Доброволец - Марчук Николай Петрович. Страница 16

– Да?! Умный самый? Ну, хорошо. Слышал, небось, о расстреле царской семьи Николая Второго?

– Ну слышал, и что? – откровенно хохотнул я. – Тоже у вас в Керчи расстреляли, хочешь сказать?

– Нет, не в Керчи, но тот, кто отдал приказ о расстреле Николая Второго и его семьи, был из Керчи. Его фамилия Войков, и в его честь назван самый большой район Керчи. Понял? Ну, и что ты на это скажешь?

– Ничего не скажу, – отмахнулся и налил еще по одной. – Давайте помянем всех невинно расстрелянных: стариков, детей, женщин, военнопленных, короче, всех, над кем изгалялись фашисты! – Я решил перевести разговор в иное русло.

Керчанин тут же махнул свою порцию и даже не закусил, обиженно хорохорясь. Серега вообще пить не стал, он проигнорировал свою долю, чем тут же воспользовался Петрович, допив за молчаливым пулеметчиком. Я выпил самым последним, выждав минут десять. Лучше перебдеть, чем недобдеть и сидеть потом на облачке с арфой под мышкой, грустно созерцая грешную Землю внизу.

Куравлевка погибла из-за фляги отравленного самогона. Чертовы цыгане подкинули на наш пост тогда пузырь с травленным вискарем, постовые наглотались этой дряни и тут же откинули копыта, а цыганва поперла штурмом на нашу деревеньку. Бой продолжался три часа, цыган мы тогда выбили, но треть домов сгорела, восемнадцать бойцов погибло в той перестрелке, в итоге пришлось через пару месяцев оставить родное село. С тех пор я с подозрением отношусь ко всем случайно найденным спиртным напиткам.

– Итак, господа-товарищи, хотите ли вы обогатиться, набив карманы звонкой монетой? – обратился я к присутствующим, когда котелок с кашей, сдобренной тушенкой, был опустошен.

– Конечно, а что, есть конкретное предложение? – выскребая ложкой дно казана, спросил Ванек.

– Конечно, есть. Ты же не думаешь, что я просто так напросился на этот блокпост?

– Я думал, что мы здесь схоронились от уголков из третьего взвода, – предположил Болтун.

– И это тоже, но не совсем. В паре километров отсюда, где-то на краю этого плато, в роще эвкалиптов, есть одинокая усадьба, где живет богатенький буратино, – объявил я всем присутствующим. – Мы захватим эту усадьбу и вытряхнем карманы этого богатея.

– Звыдкы ты об этом знаешь? – спросил Петрович. – Турок расповыв? – кивнул он на Исмаила.

– Ага, – подтвердил я. – Хозяин этой усадьбы стоматолог, причем единственный на пару сотен километров вокруг. Сами понимаете, что в нынешние времена хороший зубник на вес золота, причем в буквальном смысле этого слова. Ну что, как вам такой план?

– Я за! – тут же отозвался Ванек.

– И я також за! – кивнул Петрович.

Серега пожал плечами и тоже кивнул в знак согласия. Все повернулись в сторону турчонка, но он мирно сопел, уснув сидя, облокотившись о столб.

– Думаю, что он против не будет. Кстати, у этого стоматолога есть еще и быстроходный катер, так что, если окажется, что у него слишком много поживы, то можно сгрузить все на катер и, послав на хрен нашу команду, свалить в одиночку. Доберемся до Крыма, а там я придумаю, чем заняться, есть у меня пара перспективных идей.

– Каких? – тут же заинтересовался Ванек.

– Придет время, расскажу, – отрезал я. – Я спать. Петрович, ты тоже. Ванька и Серега останутся здесь, а мы с турчонком перед рассветом прогуляемся до усадьбы стоматолога и разведаем, что там да как.

Перед тем как завалиться спать, я выбрался из блиндажа и осмотрел в бинокль округу. Море было безмятежным, ветер стих и волнение улеглось. Наш «жабодав» стоял, пришвартованный к короткому пирсу, рядом копошились работяги, стаскивающие все ценное к сухогрузу. Скорее всего, пленных уже погрузили, разделив захваченных турок по степени ценности: молодых девушек и девочек – отдельно, баб постарше и пострашнее – отдельно, специалистов, обладающих полезными навыками, – отдельно, молодых парней и пацанов – отдельно, всех остальных – в расход. Работорговлю еще никто не отменял. Должен же кто-то выполнять тяжелую физическую работу, ублажать уставших после ратных трудов мужчин, латать им раны и ремонтировать корабли и машины. Постапокалиптический мир – он жестокий и бескомпромиссный, здесь нет ЕСПЧ и прочих омбудсменов.

Пожары в селении потушили, выстрелы прекратились, ну а крики и ругань из-за дальности расстояния сюда не доносились. Стороннему зрителю могло показаться, что вокруг мирное время – тишь да благодать!

Проверив автомат и набив дополнительные магазины, завалился спать. Долго спать мне не дали, разбудил Болтун:

– Иваныч, Иваныч, у тебя проволочки нет?

– Чего?! – по ощущениям я проспал всего пять минут.

– Куска проволоки нет?

– Какой, к черту, проволоки? – Я глянул на часы. Ан нет, продрых пару часов. – На кой ляд она тебе нужна?

– Да, я гранаты переснаряжал и кольцо куда-то… потерял! – Ванек продемонстрировал мне руку с зажатой в пальцах гранатой. – Че теперь делать-то?

– Так и ходи, а как турки попрут, в них бросишь! – посоветовал я, переворачиваясь на другой бок.

– Иваныч, ну я серьезно, у меня уже рука затекла. Слушай, а может, ты ее подержишь? Хоть чуть-чуть!

– Керчь, иди в жопу! На хрена ты вообще кольцо трогал?

– Дык я же тебе говорю, я ее переснаряжал, у гранат кольцо всегда с одной стороны, а можно аккуратно усики разжать и завернуть их с другой стороны. Все спецназовцы так делают! – тоном знатока заявил Ванек.

– Уверен?

– Ага! Так что посоветуешь? Где проволоку взять?

– Нигде! Выбрось ее к черту и больше к гранатам не лезь!

– Жалко, да и разбужу всех.

– Все равно вставать пора, – с сожалением произнес я. – У Сереги спрашивал про проволоку?

– Да, но он, как всегда, молчит! Слушай, а он тебе не кажется странным? Молчаливый какой-то.

– Ванек, ты – капитан очевидность! – рассмеялся я. – Буди остальных, предупреди, что сейчас рванет.

Иван разбудил Гарика и Петровича, спросив у каждого, есть ли у них проволока, оба ответили отрицательно.

Я посмотрел на село – в редких окошках горел свет, уличное освещение отсутствовало напрочь. Интересно, кто-то из оставшихся внизу наемников догадался заныкать парочку красивых турчанок, чтобы использовать их по прямому женскому применению? Надо было и нам сюда затащить какую-нибудь Гюльчатай, запоздало сообразил я. Хотя нет, баба нам сейчас не нужна, они, заразы такие, своими прелестями только отвлекают. Верно, говорят: делу – время, потехе – час!

Время близилось к рассвету, скоро чернота ночи сменится предрассветной серостью, предвещающей появление солнца, а потом и вовсе станет светло. Ночь была тиха и безмятежна, сейчас хорошо бы навернуть горячего кофейку, схарчить бутер с тушняком и сидеть, смотреть на море в ожидании рассвета.

Так и не найдя проволоки, горестно вздохнув, Тихий широко размахнулся и закинул гранату подальше от нас, туда, где не должно было быть установленных мин и растяжек. Я предусмотрительно присел на дно окопчика, не желая получить в черепушку шальной осколок.

– Бах! – глухо бухнула граната.

Тут же со стороны взрыва раздался дикий вопль, полный боли, а потом ночь взорвалась фонтаном автоматных очередей и длинными росчерками трассеров.

– К бою! – рявкнул я, передергивая затвор автомата.

– Не стрелять! – перебил меня Петрович. – Работаем гранатами. Надо разойтись подальше, чтобы не показывать наши позиции. – В минуты опасности он начинал разговаривать на чистом русском.

– Петрович, ты чего? Так-то это их бывшие позиции, – заметил я, разжимая усики на гранате.

Разжав усики, я выдернул кольцо и метнул ее в сторону врага. Ухнул взрыв! Потом еще один и еще, а потом сразу два взрыва внесли сумятицу в общую какофонию нарастающего боя!

Я лежал на дне окопа, размышляя, хватит ли у нас БК, чтобы продержаться до прибытия подкрепления. Вражеские пули щелкали по брустверу окопа, свистели в воздухе, проносясь высоко над головой. Рядом прополз Ванек, держа в руках толстые трубки фальшфейера. Как только перед окопами расцвели один за другим два ярко-красных шара фальшфейера, стало понятно, что нам крупно не повезло – по каменистому полю в нашу сторону перло человек сорок вооруженных до зубов турок, а сколько их еще скрывалось в темноте, фиг его знает.