Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер. Страница 5

В общем, в ту пору ничего необычного в жизни семейства Пресли не происходило. Может, в силу некоторой своей изолированности они казались немного странными, но семья неизменно посещала церковь, занималась делами общины, а в отношении своего сына они питали самые, что ни на есть обыкновенные и реалистичные надежды. Вернон был, по его собственным словам «простым рабочим», но будущее сына Глэдис видела несколько иначе: она решила, что Элвис непременно окончит среднюю школу.

В 1937 году дядя Гейнз стал главным и единственным проповедником пресвитерианской церкви, которая к тому времени переместилась в современное деревянное здание на Адамс–стрит; строительством нового храма занимался главным образом сам Гейнз. Многие прихожане позже вспоминали, как страстно маленький Элвис Пресли пел церковные гимны, а Глэдис любила рассказывать, что, «когда Элвис был совсем крошкой, меньше двух лет, он соскальзывал с моих коленей, ковылял по проходу между скамьями и забирался туда, где располагался хор. Он восторженно разглядывал певцов и пытался подпевать им. Он был слишком мал, чтобы понимать и запоминать слова… но он отлично чувствовал мелодию, следил за губами певчих и пробовал повторять слова вслед за ними».

Вскоре жизнь семьи Пресли навсегда изменилась или по крайней мере сошла с, казалось бы, предсказуемого курса. 16 ноября 1937 года Вернон, Трэвис (брат Глэдис) и некий Летер Гейбл были обвинены в «использовании поддельного платежного документа»: чтобы купить Вернону борова, компания подделала, а затем и обналичила четырехдолларовый чек Орвилла Бина. 25 мая 1938 года Вернона и двух его подельников осудили на три года. Наказание они должны были отбывать в тюрьме Парчмен–фарм. В действительности Вернон отсидел только восемь месяцев, но это событие оказало огромное влияние на жизнь молодой семьи. Уже значительно позже Элвис часто так говорил о своем отце: «Папа может показаться человеком жестким, но знали бы вы, через что ему пришлось пройти». И хотя из его тюремного заключения они никогда не делали секрета, факт этот представлял для семьи источник стыда. «Ничего страшного не произошло, — вспоминала соседка тех лет Корен Рэндл Смит, — все понимали, что мистер Вин наказал его, чтобы другим неповадно было, а Вернон был честный человек, вот только эта небольшая неприятность». И все же сам Вернон судил себя беспощадно: до этого инцидента мало кто видел в нем надежного кормильца семьи, а после него Вернон уже просто не мог себя представить в этой роли.

За то недолгое время, что он был в тюрьме, Глэдис лишилась крова, и ей ненадолго пришлось поселиться у родственников мужа. Глэдис и Джесси никогда особенно не ладили, и вскоре мать с сыном перебрались в Тьюпело, где Глэдис жила в доме своего двоюродного брата Фрэнка Ричардса и его жены Леоны на Мэйпл–стрит; тогда же она устроилась на работу в прачечную в Южном районе. Дочь Ричардсов Коринн прекрасно запомнила отчаявшуюся мать и ее сына. Когда Элвис играл на улице в мяч с другими ребятами, Глэдис, по словам Коринн, «всегда тряслась, что он попадет под машину. Она не сводила с него глаз. Это была очень веселая женщина, но, когда он (Вернон) попал в тюрьму, она страшно переживала». Леона Ричардс рассказала писательнице Элейн Данди о том, как Элвис сидел на крыльце их дома «и плакал, потому что его папочки не было рядом». Каждые выходные Глэдис и ее сын по пять часов — только в одну сторону — тряслись на автобусе, чтобы навестить Вернона в тюрьме Парчмен–фарм.

Вернон, Трэвис и Летер Гейбл были освобождены 6 февраля 1939 года — за них ходатайствовали община и лично Орвилл Бин, предложившей заменить наказание на условное. Очень недолго семья Пресли продолжала жить с родственниками Глэдис; у всех троих началось то, что Леона Ричарде назвала «двигательными кошмарами»: Пресли ходили по ночам как лунатики и наутро ничего об этом не помнили. Вскоре они вернулись в Восточный Тьюпело, где скитались по сдаваемым в аренду хибарам.

В 1940 году они вместе с двоюродным братом Вернона Сейлзом и его женой Энни ненадолго переехали в местечко Паскагула, штат Миссисипи, неподалеку от города Билокси, что на берегу Мексиканского залива. Вернон и Сейлз нашли работу в Управлении общественных работ, которое начало программу расширения доков Паскагула — обе семьи оставались там где–то шесть или восемь месяцев, пока Сейлз и Энни не заявили, что возвращаются домой. Храбрый Вернон пообещал, что его семья не тронется с места, но не успели Сейлз и Энни отъехать, как Пресли догнали их, и в Тьюпело они вернулись вместе. Некоторое время они жили вместе с Вестером (братом Вернона) и его женой Клеттис (сестрой Глэдис), которые порхали с одной временной работы на другую, из одного временного жилища в другое; все это время Первая пресвитерианская церковь играла очень важную роль в их жизни и постепенно стала социальным и духовным центром ее. Осенью 1941 года Элвис пошел в общую школу Восточного Тьюпело (здесь с первого по двенадцатый класс учились семьсот школьников) на Лейк–стрит. Каждое утро Глэдис гордо провожала Элвиса в школу.

«Конечно же, у нас были друзья и родственники, включая моих родителей, — вспоминал Вернон, — но в нашем собственном мире было место только для нас троих». Маленький мальчик был тоже по–своему замкнут и одинок. Немногочисленные друзья Элвиса тех лет отзывались о нем как о белой вороне в любой стае — никто не может припомнить его в «компании», до нас дошли только отдельные воспоминания о том, как Элвис мастерил машинки из дощечек от ящиков под яблоки, играл за чьим–то домом, иногда ходил рыбачить с жившим у школы Джеймсом Осборном. «Миссис Пресли велела ему быть дома к двум, и скоро он начинал беспокоиться — поглядывал на солнце и приговаривал: «Кажется, уже почти два. Пора домой». Он был очень добрый мальчик, вспоминал отец: «[Как–то раз] я позвал его со мной на охоту, а он ответил: «Папочка, я не хочу убивать птиц». Я и не пытался уговорить его». Научившись читать, он полюбил комиксы, они поразили его воображение — ему нравились яркие красочные книжки, нарисованные в них картины власти и успеха. «Элвис слышал, как мы беспокоимся о наших долгах, наши разговоры о безработице и болезнях, — гордо вспоминала его мать, — и как–то он сказал: «Не волнуйся, моя дорогая. Когда я вырасту, я куплю тебе замечательный дом, заплачу все твои долги бакалейщику и куплю два «Кадиллака» — один для тебя и папы, второй себе». «Не хотелось бы мне, чтобы он [просто] стащил машину», — заметил тогда Вернон.

По большей части он ничем не выделялся. В школе, по мнению учителей, он считался «средним учеником», «милым и обыкновенным», сам же он редко говорил о своих детских годах, за исключением того, что они были нелегкие, и иногда вспоминал из ряда вон выходящие моменты. Вместе с отцом, незадолго до его смерти, он вспоминал, как Вернон первый раз взял его с собой в кино, но «в церкви никто об этом не должен был знать». Представьте себе Элвиса в те годы: третьеклассник вдали от всех остальных — руки сложены на груди, волосы аккуратно причесаны, так знакомо изогнуты губы! Все — Фаррары, Харрисы, Оделл Кларк — так или иначе общаются друг с другом, все они сбиваются в кучки, смеются, обнимаются. А Элвис стоит отдельно от всех — не держится в стороне, просто отдельно. Вряд ли бывшие одноклассники запомнили его таким, но такая у нас получается картина.

О том периоде его жизни существует множество в высшей степени сомнительных историй — основаны они, главным образом, на безыскусных воспоминаниях детства, которые, по–видимому, могли бы поведать все мы. Но кто станет рассказывать об однокласснике, которого нет на нашей картинке? С какой стати кто–то должен был обратить внимание именно на Элвиса Пресли, или вдруг запомнить его высказывания, зафиксировать его замечания «на злобу дня», или даже вообразить, что он чего–то там такое сделал? Шла война, но, похоже, она никак не отразилась в воспоминаниях жителей Восточного Тьюпело, за исключением, быть может, тех, кому она предоставила работу. В 1942 году Верной работал на строительстве лагеря для военнопленных в Комо, штат Миссисипи, в сорока милях от Мемфиса. На следующий год, как и многие другие мужчины, которые хотели помочь своим семьям, он перебрался в Мемфис и нашел работу на военном заводе, где оставался всю войну, появляясь дома только по выходным. «Я облазил весь город в поисках завалящей однокомнатной квартиры. Стоило мне найти что–то подходящее, первый вопрос, который мне задавали, звучал следующим образом: «Дети есть?» А когда я говорил, что у меня маленький сын, дверь сразу же захлопывалась». 18 августа 1945 года, сразу после окончания войны, Вернон воспользовался деньгами, которые сумел сэкономить на военном заводе, и выплатил двести долларов за новый дом на Берри–стрит — так получилось, что и этим домом владел Орвилл Бин! Тогда же при финансовой поддержке двоюродного брата Сейлза он сумел получить место служителя в церкви — несомненно, это была вершина достижений Пресли в Восточном Тьюпело!