Короли серости (СИ) - Темиржанов Артур. Страница 70
— Просто ответь на вопрос.
Ардаш насупился:
— Отец зовёт тебя.
— Скажи, что я не приду.
Ардаш сделал шаг ближе. В его глазах читался едва сдерживаемый гнев:
— Ему осталось не больше месяца. И он позвал тебя, как старшего сына. Не меня, который был всё это время рядом. Не меня, который всегда старался ему во всём угодить. А тебя! Урода, бросившего клан и семью, плюнувшего на предков и традиции воинов. Ты знаешь, что из-за тебя молодёжь кланов смеётся над нами? Ты обрёк нас на стыд и позор. Но ты ещё можешь кое-что исправить. И хочешь ты того или нет, я заставлю тебя это сделать.
— Ты можешь попробовать, — вздохнул Насиф.
— Ну уж нет, — ответил Ардаш, улыбнувшись. Повернувшись к входу, он крикнул: — Взять его!
Не успел Насиф сказать и слова протеста, как его окружил десяток солдат. Его взяли под руки и вывели. Он обернулся посмотреть на Арстана и увидел, как шаман кивнул ему. «Что же, значит, так надо».
В подъезде изо всех дверей торчали любопытствующие лица, но стоило Ардашу кинуть злобный взгляд, как все они попрятались. Насиф поморщился, как только его вывели из дома — он так давно не был под солнцем, что и забыл, как оно выглядит. Их маленькое пристанище в квартале неприкасаемых окружили новейшие девятиэтажки, построенные кланами для крестьян — чуть ли не самой важной касты пятиединства. В неё входили земледельцы, скотоводы и ремесленники. Ближе к центру Караса в коттеджах жила каста возвышенных, в которую входили купцы, представители малых кланов, чиновники и слуги. Неприкасаемые же жили там, где им выделяли кварталы — или на улице, забившись в переулках между домами, стараясь не запятнать взора господ. Насиф ярко помнил момент из детства, когда его отправили гулять с девочкой из другого клана под присмотром воспитательницы и солдат. Воспитательница была бывшей неприкасаемой, которой очень повезло быть избранной служанкой при дворце. Когда они гуляли, на одной из улиц им дорогу перерезал старичок-неприкасаемый, толкавший перед собой тележку со своими немногочисленными пожитками. Увидев господ, он так замешкался, что случайно опрокинул всё своё барахло прямо перед воспитательницей. Её это настолько взбесило, что она приказала солдатам зарубить старичка, что солдаты сделали на том же самом месте. Уже тогда Насиф понял, что когда люди говорят про борьбу с тиранией, они на самом деле не хотят менять уклад государства: они просто жалеют, что им нельзя угнетать других.
На улице уже ждали машины. Затолкав Насифа в шестиколёсный бронированный вездеход, солдаты сели в крытый брезентом кузов грузовика, стоявшего спереди. Рядом с Насифом сел Ардаш. Грузовик с солдатами тронулся вперёд, водитель вездехода поехал следом.
— Какой же ты всё-таки неблагодарный сукин сын, — пробормотал Ардаш, уставившись в окно.
— Эй, она и твоя мама, — пробурчал Насиф.
— Тебя она всегда любила больше. И делала вид, будто меня не существует.
— А за что было тебя любить? — спросил Насиф. — Ты всегда лгал, ябедничал и лебезил. Судя по мундиру, даже сейчас ты продолжаешь делать то же самое.
— Следи за языком, — отрезал Ардаш. — В отличие от тебя я форму не позорю. Я воин и собираюсь следовать этому пути.
— Правда? — усмехнулся Насиф. — А что же ты тогда ещё не вытатуировал синюю полоску на губе? Я-то всегда понимал, что это не мой путь. И пусть люди смеются надо мной, но я в отличие от них знаю, что не синяя полоска делает меня воином. Я могу нарисовать её краской и стереть. Они же обречены быть теми, кем их нарекли. Без свободы выбора. Марионетки без ниток, что танцуют сами, лишь бы угодить своему господину.
— Пусть так, — согласился Ардаш. — Зато ты выглядишь как девка, наносящая макияж для светского выхода и примеряющая платье, которое выгодно подчёркивает её фигуру. Сегодня ты воин, а завтра нет? Не смеши меня. Даже сейчас ты увиливаешь от ответственности. Отец вызвал тебя, потому что ты старший сын, а не потому что ты того заслуживаешь.
Насиф расхохотался:
— И теперь ты скажешь, что традиции не глупы? Несмотря на все твои заслуги, он выбрал меня, потому что я первый, а ты второй. Хотя, знаешь, мне кажется, дело не в этом. Отец достаточно разбирается в людях, чтобы понять — отдавать управление кланом тебе в руки смерти подобно.
Ардаш внимательно посмотрел на него и сказал:
— Почему мы вообще об этом разговариваем? Сегодня ты станешь главой. Я всё равно буду тебе подчиняться. Зачем ты продолжаешь унижать меня? Неужели ты меня так ненавидишь?
Насиф лишь сумел выдавить грустную улыбку:
— Я не пытаюсь тебя унизить, братец. Просто не понимаю, как за столько времени, гоняясь за славой и почётом, ты не понял одного: если не умеешь любить, то и не любим будешь.
Ардаш лишь покачал головой и снова уставился в окно. Но Насиф и не ожидал, что тот его поймёт. Они друг друга никогда не понимали — и это было нормально. Во всяком случае, Насиф так считал. Ардаш же всю жизнь только и делал, что пытался понравиться брату, и искренне не понимал, почему его мерзкое поведение вызывает такое отторжение. Он был из той прослойки людей, которую в мировоззрении сааксцев называли «серыми»: теми, кто даже самые отвратительные свои деяния готовы были оправдать высшими целями. Они не были добрыми или злыми, но они меняли мир. Таких людей очень уважали — до тех пор, пока не знакомились с ними лично. Насифу казалось странным, как за годы интерпретаций учения пророка люди пришли к выводу, что быть человеком, меняющим мир, намного важнее, чем быть добрым. Пророк всегда учил в первую очередь милосердию, и всё же люди стали идеализировать беспощадность, обусловленную стремлением к идеалам. Он повидал достаточно воинов и офицеров, отправлявших солдат на верную смерть, оправдывая всё тем, что они погибали во имя процветания Союза. И всегда они говорили это с гордостью, будто кровь на руках делала их величественнее. Забавно было, что Ардаш не следовал чужому идеалу: он с рождения был таким. Маленьким хитроумным сорванцом, способным предать всех и вся, лишь бы урвать кусок побольше. Даже по службе он продвинулся намного дальше за меньшее время, чем Насиф.
Вездеход, наконец, примчал их к входу к огромному амфитеатру. Даже отсюда Насиф слышал крики толпы — и всё внутри него замерло. Настал момент, которого он так долго ждал и которого так долго боялся. Он обманывал себя, думая, что сможет легко его избежать. Что может спихнуть всё на Ардаша. Он недооценил брата. Даже будучи маленьким завистливым негодяем, он всё равно чтил волю отца, как свою собственную. И если отец сказал, что старший сын должен взять в руки бразды правления, так тому и быть.
Ардаш вышел первым, а затем выпустил брата. Насиф почувствовал запахи, въевшиеся в стены здания: песка и крови. Ладони тут же вспотели, в ушах зазвенело от волнения. Высеченные из камня бойцы с печалью взирали на него со стен. С невероятной отчётливостью Насиф увидел каждую пору на лице Ардаша, который ободряюще тронул его за плечо и повёл за собой. Стражники, стоявшие у входа с копьями, поклонились и распахнули ворота. Больше отступать было некуда.
Казалось, толпа заняла все свободные места. В такие дни даже неприкасаемых пускали внутрь как полноценных граждан. Увидев, что наследник всё-таки пришёл, люди одобрительно взревели. Коротко поклонившись, Ардаш утащил Насифа в коридор, отделённый от арены решётками. Там в одном из альковов его уже ждали оружейники.
— Он взял два коротких меча, — сообщил один из слуг. — Брони не надел.
— Как ожидаемо, — пробормотал Ардаш. — Всё в атаку, ничего в защиту.
Насиф посмотрел на стол, на котором лежали копья, трезубцы, кнуты и щиты с мечами. Какой-то умник догадался даже подкинуть топоры и метательные ножи. Он почувствовал подступающую к горлу тошноту. «Что мне делать, Арстан?»
Насиф так долго готовился к этому моменту. Думал, что и как произойдёт. И всё же он не ожидал, что отец прикажет привести его именно сюда. Он представлял, что они встретятся во дворце, переговорят обо всём. Кто бы мог подумать, что отец решит устроить не просто поединок, а настоящий бой на глазах почти у всего города. Это не было чем-то неслыханным — крупные кланы прибегали к такому при передаче власти, но только если речь шла о двух претендентах примерно одинаковых возрастов. Чтобы отец и сын сражались в амфитеатре при обычном наследовании — вот это было действительно необычным.