Сарыкамыш. Пуля для императора - Тимошев Рафаэль. Страница 12
— Наталью Ивановну? Ясное дело, знаю. Отчего же не знать!
— Позови ее! Мне сейчас недосуг расхаживать по госпиталю, тороплюсь; так ты ее сюда позови, к воротам… Скажи, сотник Оржанский дожидается!
— Сейчас гляну, Ваше Благородие…
— Да поскорее, солдат!
— Мигом и сделаю… — бросил рядовой, вразвалку отходя от повозки.
Санитар ушел, но его "миг" обернулся нестерпимо долгим для Оржанского ожиданием. Было уже около четырех часов вечера, заметно темнело, как назло напустился мороз, а он все ждал, нервно прохаживаясь вдоль ворот и все более беспокоясь, что вынужден будет ехать, так и не дождавшись своей Натальи. Он уже подумывал, не надул ли его самым наглым образом санитар! Да и санитар ли он вообще — ни халата, ни белой повязки с крестом…
От этой мысли у сотника закипела кровь. "Зарублю, суку!" — пронеслось в мозгу, и левая рука крепче сжала эфес шашки; но тут же ослабла — за оградой запрыгала папаха с крестиком.
— Передал? — прорычал Оржанский, едва санитар показался в воротах.
Тот ответил, лишь подойдя ближе:
— Никак нет, Ваше Благородие. Все обошел — нигде нет. Говорят, вышла, а куда и зачем — никто не знает!
— Дурень! Да разве такое может быть, в военном-то госпитале? — напустился на него сотник. — Небось, отлежался где, да и только!
— Побойтесь бога, господин сотник! — возмутился солдат. — На что мне обманывать? А уйти с госпиталя разве ж нельзя? Ночью дежурила, сказывают, так, может, и ушла…
— А спросить у начальства не мог?
— Так не мог, Вашбродь — все ее начальство в операционной; поди, часа четыре, как там!
Оржанский быстро прошелся вдоль повозки и вернулся.
— А может, она выйти не хочет? Ты не бойся, скажи как есть…
Санитар мелко перекрестился:
— Вот вам крест истинный, господин сотник — не вру, ушла она!
Оржанский вновь пометался вдоль упряжки и запрыгнул на сиденье.
— Появится, скажи, что приходил! И чтобы позвонила Оржанскому! В отделение помощника начальника штаба первого Кавказского корпуса!
— Ясное дело, скажу, как увижу! — крикнул санитар в след уже отъезжающей двуколке.
Сотник был раздосадован. Сначала хотел было повернуть к хлебопекарне, где проживала его "сестричка", но времени уже не оставалось — до смены, надо было поговорить с дежурным поручиком! Про себя же выругался: "Слава казачья, а жизнь собачья, черт ее дери! И что за день-то такой гнусный… Одни прорехи! Может, на обратном пути посчастливится? Только бы скорее с этим погранцом разобраться! А вдруг… охладела, видеть не хочет?"
От этой пронзившей вдруг мысли сотник похолодел.
Он шмякнул армянина в бок:
— Гони!
Скрепя по снегу колесами, повозка спустилась к церковной площади, уже в темноте выскочила на главную улицу, промчалась мимо "конторы". Минут через десять прогромыхали по дамбе, свернули в сторону вокзала…
Уже подъезжая, армянин обернулся:
— Куда, господин начальник?
— Вези к коменданту вокзала!
— Харашо! — кивнул возница и стеганул кнутом по крупу трясущейся по снегу кобылки.
Дежурка пограничного пункта временно располагалась рядом с комнатой коменданта. Оржанский ввалился в нее без стука, ударом растворив дверь.
В прокуренной комнате находились двое — нижний чин, на тахте, слева; впереди, за коротким столом у окна — поручик в расстегнутой сверху шинели с зелеными петлицами.
Нижний чин, вероятно, дремал и при нежданном появлении офицера вскочил точно ошпаренный. Поручик же — с могучими скулами, роскошными усами и красный, как рак, лишь слегка повернул голову и безразлично оглядел вошедшего с ног до головы. Он явно сибаритствовал — перед ним, рядом с телефонным аппаратом, стоял дымящийся чайник, обе руки сжимали металлическую кружку.
Сотник, несколько обескураженный этим спокойствием, с порога гаркнул:
— Вы поручик Зайков Иван Станиславович?
Поручик не спеша застегнул верхние пуговицы шинели и, не вставая, буркнул:
— Ну, я… Поручик Зайков Иван Станиславович… А вы, простите, кто такой?
— Сотник Оржанский, заместитель помощника начальника штаба первого Кавказского отдельного корпуса!
Сотник не соврал — представился по официальной легенде.
— А, понятно… — с плохо скрываемой усмешкой протянул поручик. — Что ж, сотник, почти земляки. Я ведь тоже из казаков донских, из Еланского юрта. Садитесь, если не побрезгуете, попейте чайку… А то, может, что погорячее?
На этот раз спокойная речь поручика Оржанскому понравилась. Он помедлил, потом размашисто скинул с плеч бурку, кинул ее в руки нижнего чина и, выправив двумя руками складки под ремнем, прошел к столу.
— От погорячее не откажусь…
— Вот это по-нашему! — вновь расстегиваясь, одобрил поручик. — Ну-ка, Серегин, доставай запасы-припасы!
На столе появились ополовиненная бутылка водки, два граненых стакана и банка маринованных огурцов.
— Я хоть при исполнении еще, но с казаком-земляком непременно выпью! — широко улыбнулся поручик. — Ну, будем здоровы!
Они выпили, похрустели огурцами.
— И что же, господин сотник, привело вас ко мне? — посмаковав, спросил поручик. — Уж не армянин ли, что поутру мои погранцы задержали?
— Догадлив, зеленая твоя душа! — усмехнулся Оржанский. — Это самое дело и привело.
— И что же вам знать желательно?
— А все! Как его достали, был ли кто с ним еще, чем отбрехивался, отчего ты самолично его в комендатуру доставил… Короче, все!
— По второй? — вместо ответа, подумав, предложил поручик.
— А давай! — махнул Оржанский. — С чарки одной — только душа с дырой!
Они выпили по второй.
Покряхтев, поручик смачно откусил брызнувший маринадом огурец и заработал могучими челюстями.
— Да просто все было… — жуя, сказал он. — Узел здесь серьезный — почитай, всю действующую армию снабжают с Сарыкамыша, так нас сюда и приставили, округу, значит, охранять. Вот разъезд мой и натолкнулся впотьмах на шельму — к вокзалу пер. Сюда и доставили. Бумажки просмотрели — турок вроде, хотя божится, что армянин, но и по-русски с трудом говорит… Ну, мы его, как предписано, и доставили в штаб!
— А с чего сам отвел, пост оставил? Не было, что ли, кому?
— Да, понимаешь, этот фрукт нести стал чепуху всякую — турки, армяне, Энвер-паша, германцы… Признаться, ни черта я не понял, да и понимать мочи не было — с утра во хмелю был! И придурков таких у нас, почитай, каждый божий день через одного вылавливают. Пусть, думаю, наверху разбираются! А если окажется что важное в его лепете, да вопросы пойдут — вот такие, как ты задаешь, — тогда, возможно, и понадоблюсь. Потому и повел сам…
Поручик вздохнул:
— Только никто мне вопросов задавать не стал. Капитан ихний спросил только, где задержали, да и отправил восвояси.
Тут он исподлобья взглянул на сотника:
— А что? Важное что принес армянин? Неслучайно ведь ты ко мне пришел… А я, признаться, ждал!
— Да как сказать… Разобраться кое в чем надобно! — уклонился от ответа Оржанский и, чтобы окончательно уйти от расспросов, предложил: — Давай, что ли, по третьей? А то не по-христиански как-то…
— Можно и по третьей… Но уж прости — это край! Мне еще службу сдавать.
Оржанский кивнул — понимаю, служба есть служба!
Когда вновь прохрустели огурцами, сотник, задумчиво покручивая кончик уса, протянул:
— А, говорят, он не один был, армянин-то…
— Один, — спокойно сказал поручик. — Мои бы второго не упустили — стрелянные воробьи!
— Понятное дело, — согласился Оржанский, помолчав, спросил: — А сам-то как попал в погранцы?
— Да как… Была команда, вот и попал. А как в десятом годе поступил в шестой Кавказский округ, так вот и командую отрядом двадцать шестой Карской бригады. Недавно, как войну турку объявили, сюда направили, в Сарыкамыш.
— И в переделках был?
— Да их у нас и в мирное-то время было хоть отбавляй, а уж сейчас и подавно! Со всех щелей прет вражина — и турки, и курды, и сволочи всех мастей! Так-то вот…