Крысиная тропа. Любовь, ложь и правосудие по следу беглого нациста - Сэндс Филипп. Страница 79
— Да, конечно, — сказал он.
— Безусловно, — поддержал его Том.
— О чем угодно?
— О чем угодно, — разрешил Том.
Я поведал им историю Виктора Уильямса из Женевы и повторил слова Марко: «Фамилия отца была не Уильямс, это был Томазо Лусито».
Молчание. Потом Том ахнул:
— Вау!
Снова молчание.
— Если это правда, то у меня есть брат, — сказал Томмладший.
— Единокровный брат, — поправил его Барни.
— Неважно.
— Вау! Вот это новость, всем новостям новость… — пробормотал Барни.
Посыпались вопросы. Знает ли Виктор, кто его отец? Какой он, Виктор? Что именно произошло в 1945 году? Их отец был вдали от дома, ему было одиноко, он нанял секретарем итальянку Шарлотту фон Хейкинг, у них случилась связь, она забеременела…
Том перебил меня, обращаясь к брату:
— Помнишь, я годами повторял, что знаю кое-что, семейный секрет, но раскрыть его не могу, потому что…
Как объяснил Том-младший, на склоне лет их отец поделился своей историей с их братом Биллом, глубоко верующим человеком, как и их отец, настоящим рыцарем Колумба [815].
— Отец со всей искренностью, со стыдом и состраданием поведал Биллу про своего сына в Италии и сказал, что Джо Луонго обо всем знает.
Томас-старший не раскрыл своему сыну Биллу подробностей и попросил не рассказывать о его признании другим членам семьи, чтобы поберечь Пегги. Через несколько лет, после смерти отца, Билл тоже захворал и рассказал то, что знал, Тому-младшему. «Никому не говори», — попросил его брат. Том исполнил его просьбу. Билл пытался вытянуть подробности из Джо Луонго, но тот оказался неразговорчив. «Жаль, что ваш отец сознался вам, это была его тайна», — сказал Луонго Биллу. Попытки Тома-младшего найти Джо Луонго ни к чему не привели.
— Где живет Виктор? — спросил Барни.
— У нас есть брат, — сказал Том.
Когда я связался с Томом, тот решил, что я хочу что-то рассказать. «Добавит ли это что-то к тому, что я уже знаю?» — гадал он. Он считал, что его отец отправлял сыну деньги, и теперь, узнав, что это не так, огорчился.
Братья попросили показать им фотографию Виктора.
— Похож на Тома! — сказал Барни.
— Взгляни на его нос, нос как нос, не то что мой пятачок, — возразил Том. — А голова?..
— Волос побольше, — сказал Барни. Сходство было заметно всем.
— Будь я проклят! — простонал Том. — Отец с чужой женщиной в Италии…
Я показал им фотографию Карла Хасса.
— Какой злюка! — фыркнул Том.
Настал черед фотографии Отто Вехтера в эсэсовской форме.
— Этот не лучше, — буркнул Том.
Постепенно они начинали видеть точки пересечения. Лусид. Хасс. Вехтер.
Том-младший, Виктор, Хорст.
— Пегги знала? — спросил Барни.
— Ровным счетом ничего, — заверил его Том.
Мы провели вечер с Мишель, бывшей женой Тома, вкусно нас накормившей. Ей тоже захотелось подробностей о Хассе и Вехтере, людях, причинивших столько боли ее отцу и его семье, вынужденным бежать из Вены после аншлюса.
— Все могло бы сложиться по-другому, — сказал Том.
Под вино все стали делиться своими мыслями. Томмладший понял, насколько ему повезло.
— Мой отец всего лишь спал с секретаршей! — вскричал он. — Другие отцы перебили сотни тысяч людей или расстреляли 335 итальянцев.
— Если бы Томас Лусид не нанял Карла Хасса, тот не пригласил бы на обед Отто Вехтера, Отто не заболел бы и чего доброго добрался бы до Южной Америки…
— И Хорст стал бы аргентинцем, — добавил я.
50. Визенталь
Хорст сосредоточился на Карле Хассе, но не забывал и о другом человеке, вызывавшем у него сильное негодование за то, что был, по его мнению, как-то замешан в истории с гибелью его отца.
«Симон Визенталь ненавидел моего отца до самой своей кончины», — неоднократно говорил он мне. Шарлотта, продолжал он, собирала вырезки о деятельности Визенталя. В глазах Хорста Визенталь, легендарный охотник за нацистами, мог наряду с Карлом Хассом и с СССР претендовать на звание главного подозреваемого в преждевременной смерти его отца.
Хорст верил, что Визенталь жаждал смерти Отто, потому что считал его виновным в смерти своей матери, попавшей в гетто Лемберга. «Он описывал, как мой отец сажал его мать в поезд, шедший в Белжец, — объяснял Хорст. — Это совершенно не так, потому что в день, о котором он говорит, 15 августа 1942 года, моего отца не было в Лемберге. Он спутал его с Кацманом из СС, потому что они носили одинаковую форму».
Хорст ссылался на отрывок из воспоминаний Визенталя, изданных в 1967 году [816]. Там описана жизнь автора в Лемберге, в том числе в гетто в 1942 году. Визенталь опознал Отто Вехтера как одного из двоих «главных виновных» в убийстве евреев Галиции; вторым был Фридрих Кацман [817]. Фигура Отто занимает центральное место в главе с бесхитростным названием «Галицийские убийцы». В ней Визенталь повествует, как в конце 1950-х он пытался помочь немецкому обвинителю в Лембергском процессе в Штутгарте над пятнадцатью обвиняемыми в зверствах в Яновском лагере и в других окрестностях Лемберга. Геноцид был «официальным делом», заявил судья на процессе. «По сравнению с Вехтером», — пишет Визенталь, — все пятнадцать обвиняемых на Лембергском процессе были «мелкой рыбешкой».
Визенталь стремился привлечь Отто и Кацмана к ответственности, но оба были уже мертвы. «Я видел его в начале 1942 года в гетто Львова, — пишет об Отто Визенталь. — 15 августа 1942 года он лично руководил отправкой 4000 стариков из гетто на вокзал. Среди них была моя мать» [818].
Эти слова злили Хорста, он часто к ним возвращался. «Моего отца не было в Лемберге 15 августа, — твердил он. — Он был в Кракове, у Генерал-губернатора Ганса Франка, на партийном собрании». Я нашел фотографию Отто и Франка в тот день в Кракове в Вавельском замке, так что в этой подробности Хорст не ошибался.
Я проверил, что именно написано у Визенталя. Текст можно понимать по-разному, как чаще всего и бывает. Он утверждает, что видел Отто в гетто «в начале 1942 года», а не в конкретный день. О 15 августа, единственной четко названной дате, он лишь пишет, что Отто «лично» отвечал за облаву, прошедшую в гетто Лемберга в тот день. Визенталь не говорит о непосредственном присутствии Отто на облаве, хотя текст можно толковать, конечно, и так. Как губернатор Галиции, отвечавший в целом за проведение облав, он в некотором смысле нес ответственность и за какие-то частности, если не за все сразу. Слово «лично» можно понимать по-разному: и как присутствие в гетто, и как вину согласно теории уголовного права об ответственности командира.
Хорст не мог не обратить внимание на очевидные ошибки в тексте Визенталя. Тот пишет:
Вехтер скрылся после войны при помощи ODESSA и получил убежище в церковном колледже в Риме, у словацкого священника, не знавшего, с кем имеет дело. Его бегство было хорошо спланировано, он даже вывез из Баварии свои архивы. В 1949 году он заболел и находился при смерти. Он сказал некоторым людям в Риме, кто он такой, просил устроить ему встречу с женой, жившей под именем Лотты Поль в лагере беженцев неподалеку. Его причастил епископ Алоиз Худал, австриец, ректор Немецкой католической церкви в Риме, после чего он скончался. Был похоронен в Риме. Позднее австрийский аристократ, иногда оказывавший мне помощь, просил епископа Худала предоставить документы Вехтера, но получил отказ [819].
Это отличалось от известных мне прежде фактов. Ничто не указывало на то, что стараниям Отто избежать правосудия помогала организация ODESSA [820], предположительно содействовавшая бегству нацистов из Европы, хотя Джон Ле Карре говорил мне, что такая организация, по его мнению, могла существовать. Отто не укрывали священники-словаки. При нем в Риме не было архива. Шарлотта не пользовалась псевдонимом Лотте Поль и не жила в лагере беженцев под Римом. В 1967 году останки Отто уже не покоилось в Риме: их перевезли в Зальцбург, в сад Шарлотты при вилле «Вартенберг».