Подьячий Разбойного приказа (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 21

— Кто меня ищет?

— Ну, например, дьяк Лука.

Я насторожился. Но тоже лениво:

— Зачем он меня искал?

— Честно говоря, он тебя не искал, а просто спросил, куда ты делся? Пожал плечами и больше не спрашивал.

Я посмотрел на девушку. Рыжая, в очках, кокошник этот… Никогда не смотрел на нее, ну… как на девушку, для меня она была, скорее, надежным другом. Но вон то ее предложение прийти сегодня вечером в гости. Нет, она явно не имеет в виду ничего ТАКОГО… и такого тоже… а вот такого — в особенности! Фантазия, прекрати!

Я на секунду закрыл глаза, мысленно одел Настю обратно, после чего смог посмотреть на нее прямо:

— Я приду сегодня к тебе. Я же обещал.

Девушка посмотрела на меня странным взглядом — впрочем, для меня половина взглядов любой девушки странные — потом серьезно кивнула:

— Я буду ждать…

Воображение, прекрати!

— …моя мама тоже с тобой хотела познакомиться.

Воображение обиженно плюнуло и сердито отвернулось.

До ночной темноты было еще далеко, но солнце уже явственно клонилось к горизонту. Если не хочу прийти в гости к Насте затемно — нужно поторапливаться.

Мне еще деньги прятать.

А жизнь, между прочим, налаживается. Деньги — есть, серьезная работа и уважение коллег — есть, начальство — ценит, девушки… ну, вот Настя, например, в гости позвала. Достижение, между прочим, меня до сих пор девушки ни разу в гости не приглашали… если не считать Ирки-ДДС в общаге, но она была пьяная в дрезину… да и девушкой ее можно назвать только с большим допущением… А, уже здесь была скоморшка-Аглашка… кстати, что-то я ее давно не видел…

Когда из переулка появилась темная тень, я решил, что это Аглашка, опять за мной следила. Но потом понял, что тень несколько более высока… и широка в плечах… и вообще их трое…

Совсем здешняя гопота страх потеряла, на сыскного из Разбойного приказа среди бела дня прыгать. Цвет наших кафтанов всем известен, да и печать на поясе прекрасно заметна.

— Расскажи нам про венец, подьячий, — произнес тот, что вышел первым.

Да, похоже я недооценил боярскую скорость принятия решений…

Глава 16

Сглазил я, похоже, в тот раз, когда мысленно похвалился, что с тремя уголовниками справился. Вот тебе — как раз трое, и несомненно — уголовники. Давай, справляйся. Это тебе не боярский держальник, с помощниками, на силовой конфликт не заточенными.

Трое, в центре — невысокий, тощий, даже можно сказать, дрищеватый, по краям, как у Чехова — Толстый и Тонкий (что? У меня по литературе четверка была). Правда, Толстый, скорее — здоровый, бугаище такой, а Тонкий — высокий и стройный, со смазливой рожей девчачьего любимчика, бисёнен, мать его.

Одеты все три по-попугайски, не то, что ни один предмет одежды цветом не совпадает — даже кафтаны разноцветные, грудь, например, зеленая, рукава — желтые, полы и вовсе синие.

Хотя нет, приврал — колпаки на них одинаковые. Ну как — одинаковые, цветом разные, да и фасон не совпадает… А вот оторочка у всех трех — беличья, да плюс еще момент — на затылке беличий хвост свисает. Что-то мне это напомнило, но вспоминать некогда, нужно решать, что делать.

Толстый и Тонкий вопросительно посмотрели на Дрища. Тот кивнул:

— Знает.

Теперь те повернулись ко мне:

— Ну что, приказный, иди сюда, — поманил меня пальцем Тонкий, — Поговорить с тобой хотят.

— Ага, сейчас, — покладисто кивнул я, — Только шнурки на сапогах завяжу.

Разноцветная троица машинально опустил взгляд. Чтобы увидеть, что никаких шнурков на моих сапогах нет. А заодно — чтобы увидеть, как эти самые сапоги без шнурков развернулись и побежали в другую сторону.

Так уж получилось, что цели у меня и у троицы несколько совпадают — нам всем нужно безлюдное место. Им — чтобы вырубить меня дубинкой или так Глухим Словом и утащить к тому, кто там хочет со мной пообщаться по поводу венца. А мне — чтобы вырубить их (печатью, дубинки у меня, к сожалению нет… и пистолет, раззява, опять не взял!) и пообщаться без свидетелей. Чтобы узнать, кто это там такой общительный завелся. А спрашивать, поверьте, я умею. Я, как-никак, подьячий Разбойного Приказа, а не сестра Меланья из Новодевичьего монастыря. Помните, я как-то про наши подвалы упоминал? Ну вот. Думаете, нас, молодых подьячих, учили только перья очинивать? Никто не спрашивал, местный ли ты житель, или пришелец из гуманного будущего, который, может, не очень хочет на пытки смотреть, а уж тем более — участвовать в них. Знаете, почему иногда правду — подноготной называют? А я знаю. Меня тогда неделю мутило…

Мать твою!

Скоро сказка сказывается, да еще быстрее дело делается. И нескольких метров пробежать не успел, как понял, что пути отхода мне перекрыли.

Четвертый, из той же компании, такой же пестрый, и тот же беличий хвост на затылке. Один, но мимо него по улице не проскочишь. В руке — нож, не тот, обычный, что у каждого на поясе висит, здоровенный такой тесачище, чуть-чуть по размерам до мачете не дотягивающий… хотя нет. Точь-в-точь — мачете.

Туда — нельзя, сюда — нельзя… А вот, кстати — переулочек.

Я ввинтился в узкую щель между двумя высоченными заборами. С четырьмя справиться, будет, посложнее, но, если получится — лучше места для быстрого допроса не найдешь…

Ммать!!!

Я резко остановился, даже каблуками полосы в утоптанной земле прочертил. Круто, наверное, представлять себя волком, суровым и пафосным хищником, ауф. И очень неприятно осознавать, что ты из тех волков, которых загоняли под выстрел.

Выход из переулка перекрывал еще один Толстый, почти брат-близнец первого. А сзади, не торопясь, входила троица.

— Не бегай, — дружески посоветовал Тонкий, — А то тащи тебя потом, потного.

Я еще раз прикинул шансы и понял, что был чересчур самонадеянным. Не получится у меня этих ребят допросить, не тот случай.

Не знаешь, что делать — делай ноги.

Быстрое Слово!

Кха! Кха! Тьфу!

Я поднялся на ноги, прокатившись по земле и наглотавшись пыли. На каждого хитреца найдется свой болт, на каждое Слово — другое Слово. Кажется, Дрищ успел выкрикнуть Липкое Слово, треножащее таких, как я, знающих Слово Быстрое.

Появилось неприятное чувство, что я могу и не справиться…

— Ну что, — Тонкий двинулся в мою сторону, нисколько не опасаясь. Хоть Быстрое Слово и сбито — откат никто не отменял, я еле стоял на ногах, — Подставляй лоб. Разбойный Приказ.

В пальцах он крутил… печать. Точно такую, как у меня на поясе.

Да нет. Не приказный он. Я всех в Приказе знаю, такие расписные там не водятся. А печать… ну мало ли. В СССР, говорят, ментов из-за пистолетов убивали, может, и эта братва кого-то ради печати Приказа подрезали…

— Знаешь, — спросил я, рассматривая вальяжно шагающего Тонкого, — почему мне сейчас лучше, чем вам?

— Ну и почему же? — улыбнулся тот.

— Потому что вам нужно доставить меня живым. А у меня… — я достал из-за пояса нож, — …таких ограничений нет.

— Брось свинокол, — даже глазом не повел Тонкий, — А то у тебя ноги поломаются.

Он уже подошел совсем близко и, внезапно прыгнул вперед, замахиваясь печатью и целясь мне в лоб.

Ожидал он от меня чего угодно, только не того, что я упаду на спину. Только печать перед глазами проплыла, все буквы в надписи прочитать можно…

А потом я бросил в глаза Тонкому горсть сушеного хрена.

Когда в одной руке у тебя нож — на вторую уже никто не смотрит. Даже если ты заткнул ее за пояс, в котором у меня, как и у всех местных много чего интересного хранится.

Печать вылетела из пальцев Тонкого — нет навыка работы с ней, нифига не приказный… — и, блеснув, отлетела куда-то в траву под забором. Я взлетел с земли, пытаясь достать ножом ослепленного противника — и еле ушел от удара «дурман-травы». Так местные называют мешок с песком и дробью, который при удачном попадании глушит не хуже печати.