он не сомневался, а тут ещё и ценная награда в виде отпуска замаячила на горизонте. Мужик хваткий, своего постарается не упустить.
— Слушаюсь, товарищ замком округа.
Мы оба разделись до пояса.
Зеленский оказался обладателем хорошо развитой мускулатуры, стало ясно: противник мне попался серьёзный, а провалить задание нельзя ни в коем разе.
Он встал в борцовскую стойку, широко расставив ноги и выставив руки перед собой. Понятно, будет играть от обороны, надеясь поймать меня на каком-нибудь промахе и заломать как медведь косулю.
Тактика хорошая, при условии, что я буду использовать приёмчики французской борьбы.
Увы, товарищ Зеленский, придётся вас разочаровать. Мы пойдём другим путём.
Я резко присел и, крутанулся на месте, сбивая противника элементарной подсечкой. Пётр не удержал равновесия и упал, однако надо отдать ему должное: быстро сгруппировался и ушёл от меня вполне классическим пластунским кувырком.
— Неплохо, инструктор, неплохо, — оценил Семён Михайлович. — А ты, Петь, не расслабляйся. Помни, что я тебе про отпуск обещал.
Лицо адъютанта покраснело с досады. Вот что бывает, когда недооцениваешь того, с кем ввязался пусть в тренировочный, но всё-таки поединок.
На сей раз Зеленский решил проявить инициативу. Он кинулся ко мне, сократив дистанцию до минимальной. Но его ждал очередной крайне неприятный сюрприз, когда я схватив его за руки, упал на спину и, уперев ногу ему в живот, перекинул через себя, а потом вдруг оказался сверху, придавив к паркетному полу. Говоря по правде, паркет — не маты, грохнулся я не слабо, но оно того стоило, поскольку со стороны выглядело безупречно и эффектно.
— Да, москвич… Лихо ты моего Петра приложил, — присвистнул будущий маршал. — Теперь я понимаю Клима. А меня таким штукам сможешь научить?
— Даже медведя на велосипеде кататься научить можно, что уж про человека говорить, — многозначительно произнёс я.
— Тогда завтра и начнём, — подвёл итоги Семён Михайлович. — Приедешь ко мне в Синявскую на утреннем поезде, Петя тебя на станции встретит. Поживёшь у меня с недельку, поглядишь, чему и как я у других учусь.
— С огромным удовольствием, товарищ Будённый, — обрадовался я.
Мы тепло простились, затем Пётр Зеленский проводил меня из кабинета.
— Надеюсь, ты на меня не в обиде? — спросил я.
— За что? — удивился он.
— Ну, что по моей вине ты отпуска на родину лишился…
— Никуда он не денется, этот отпуск. Я Семёна Михайловича как облупленного знаю. А ты, смотрю, ловок драться. Может и меня поучишь?
— Отчего ж не поучить — конечно, поучу. Меня, кстати, Георгием зовут, для друзей — Жора!
— Пётр, можно Петя — не обижусь.
— Отлично. Петь, а там, кроме меня, другие учителя или инструктора будут?
— Само собой будут. У Семёна Михайловича подход серьёзный. Мало ему того, что турецкий и немецкий знает, так ещё и французскому обучается. Ну и про родной язык не забывает. Недавно диктант писал вместе с другими краскомами: не поверишь — у него тринадцать ошибок всего, а у других у кого за тридцать, а то и за пятьдесят, — с гордостью за командира ответил Зеленский.
— Ну, а женщины среди этих учителей есть?
Пётр улыбнулся.
— А ты с какой целью интересуешься?
— А ты догадайся, — подмигнул я.
— Что — ходок? — правильно интерпретировал мои слова он.
— Как же без этого, — продолжил изображать из себя охотника за женским полом я.
— Ну да, кто из нас не бабник, — согласился Пётр. — Даже сам — нет-нет и… Тем более, есть среди училок парочка симпатичных. Особенно та, что французскому учит!
Он мечтательно закрыл глаза.
Ага, вот она — рыба моей мечты. То есть подруга Медика, за которым я охочусь.
— Как её звать-величать-то?
— Кого? Училку французского?
— Ну да.
Он покачал головой.
— У вас в Москве все такие бойкие? Ещё не увидел, а уже как подкатить думаешь.
— И всё-таки…
— Ниной её зовут. Нина Савельевна Гречаных.
Я сделал зарубку в памяти.
— Тогда до завтра!
— До завтра, — кивнул Зеленский.
Художников велел мне прийти к нему сразу после визита к Будённому, но я решил немного подстраховаться и на всякий пожарный с полчаса походил, проверяясь нет ли за мной слежки. Как известно, бережённого…
Убедившись, что хвоста нет, я навестил непосредственного начальника и в деталях изложил Ивану Никитовичу, как плодотворно провёл нынешний день.
— Что ж, Будённый тебе поверил. Осталось ещё добиться того, чтобы тебе поверили остальные. Что касается этой Нины Савельевны, дам парням поручение покопаться в её прошлом.
— Только аккуратно, — попросил я. — Нельзя спугнуть раньше времени.
— Будь уверен, Быстров! Она даже не почует. Но и ты постарайся: чем дольше Медик ходит на свободе, тем больше у нас трупов и нераскрытых дел. И да, пока ты был у Будённого, у нас тут чрезвычайно происшествие произошло.
— А что стряслось, Иван Никитович?
— Андрюсенко прямо в камере отравили…
Глава 12
Я сжал зубы с такой силой, что наверное, раскрошил на них эмаль. Андрюсенко после того, как Медик убил его мать, охотно и даже с радостью делился с нами инфой, но вряд ли успел сообщить всё, что знал.
Убрали его по этой причине или из мести — не так важно. Главное, что произошло убийство, причём у нас под самым носом. А это крайне болезненный щёлчок для каждого сотрудника угро.
— Как это произошло?
— Пришла девка, представилась его сестрой, передала через дежурного для «брата» передачу, ну а там почти все продукты оказались отравленными, — неохотно сообщил Художников.
Как начальника уголовного розыска — по нему эта история била сильнее всего.
— Что дежурный — может её описать?
— Дежурный уже ничего не сможет: втихаря попробовал «колбаски» из передачки. Откачать не смогли. Оставил жену вдовой и четырёх детей без отца, — в сердцах проговорил Художников.
Чувствовалось, как его злит и расстраивает эта тема.
— Да уж, — только и смог выговорить я.
Перед тем, как отправиться ночевать, я заехал в больницу, проведать Петю Михайлова. Ему стало гораздо лучше, и он в полном сознании и, как мне показалось, хорошем настроении ел суп с ложечки. За ним ухаживала Вера, и Петя принимал её помощь вполне благосклонно.
— Жора! — обрадовался друг.
— Здорово, лентяй! — поприветствовал я его. — Значит, в больничке прохлаждаешься, пока другие отдуваются за тебя.
Он усмехнулся, давая понять, что оценил мою простую и даже где-то грубоватую шутку.
— А ты чего шевелюру наголо сбрил? — удивился Пётр.
— Решил, что буду на расчёсках экономить, — сострил я.