Венский вальс (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 14

— Но идея-то неплохая, — хмыкнул я. — У нас ведь тоже в законодательстве есть подобные нормы. А вдовам с детьми должно государство помогать.

— Идея неплохая, не спорю. А наше государство помогает вдовам? Сколько мы средств ежемесячно на это выделяем, а?

Я замялся. Вроде бы, что-то вдовам и полагается, но не уверен, что много. Но Наталья не хуже меня знает, что сейчас у нас просто возможности нет помогать всем и каждому. Знаю по опыту земляков из Череповецкой губернии — детям до семи лет ежемесячно выдают усиленные пайки, но всегда ли получается это сделать? Но все равно, хреново сейчас в России. Слабая отговорка, что я сам тут вроде и ни при чем.

Наташа вздохнула, развела руками и вернулась к теории.

— Я в девятом году, пока в ссылке была, работу Реннера по национальному вопросу на русский язык переводила — Владимир Ильич попросил. Реннер в те годы ратовал за многонациональное государство в виде демократической федерации на основе политического и культурного равноправия меньшинств.

— Тоже правильно, — кивнул я, а потом спросил. — Но Австрия сейчас, мононациональное государство, какое там национальное строительство?

— Там теперь тоже свои подходы, — хмыкнула Наташа. — Решают бывшие наши товарищи, что им выгоднее? Не то самим по себе быть, не то к Германии присоединяться. Если остаться в одиночестве — им не выжить. А к Германии им не разрешили примкнуть, хотя австрийцы этого и желали. Но будут еще попытки. Австрийцы — те же немцы. Язык отличается, так и у немцев разные диалекты. Но в большинстве, австромарксисты склоняются к идее воссоединения всех немецких земель. А для пангерманцев аншлюс — это самое главное.

Ишь ты, аншлюс… А я-то думал, что термин появился позже, в тридцать восьмом.

— Наши товарищи в Германии и Чехии считают — скоро социал-демократы уйдут в тень, а власть в Австрии захватят пангерманцы и примутся возрождать национальное величие у себя, а потом и в остальном мире. А население Австрии, если коммунисты продолжат отсиживаться в кустах, их поддержит.

Население поддержит. И пангерманцы примутся восстанавливать былое величие. А в союзе с немецкими фашистами (хотя, не совсем правильно, зато привычно), начнут восстанавливать рейх, искореняя все, что представляет угрозу этому величию. И, не только все, но и всех.

Глава седьмая. Группа — на выезд

Печально, когда все планы, составленные на день, идут под хвост пушистому зверю из-за одного единственного звонка.

— Тебя, — сказала Наталья, передавая мне трубку.

Сегодня супруга отрабатывала должность переводчицы — читала немецкие и французские газеты, отыскивая в них что-нибудь важное, касающееся Австрии. Странно, но в киосках Парижа не оказалось австрийских газет, а мне, перед визитом в посольство, хотелось быть в курсе новостей и событий, происходивших в бывшей Австро-Венгерской империи.

— Товарищ Кустов? — услышал я на том конце провода. Сказано по-русски, что уже редкость.

— Он самый, — подтвердил я. — А с кем я имею честь?

— Представлюсь при встрече, — пообещал незнакомый голос. — Пока могу только сказать — финикийский корабль.

Я чуть не кинул трубку обратно на рычажок — что за дурацкие шутки? Потом вспомнил… Ассоциативный ряд, придуманный моим тогдашним начальником товарищем Кедровым.

Повеяло восемнадцатым годом, Архангельском, моими шифровками и участием в освобождении арестованных коммунистов. Эх, хорошее время было.

— Сидон, — назвал я первую часть отзыва, сделал паузу, спросил. — Второй город не помню, но если назовете подсказку, то вспомню? Или не нужно?

Незнакомец на том конце провода замялся, потом сказал:

— Не нужно.

Не нужно, значит, «подсказки» товарищ не знает. Уже хорошо. Мы с Председателем ВЧК решили использовать систему старых паролей, разработанных Кедровым, но с некоторыми поправками. Если в ответ на пароль я произношу «Сидон», а большего от меня не требуют, то я должен помочь, но не более. Но если товарищ, в ответ на мою просьбу называет подсказку — мол, город на острове, что захватил Александр, то в этом случае я говорю «Тир» и поступаю в его распоряжение на все время операции. Феликс Эдмундович обещал, что такого случая быть не должно, но кто знает? В данный момент, неизвестный товарищ от Дзержинского полномочий на мое полное использование не получил. Стало быть, дело важное (а иначе бы на меня не вышли), но не настолько, чтобы рисковать и мной, и торгпредством.

— Когда и где? — спросил я.

— Через два часа. Парк Тюильри, рядом со скульптурной композицией — в центре старик, а по бокам двое молодых мужчин. Я в сером костюме, в кепке, в руках газета.

— До встречи через два часа, — сказал я, вешая трубку.

Значит, встречаемся в саду Тюильри, рядом с «Каином и сыновьями». Здоровенная композиция, но имя скульптора не помню. Судя по всему, человек приезжий, а иначе бы выбрал место более спокойное. Парк, а точнее сад Тюильри, парижане любят. Но так оно даже и лучше.

— Олег Васильевич, а через три часа вы должны быть в австрийском посольстве, — ехидно напомнила мне супруга. — Успеешь? Кто мне пообещал, что «Сказки Венского леса» пойдем слушать?

Что да, то да. Встреча со статс-секретарем должна состояться, но здесь, как я полагаю, дело более важное.

— Придется позвонить австриякам и либо отменить встречу, либо пойдешь ты и Никита, — решил я.

— Давай-ка я самому статс-секретарю позвоню, — решила Наталья, снимая трубку. Связавшись с посольством, она бодро зачирикала по-немецки. Из разговора я понял лишь хер Реннер, фрау Комаровская, а потом уже и камрад Карл. Верно, Наталья связалась с самим статс-секретарем, потому что она уже вовсю смеялась, обсуждая с экс-канцлером Австрии дела минувших дней. Но возревновать супругу я не успел, потому что она положила трубку за пару минут до того, как из меня начал вылезать Отелло.

— Ну вот, все решили. Никиту можно не тревожить, поеду одна, Раннер меня помнит. На всякий случай я сейчас себе удостоверение сотрудника торгпредства на нашем бланке напечатаю, а ты подпишешь. Основные моменты мы с товарищем Карлом обсудим, а если что-то еще понадобится, то ты и сам сможешь с ним потом встретиться. Встреча через три часа, значит, я еще успею заехать домой, то есть, к родителям, переодеться. Машину дашь?

Я кивнул. Как же не дать машину любимой жене, если мне до сада Тюильри идти минут двадцать неспешным ходом? Но лучше выйти пораньше, а не впритык, чтобы осталось время на «оглядеться и осмотреться». Зачем это нужно? А кто его знает. Пароль мне назвали правильный, но коли товарищей я не знаю, то хуже не будет. А еще, не взять ли мне боевое сопровождение? Пуганая ворона и куста боится. Но официальную охрану брать не стоит.

Наталья, чмокнув любимого мужа в щечку, убежала переодеваться, хотя, на мой взгляд, она и так выглядела вполне прилично, а я пошел в кабинет техсотрудников, где Светлана Николаевна и младшие товарищи заполняли учетные журналы. Вызвав в коридор товарища Исакову, спросил:

— Не хотите с мужем прогуляться до Тюильри, а заодно выгулять своего начальника?

— Оружие брать? — деловито поинтересовалась бывшая подпольщица.

— Ваш наган в сумочке много места занимает, — вздохнул я.

— Наган пусть Саша берет, а у меня нынче браунинг, — парировала Светлана Николаевна.

Вот ведь, какой у меня народ. Без оружия, как без штанов, а применительно к женщине — как без шляпки.

В сад Тюильри мы явились за двадцать минут до назначенного времени. Я впереди, чета Исаковых сзади.

Прошелся вокруг восьмиугольного пруда — октогоналя, отправился к «Каину». Ага, а вон того молодого человека, рыскающего глазами по сторонам, я уже где-то видел. Точно, видел я его в вагоне поезда, увозившего меня в Париж, а он, вместе с товарищами, вышел в Берлине. И я уже догадался, кто станет ждать меня с газетой в руках. Товарищ, возрастом мне ровесник, но выглядевший, как и я, старше своих лет.

Так и есть — товарищ Шпигельглас собственной персоной. Увидев меня, вначале удивился, потом заулыбался. Вероятно, тоже вспомнил меня как одного из попутчиков. Но я, как и положено, сказал: