Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп. Страница 71

Письмо от декабря 1948 года из Нюрнберга от сына Франца фон Папена, сотрудничавшего с епископом в переговорах о заключении Reichskonkordat, конкордата между нацистами и Ватиканом, за это достижение Худал и получил грамоту с медалью. На Нюрнбергском процессе фон Папена полностью оправдали, но впоследствии ему вынес приговор западногерманский суд. «Моему отцу уже семьдесят лет, после четырех лет в заключении он очень болен» [790], — писал фон Папен-младший. В следующем году фон Папен был освобожден по апелляции, после чего прожил еще двадцать лет.

Записка от журналиста Франца Иеронима Ридля, помогавшего Отто перейти через Доломиты. Он выражает епископу признательность за проповедь «по делу Вехтера», произнесенную в сентябре 1949 года: «От всего сердца вас благодарю» [791].

Многие бумаги касались Отто.

Фотография Шарлотты Вехтер. «Моя мать!» — радостно воскликнул Хорст.

Письмо Шарлотты от 19 июля 1949 года, через три дня после похорон: «Прежде всего позвольте от всего сердца поблагодарить Ваше Превосходительство…» [792]

Хорст начал читать это письмо вслух, но прервался.

— Дальше не могу.

— Не можете читать? — спросил его Икс.

— Нет, не могу. Попробую в другой раз. — Но, не сумев остановиться, Хорст продолжил чтение про себя, потом перешел на шепот, становившийся все громче: «Моя душа разбита… вечно благодарная вам, Лотте Вехтер».

— Для меня это тяжело, — объяснил Хорст и по-немецки попросил разрешения сфотографировать письмо.

Вот и оригинал епископской рукописи: несколько сот страниц машинописного текста с немногочисленными дополнениями от руки [793]. Дата — 1953 год. Добавил ли епископ предположение об отравлении в конце жизни, или оно присутствовало в оригинале? Мы просматривали страницы, пока не нашли раздел, где он писал об Отто «у него на руках», о вероятности отравления, о «товарище». То же самое, что было опубликовано спустя годы, когда Худал давно уже лежал в могиле. Как представляется, он написал эти слова через четыре года после гибели Отто, когда еще поддерживал связь с Шарлоттой, но, очевидно, ничего ей об этом не сказал.

— Жизнь — непростая штука, она не бывает только белой или только черной, — сказал Икс, недоумевая, почему епископ так и не поделился своими подозрениями. — Епископ Худал — не серая фигура в истории, — продолжил он тихо. — Он — темно-белая фигура. Он спасал кое-кого во время войны, потом настал другой период в его жизни, когда он помог спасти некоторых «мясников», прошедших через «Аниму». Скорее всего, он не знал, что они были «мясниками», — добавил он с ноткой оптимизма. — Скорее всего, его подставили, превратили в часть игры, выходивший далеко за пределы его кругозора.

Визит близился к концу. Мы поблагодарили доктора Икса и откланялись. Выйдя из «Анимы», мы увидели витрину магазинчика, торговавшего игрушечными солдатиками и прочими фигурками. Наше внимание привлек кое-какой товар, напоминание о былых и о непрошедших временах.

45. Кафе «Дони»

В своем интересе к «крысиной тропе» я был неоригинален и многое позаимствовал из чужих изысканий. После «Анимы» я встретился с профессором Геральдом Штайнахером, австрийским ученым, преподающим ныне в Небраске, с которым поддерживал связь. Он много писал о «крысиной тропе» [794], а в то время оказался вместе с женой в Риме.

Мы встретились и выпили по рюмочке в кафе «Дони» на Виа Венето; Хорста с нами не было. Это заведение упоминал в своих письмах Отто, о нем говорилось во многих досье контрразведки. Здесь Отто встречался с Хеди Дюпре и с Хартманом Лаутербахером. После ремонта это кафе стало бледной тенью своего славного, полного событий прошлого.

Профессор Штайнахер глубоко интересовался беглыми нацистами; именно так называется его книга, возникшая из детского увлечения автора. Он вырос рядом с местом, где располагался концентрационный лагерь, но никто в его семье не желал поддерживать разговоры об этом месте и о его прошлом. Молчание породило любопытство, Штайнахер принялся копать и вышел на роль Ватикана в период нацизма. Он написал диссертацию, диссертация превратилась в книгу — изучение «крысиной тропы» под разными углами зрения. Он разобрался во многих подробностях, от точек проникновения беглецов в Италию до существовавших в Южном Тироле сетей взаимопомощи и до ключевых участников этой истории в Ватикане. Движущей силой всего этого был страх коммунизма, побудивший охотников за нацистами превратиться в вербовщиков и создать причудливый альянс из клириков, шпионов, фашистов и американцев.

Епископ Худал был центральным персонажем, ядром, от которого тянулись многочисленные лучи. В указателе к книге профессора Штайнахера сотни фамилий, но чаще всего там встречается епископ Худал. Несмотря на австрийские корни, епископ вовсе не обладал великодушием доктора Икса; по мнению профессора Штайнахера, епископ был немецким националистом, симпатизировал нацистам и вдохновлялся «христианским антисемитизмом». Он отвергал мысль, что епископ помогал всем подряд («если и так, то об этом не хватает документов»), и находил массу доказательств того, что епископ прекрасно знал, кому помогает, знал, что за некоторыми из его подопечных охотятся с целью предать их суду за чудовищные преступления. Епископ Худал препятствовал правосудию, делал вывод профессор Штайнахер. Суть была не в христианском милосердии, он не был настолько простодушен или наивен: он отлично знал, кем был Отто и что совершил.

В книге профессора Отто удостоился краткого упоминания. Открытие, что епископ прятал Отто, стало решающей причиной утраты им должности ректора в «Анима» [795]. Появляется в книге и Карл Хасс — в качестве более прописанного персонажа, посредника между американцами и Ватиканом, при помощи которого десятки партайгеноссен сбежали в Южную Америку. Профессор Штайнахер все знал о связях между Хассом и Худалом, Луонго, Лусидом и Корпусом контррразведки, совместно образовавших «невидимый фронт» холодной войны, альянс во имя сохранения «христианской Европы» и Италии в роли хребта католического мира: это они хотели сберечь любой ценой.

При этом профессору Штайнахеру не была близка версия отравления Отто, хотя ему запомнился тот короткий отрывок в конце воспоминаний епископа. «Я не увидел в нем смысла», — отметил он, когда впервые ознакомился с этим отрывком. Он показался ему чрезвычайно странным, он не мог вспомнить, чтобы хоть кого-то еще на «крысиной тропе» убрали таким способом.

Ему, как и мне, было любопытно, почему епископ написал эти слова еще в 1953 году, но вроде бы не поделился своими мыслями с Шарлоттой. Возможно, Отто действительно об этом обмолвился, предположил профессор. Или не обмолвился, и епископ сам все придумал. Но зачем?

Так мы ломали голову, сидя в баре на Виа Венето. Геральд решил, что набрел на объяснение, и даже предложил целую «теорию», как он это назвал. Дело Вехтера создало епископу немалые трудности, из-за него он подвергся нападкам и внутри Ватикана, и извне. Ему пришлось обороняться, оправдывать свою помощь Отто и остальным, включая Штангля и Прибке. Ради оправдания неплохо было показать, что Вехтер был в целом приличным человеком, хорошим католиком, оказавшимся в опасности и нуждавшимся в защите. Преступника полезно было превратить в жертву.

— Не лучший ли способ «создать жертву» — предположить отравление? — сказал профессор. Такой образ — всемогущие американцы, охотящиеся на злосчастного одиночку, помог бы епископу Худалу оправдать свои поступки, предстать священником, предложившим христианскую помощь жалкой жертве, преследуемой безжалостным врагом. Он также мог утверждать, что способствовал возвращению Вехтера в Церковь, тому примирению, за которое ратовал в своих текстах еще в 30-х годах…