Притворись, что не видишь ее - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 22

Когда гости ушли, Лейси прислонилась спиной к стене и попыталась сдержать себя, чтобы не броситься вслед Кейт и не закричать ей, что не нужно завтра писать никакого письма, потому что Изабель Уоринг оно уже ни к чему.

22

Расследование шло уже почти четыре месяца, а Гэри Болдуин, прокурор Южного округа штата Нью-Йорк, ни на шаг не продвинулся в поисках Сэнди Саварано. С тех самых пор, как они якобы похоронили его на Вудлоунском кладбище, так ничего и не изменилось.

Его ребята тщательно проштудировали дневник Эмили Ланди и выписали все имена до одного. «Наверняка Изабель Уоринг делала то же самое», — подумал Болдуин, в очередной раз рассматривая рисунок, сделанный со слов Лейси Фаррелл.

На портрете художник оставил примечание: «Свидетель явно не обладает хорошей памятью, поскольку не смогла вспомнить никаких отличительных признаков».

Несколько раз проводились беседы со швейцаром в доме, где произошло убийство, и он тоже не смог сказать ничего вразумительного. Сказал только, что туда-сюда ходит много людей и что ему скоро на пенсию.

«Что ж, таким образом, остается один вариант — Лейси Фаррелл лично должна опознать его, — решил Болдуин. — Убьют ее, и у нас даже зацепки не останется. Конечно, есть отпечатки его пальцев на двери в квартиру Фаррелл, но у нас нет ни малейшего доказательства, что он заходил внутрь. Фаррелл и только Фаррелл сможет привязать его к убийству Изабель Уоринг. Если Фаррелл не опознает Саварано, можешь забыть обо всем», — сказал он себе.

Агенты под прикрытием смогли разузнать лишь то, что перед инсценированной смертью у Саварано обострилась клаустрофобия. Один доложил следующее: «В ночных кошмарах Сэнди снились двери камеры, которые с лязгом захлопывались за ним».

«Что смогло заставить его снова заняться делом? — задавался вопросом Болдуин. — Большие деньги? Долг, за который пришлось расплачиваться? Может, и то, и другое. И, разумеется, жажда охоты. Саварано — жестокий хищник. Хотя, может, и от скуки. Ему могла наскучить спокойная, размеренная жизнь».

Болдуин наизусть знал биографию Саварано: возраст — сорок два года, подозревается в совершении более десятка убийств, в тюрьме был лишь раз — в детской колонии. Умен, просто прирожденный убийца.

«Будь я Саварано, — думал Болдуин, — единственной целью моей жизни сейчас было бы найти Лейси Фаррелл и сделать все возможное, чтобы она никогда не смогла указать на меня пальцем».

Он покачал головой и нахмурился. Программа по защите свидетелей не обеспечивала стопроцентную безопасность, и он это знал. Люди по своей сути беспечны. По телефону или в письме обязательно расскажут какую-то мелочь, по которой можно определить, где их укрывают. Был один бандюга, его поместили под защиту после того, как он согласился сотрудничать с правительством; так он по глупости отправил давней подружке на день рождения открытку. Через неделю его застрелили.

Гэри Болдуин тревожился из-за Лейси Фаррелл. Глядя на нее, было понятно, что такой человек не выдержит длительного одиночества. Кроме того, она слишком доверчива — такая черта характера может довести ее до беды. Он озадаченно качал головой. Ничего поделать тут нельзя — разве что передать ей по секретному каналу, чтоб она ни на мгновение не оставалась без охраны.

23

Мона Фаррелл ехала на Манхэттен: по субботам она всегда ужинала с Алексом Карбайном. Мона ждала этих встреч, несмотря на то, что Алекс часто уходил из-за столика, чтобы встретить постоянных посетителей ресторана и случайно заглянувших знаменитостей.

— Все отлично, — уверяла она его. — Я правда ничего не имею против. Не забывай, я была замужем за музыкантом. Ты просто не представляешь себе, сколько бродвейских спектаклей я смотрела одна просто потому, что в это время Джек играл музыку к ним.

«Джеку бы Алекс понравился», — думала Мона, съезжая с моста Джорджа Вашингтона и сворачивая на шоссе в Вест-Сайд. Джек был остроумным, веселым и очень общительным. Алекс намного сдержаннее, но сдержанность только добавляла ему шарма.

Мона с улыбкой вспомнила цветы, которые Алекс недавно прислал ей. На карточке было всего несколько слов: «Пусть они украсят твой день. Алекс».

Он знал, что от еженедельных телефонных разговоров с Лейси сердце Моны буквально разрывается на части. Он понимал, как сильно она переживает, и букет цветов был лишь способом сказать об этом.

Мона поведала ему, что Лейси назвала ей свое новое место жительства.

— Но я даже Кит не рассказала, — рассказывала она. — Кит обидится — наверняка решит, что я ей не доверяю.

«Вот интересно, — думала Мона, стоя в пробке на шоссе в Вест-Сайд, — у Кит все просто, у Лейси — никогда». Кит познакомилась с Джеем, когда училась в Бостонском колледже, Джей тогда был в аспирантуре в Тафтсе. Они полюбили друг друга и решили пожениться — теперь у них было трое детей и чудесный дом. Джей, может, и склонен к догматизму и порой помпезен, но при этом он хороший отец и муж. Вот на днях устроил Кит сюрприз: подарил золотое колье, на которое она засмотрелась в витрине ювелирного магазина в Риджвуде.

Кит рассказывала, что у Джея дела вдруг опять пошли хорошо. «Рада за них, — подумала Мона. — Ее беспокоило, что у него что-то не ладится. Хотя осенью было ясно видно, что у Джея на уме новые идеи».

"Лейси заслуживает счастья, — думала Мона. — Ей уже пора найти спутника жизни, выйти замуж и обзавестись семьей, я знаю, она уже готова к этому. А вместо этого она в чужом городе, одна, и ей приходится жить под вымышленным именем, поскольку ее жизни угрожает опасность".

В половине восьмого она припарковалась на Западной 46-й улице. Алекс ждет ее не раньше восьми, а значит, у нее есть время, чтобы кое-что сделать.

В газетном ларьке на Таймс-сквер торгуют иногородними газетами, там можно поискать что-нибудь из Миннеаполиса. Она почувствует себя ближе к Лейси, и на сердце станет легче от одной мысли, что Лейси, возможно, читает эту же газету.

Вечер выдался прохладный, но погожий, и Мона с удовольствием прошла пять кварталов до Таймс-сквер. «Когда Джек был жив, мы частенько сюда приезжали, — подумала Мона. — После спектаклей встречались с друзьями, в рестораны ходили. Лейси театр всегда притягивал больше, чем сестру. Она прямо как Джек — без ума была от Бродвея. Наверное, скучает по нему ужасно».

В киоске она высмотрела «Миннеаполис стар трибьюн». «Может, сегодня утром Лейси читала этот же номер», — подумала она. Одно соприкосновение с газетой, казалось, делало ее ближе к дочери.

— Вам пакет дать, мэм?

— О, спасибо, давайте. — Мона достала из сумочки кошелек, продавец сложил газету и положил ее в пакет.

В ресторане на входе оказалась очередь. Мона увидела, что Алекс уже дожидается ее за столиком, и поспешила к нему.

— Прости, кажется, я опоздала, — сказала она.

Он встал и поцеловал ее в щеку.

— Совсем не опоздала, но у тебя щеки холодные. Ты что, из Нью-Джерси пешком шла?

— Нет, я рано приехала и решила сходить купить газету.

Карлос, их бессменный официант, уже был рядом.

— Миссис Фаррелл, позвольте ваше пальто. Хотите, и пакет сдам в гардероб?

— Почему бы не оставить здесь? — предложил Алекс. Он взял пакет из ее рук и положил его на свободный стул за их столиком.

Вечер, как всегда, был великолепен. Рука Алекса Карбайна лежала на руке Моны. Подали кофе-эспрессо.

— Сегодня у тебя спокойный вечер выдался, — поддразнивала его Мона. — Ты вставал и садился от силы раз десять.

— Я просто подумал, может, из-за этого ты газету купила.

— Нет, что ты. Хотя на самом деле успела просмотреть заголовки. — Мона взяла сумочку. — Теперь моя очередь вставать. Я скоро вернусь.

В половине двенадцатого Алекс проводил ее до машины. В час ночи ресторан закрылся, и персонал разошелся по домам.