Единственное желание. Книга 2 (СИ) - Черпинская Надежда. Страница 86

– Мне кажется, я уже никогда не стану смеяться. Глядя на тебя, я не могу не думать о том, что произошло. Шеали говорит, нам двоим слишком тесно в Эруарде. Иногда мне кажется, что он прав, – Келэйя опустила глаза.

– Ты хочешь… – Кайл с трудом нашёл в себе силы продолжить: – Мне уехать?

Ответить она не успела.

– Вот так картина! – язвительный голос за спиной мог принадлежать только мужу Кеи. – Хоть сейчас на гобелен… Я-то думаю, где моя ненаглядная жёнушка? Наверное, скорбит на могиле отца. А, похоже, ей тут совсем не грустно. У неё тут приятная компания…

Шеали остановился рядом, уперев руки в боки. Келэйя отпрянула от полукровки, словно застигнутая за чем-то постыдным.

– Мы только говорили…

– О, да! Лучшего собеседника не найти. С мужем тебе говорить всегда не хочется, а тут, пожалуйста! Пора это прекращать. Мало того, что он себя мнит сыном хозяина, так он, пожалуй, скоро решит, что у него и на миледи Эруарда есть все права. А может, ты и не против, дорогая?

– Не смей так говорить с ней! – прошипел Кайл.

– А то что? – подался вперёд Шеали. – Я – её муж, я – хозяин этого замка! А ты кто такой?

– Шеали, прошу, не надо! – Кея вцепилась в плечо супруга.

– Защищаешь его? – хмыкнул тот. – Прах твоего отца сейчас там, под этим камнем, из-за него, а ты защищаешь этого выродка. Была бы у тебя совесть, бастард, ты давно бы убрался отсюда сам!

– Хочешь вышвырнуть меня из моего же замка? – процедил сквозь зубы Кайл, глядя в наглые глаза Шеали.

– Ого! Твоего замка? Келэйя, ты слышишь? Это, оказывается, его замок! Я тебе давно говорю, хозяин в Эруарде должен быть только один… Укажи, наконец, этому бастарду его место!

– Прекратите оба! Хватит! – закричала Кея, досадливо сжимая кулаки.

– Хозяйка Эруарда – миледи Келэйя. А ты просто нахлебник, что живёт за её счёт, – Кайл не смог сдержаться.

– А ты всю жизнь был нахлебником. Сидел на шее у милорда Ратура, – не остался в долгу Шеали, – и тем его отблагодарил, что отправил за Грань Мира. А может, ты этого и хотел? Может, это вышло не случайно, а? Замыслил прибрать к рукам его замок, и его дочь. Надеялся, небось, свалить всё на меня, да не вышло. Скажи, давно ты задумал это?

Кайл знал, что давать волю рукам – последнее дело. Но иногда он чувствовал, как гнев, закипая внутри, выплёскивается наружу. В такие моменты он не умел себя сдержать, остановить. В такие мгновения он сначала бил, а потом уже понимал, что не стоило.

Шеали отлетел на несколько шагов, истошно взвыл, с трудом сумел подняться на колени. Обеими руками он зажимал разбитый нос и дико вопил. Кровь бежала сквозь сомкнутые пальцы, заливая одежду, снег, ближайшее надгробье.

– Зверь! Дикарь! Нос мне сломал! А-а-а-а… Келэйя! Я его убью, убью гадёныша!

Владетельная миледи Эруарда испуганно подскочила к мужу, пытаясь оторвать его руки от лица, чтобы оценить серьёзность ранения. Судя по обилию крови, досталось Шеали изрядно.

– Вставай! Осторожно… – Кея помогла бедняге подняться на ноги и с каменным лицом обернулась к Кайлу, испуганному собственной несдержанностью. – Как я устала от этих распрей! Мой муж прав – у каждого замка должен быть хозяин, и только один. Он – мой милорд, он – хозяин Эруарда. А ты… Уезжай отсюда! Я не желаю видеть тебя больше никогда. Ты теперь свободный человек, как того хотел мой отец. Ты свободен. Так живи, как сочтёшь правильным. Подальше отсюда. Я желаю тебе удачи! Но только не здесь. Я дам тебе денег на первое время. Ты можешь взять всё, что тебе нужно. И, разумеется, Хагдонна – это ведь твой конь. Прощай, Кайл! Жаль… но… так всем будет лучше. Я свой выбор давно сделала, и теперь уже ничего не исправить. Ничего. Я не могу простить тебя. Я никогда не смогу тебя простить! А ты, надеюсь, меня простить сможешь… когда-нибудь, много-много лет спустя…

***

Он покинул замок ещё до рассвета.

Утро выдалось морозным и пасмурным. Восходящее солнце утонуло в густом и плотном саване тяжёлых пепельно-серых туч. Они нависали над головой непроницаемые, гнетущие, равнодушные к судьбам людским и, казалось, цеплялись за высокие острые шпили башен. Северный ветер неторопливо гнал косматые обрывки их мрачной стаи на юг, сыпал в лицо колючими льдистыми песчинками снега.

«И меня ветер погонит прочь, как эти облака, – подумал Кайл. – Видно, сегодня нам по пути, небесные изгнанники?»

Замок ещё спал, и мир был окутан той глубокой, чистой, абсолютной тишиной, какая бывает лишь на рассвете, зимой, когда звуки и свет вязнут в серебристых туманах и мягком, пушистом, как лисий мех, покрове снега.

Он решил уехать прежде, чем взойдёт солнце, начнётся новый день, и жизнь в каменных лабиринтах Эруарда забурлит, забьёт ключом.

Следовало торопиться. Кое-кто из прислуги уже пробудился, ибо у многих были дела, не терпящие долгого лежания в тёпленькой постели.

Пока Кайл шёл к конюшне, заметил, как служанка, кутаясь в широкий пуховый платок, юркнула из кухни в курятник. Собаки, дремавшие под навесом, от холода сбившись в кучу, проснулись при звуке её шагов, подскочили, завиляли хвостами, а проводив её до сарая, уселись нестройной вереницей у неплотно прикрытой двери – дожидаться подачки, когда та пойдёт обратно.

Из кухни веяло тёплом – там уже вовсю трещала, поглощая хворост, прожорливая печь, и ветер принёс бархатный аромат свежеиспечённого хлеба, такой родной, надёжный, знакомый с детства. О, как его будет не доставать в чужих краях!

«Должно быть, Шэрми уже воркует над своей стряпней…»

Мысли проплывали в голове Кайла, как облака в небе – из ниоткуда в никуда. Просто сейчас ничто не ускользало от его взгляда, каждая мелочь казалась значимой и бесценной.

«Родимая Шэрми, интересно, застал ли тебя хоть один рассвет в твоей жизни спящей? Может, только в младенчестве. Всегда на ногах ещё до солнца, и позаботишься обо всех, чтоб сыты были, и слово доброе для каждого найдёшь. Мне будет не доставать твоих мудрых наставлений, твоего добродушного ворчания по утрам. Мне будет не доставать всего этого!» – мысленно добавил Кайл, и сердце сдавило таким горьким отчаянием, что дышать стало больно.

Он посмотрел на изукрашенные морозными узорами окна спальни, где почивала в этот ранний час миледи Келэйя, обнимая во сне супруга, и понял вдруг, что больше не может сделать ни шагу.

Эруард – был его домом, его сердцем, его душой. Эти суровые скалы стали его сутью, вросли в него, и, чтобы позабыть их, нужно вырвать всё это из памяти своей, часть своей души вырвать. Но Кайл знал, что всегда и везде, где бы он ни был, засыпая, он будет слышать голос Спящего моря в Поющем гроте, слышать его таинственный шёпот в безлунную ночь и гневный рёв в зимнее ненастье.

Хлёсткий порыв ветра ударил в лицо, острые льдинки снега резанули по глазам, и в тот же миг в память отчётливо врезался вчерашний вечер, слова Келэйи, ещё более холодные и жёсткие, чем этот студёный ветер.

– Нет пути назад! – вслух сказал себе Кайл, отгоняя глупые мысли зайти попрощаться к Шэрми, взять на дорожку её сказочный хрустящий горячий хлеб, потянуть немного время в надежде на чудо.

Он запахнулся в плащ поплотнее и решительно направился в конюшню.

Хагдонн не удивился раннему визиту юноши – не впервой было пускаться в путь ни свет ни заря. В этом замке вообще мало кто отличался склонностью к позднему сну.

Конь узнал своего хозяина ещё с порога, оживился, зафыркал обрадовано и трижды приветственно мотнул головой, когда тот открыл дверь в стойло. Кайл с грустной улыбкой взъерошил густую мохнатую чёлку. Хагдонн переступал нетерпеливо, поджидая, пока его оседлают. Ему не терпелось размяться после долгой ночи, бархатные ноздри его соскучились по свежему морозному воздуху, по ветру, что гулял над зимними пустошами Эруарда.

Кайлу и самому в это утро казалось, что время словно застыло на месте. Оно тянулось, как долгие зимние вечера здесь, на севере, исполненные сумрака и ожидания весны, тягучие, как леденцы из жжёного сахара, что готовила на праздник Солнцестояния добродушная Шэрми для своих любимцев – совсем ещё желторотых птенцов: Кайла и Кеи.