Избранник смерти (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте". Страница 6

Лаврентий принялся бить Субтильного по роже, яростно брызжа слюной и хрипя:

— На! Получай, скотина! Чьей теперь кровью пахнет?!

— Я убью тебя, сучоныш! — провизжал в ответ окровавленный урод, закрываясь руками и вертя башкой.

Лихов превратился в обычного человека, ведь в подобной ситуации даже опытный маг с трудом смог бы войти в магический транс, что уж говорить о таком юнце. В обычной же драке Субтильный оказался слабее Лаврушки, который мгновение назад ещё раз угодил в его хрустнувший нос. Однако это был последний весомый успех Астафьева. Его удары замедлились, а изо рта стало вылетать усталое сипение.

И тут уже я вступил в игру. Схватил спутника за плечи, стащил его с мага и весомо проговорил:

— Лаврентий, прекращай, ты победил. Прояви благородство и пощади своего оппонента. Он, кажется, уже напрудил в штаны.

— Лихов, передай Петровым, что Всеволод победил в дуэли честно! Пусть они спросят секундантов! — прокричал паренёк, не пытаясь вырваться из моих рук.

— Поганец, — простонал Субтильный и с трудом встал на ноги. Он весь был в грязи, а по его лбу и подбородку стекала кровь. Зенки же горели, точно угли.

— Ещё хочешь?! — выхаркнул Астафьев, раздувая крылья носа.

— Лаврентий, остынь. А ты отвечай, когда прибудут Петровы? — холодно спросил я у мага, которого после пережитого унижения била крупная дрожь.

— Скоро! Скоро! И тебя они тоже накажут! Можешь не сомневаться! Им плевать на то, что ты мастер смерти! — истерично выпалил Лихов и попытался плюнуть в мою сторону, но слюна повисла на его подбородке. Он нервно отёр её рукой и со всех ног бросился прочь, вереща на бегу: — Вы мертвецы! Копайте могилы!

— Какой же мерзкий тип. Мне аж помыться захотелось, — брезгливо процедил я, глянув вслед скрывшему среди деревьев уроду.

— А Петровы ещё мерзее, — зло прошипел Лаврентий, подобрал валяющийся в траве котелок и приказал быкам: — Пошли прочь, мордофили!

Они благодарно покивали и тут же свалили, тяжеловесно топая ногами. Да и нам пора идти. Я махнул Астафьеву и двинулся по тропинке. Под подошвами ботинок снова зачавкала грязь, которой аккомпанировал шум капель, срывающихся с деревьев. Да ещё паренёк рядом запыхтел. Он на ходу принялся лопухом оттирать перепачканный сюртук, но вскоре раздражённо бросил это занятие.

— Нет, гиблое дело. Дай бог ежели служанки справятся с этой грязью, — Лаврентий на пару секунд замолчал, а потом продолжил, но уже с горячими нотками гнева: — Всё-таки каков же пёс этот Лихов! Ходил по городу тише воды, ниже травы, а сейчас осмелел, почуяв приближение Петровых.

— Ага, гад ползучий. А какая у него ступень? — спросил я и отодвинул ветки, низко нависшие над тропинкой. Они будто так и норовили выколоть кому-нибудь глаз.

— Восьмая. Повезло, что он растерялся, когда понял, что ты мастер смерти, иначе бы нас с тобой побили самым позорным образом, — мрачно сказал паренёк. — Ты бы не справился с ним. Мы хоть пока и не знаем какая у тебя ступень, но дед говорит, что она вряд ли выше третьей. Э-эх, когда уже у меня проснётся дар?

— В семнадцать лет, как и у всех магов. И будешь ты на радостях огненными шарами кидаться направо и налево. Сарай какой-нибудь точно спалишь.

— Да у меня небось откроется дар второй ступени, — печально вздохнул Лавруша. — А что такое вторая ступень? Приличные дворяне начинают с третьей. Да и кто такой по нынешним меркам огневик? Один из многих, а вот мастер смерти — это да! Вас даже в Петрограде мало, а это столица Империи.

Да, тут Лаврушка был прав. Мастеров смерти действительно кот наплакал, а уж о том, что кто-то из нас появится в Гати, наверное, никто и подумать не мог. Это как увидеть Мадонну в Урюпинске. И пофиг какую именно Мадонну: ту, что поёт, или оригинал той, что с младенцем на руках.

Внезапно Лаврентий зацепился ногой за торчащий из земли корень, чертыхнулся, а затем с лёгкой завистью продолжил:

— Я когда деду телефонировал из Петрограда, так он мне говорил, что Андрей ох как шустро постигает магическую науку. В транс уже с открытыми глазами научился впадать, да и парой заклинаний овладел. А я, значится, не до конца ему верил. Думал, привирает он. Обычно ведь на постижение транса маг тратит почти полгода. И ежели бы не лекарь Кузьма Иванович, то я бы подумал, что ты старше, но он с апломбом заявил, что тебе семнадцать лет стукнуло по августу сего года.

Не мне, а моему нынешнему телу, чей бывший хозяин откликался на имя Гаврила. Он был единственным сыном мелкого купчика, и родители в нём души не чаяли, любили даже больше его младшей сестры. Батя с матей во всём ему потакали, и когда парень проявил тягу к знаниям, то они не пожалели денег на книги и учителей. И всё в жизни Гаврилы было хорошо, пока не случилась беда. Сперва его папенька разорился в пух и прах, а потом пришла страшная болезнь, которая быстро унесла и отца, и мать, и сестру. А кроме них у парня не было никаких родственников, да и внутреннего стержня у него, как оказалось, тоже не было. Удары судьбы привели его на тот утёс, а до этого он целый день в смертельной апатии скитался по лесу, но прежде его как безбилетника ссадили с поезда Петрозаводск-Петроград, а на станции кто-то украл последние вещи парня.

Вот такая трагическая судьба постигла Гаврилу. Вероятно, он даже не боролся за своё тело, в которое я случайно подселился. По крайней мере, мне ни разу не доводилось ощущать чьё-то присутствие в этой оболочке.

Вдруг Лаврентий таинственно спросил, прогнав витающие в моей голове мысли:

— В чём твой секрет, Андрей? Почему магия ластится к себе, точно верная собачонка?

— Всё дело в моём ангельском характере. Ты присмотрись, присмотрись. Видишь нимб над моей головой?

— Нет у тебя никакого нимба. И дело точно не в характере. Он у тебя колючий и ершистый. И ещё у тебя остроты порой злые и непонятные, — покачал головой младший Астафьев и следом за мной выбрался из леса на разбитую дорогу.

В сотне метров слева мигали огоньки городка, а справа из-за высокого деревянного забора выглядывал трёхэтажный дом из потемневших от времени брёвен. Это и было родовое гнездо Астафьевых. Оно оседлало небольшой лесистый холм, окружённый с трёх сторон корабельными соснами. Идеальное место для интроверта. Из соседей только белки и ежи.

Илья Макарович весьма неохотно покидал этот дом, даже несмотря на то, что к нему в гости редко кто наведывался. Друзей у него практически не было, а весь род Астафьевых состоял всего из трёх человек: Всеволода, Лаврентия и, собственно, самого Ильи Макаровича.

Между тем паренёк открыл скрипнувшую калитку, и тотчас забрехали бдительные собаки, а из конюшни донеслось недовольное ржание. Я мельком глянул на конюшню и двинулся к дому по выложенной брусчаткой широкой тропинке. По бокам темнели хозяйственные постройки, а около каретного сарая, под навесом, уютно устроился чёрный автомобиль, похожий на выкидыш кареты и глазастого фольксвагена-жука на мотоциклетных колёсах. Одна из собак лаяла как раз из-под автомобиля, и лаяла она исключительно на меня, но напасть боялась, поскольку чувствовала мастера смерти.

Собачий лай заставил выйти на крыльцо старика в ватнике. Он всегда мёрз, даже в августе. Однако, несмотря на возраст, дедок обладал исключительно острым зрением бывалого охотника, бьющего белку со ста метров даже без ружья.

— Батюшки мои, сударь Астафьев, где это вы так измазались?! — ахнул старик, всплеснув сухонькими ручонками, напоминающими птичьи лапки.

— Неважно, Потап, — отмахнулся Лаврентий, скрипнув первой ступенькой крыльца. — Пригласи моего брата и деда в гостиную комнату, а я пока переоденусь.

Дедок потопал исполнять поручение дворянина.

И всего через четверть часа я уже восседал на софе рядом с Лаврушкой и лениво рассматривал сурового вида гостиную, освещённую керосинкой. С бревенчатых стен незряче глядели головы животных, а на дощатом полу раскинулись мохнатые шкуры, которые попирал ножками массивный дубовый стол.