Мангазейский подьячий (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 57
— Ты меня отпустишь? — спокойно спросила она.
Я молча указал на дверь церкви.
— Просто так? Без всяких условий?
— Условия я назвал. Я сказал — ты услышала.
Боярыня вспыхнула лицом, явно припомнив свою минутную слабость перед моими жесткими словами. Вспыхнула — и погасла. Ей бы в покер играть, цены б ей не было…
— Может, дашь одного из своих холопов проводить меня к дому? Ночами в Мангазее небезопасно.
Я спокойно посмотрел на нее. Ах ты ж, лиса Патриеевна… Из тех лис, которых «кумихо» кличут. Можно подумать, я не заметил взгляды, которые она бросала на моих девчонок, на мою команду. Морозова определенно не понимала, кто это такие, как мы связаны друг с другом, и своим вопросом осторожно прощупывала почву, пытаясь это понять. А заодно и понять — кто же я такой? Сам по себе я такой ловкий или за мной кто-то стоит? Ну что ж, придется притворяться, что я — не просто невезучий подьячий Разбойного Приказа, влипший в боярские интриги, как лягушка в мясорубку, а некий хитроковарный продуман, ведущий свою таинственную игру с некими загадочными целями.
Одиночку — сметут, перед членом группы — остановятся. Ну, или хот бы поостерегутся.
— Небезопасно, — чуть улыбнулся я, — Для боярыни.
Ага. Для менталистки, которая одним движением бровей может любую гопоту связать в три узла. Да она голышом с мешком золота через всю Русь может пройти, без всякого риска. Ну, если, конечно, на другого боярина не наткнется.
Что, боярыня Морозова, глазки-то сощурились на секундочку? Так и осталось непонятным: холопы это мои, дворяне ли или какие-то люди, которые помогают мне во имя неизвестно чего. Думай-думай, ломай голову. Чем гуще пыль — тем проще скрыться.
— Вопрос у меня к тебе есть, — наконец сказала она, — Ответишь?
— А зачем мне это? — снова полуулыбнулся я. Улыбайтесь, это всех раздражает. А еще улыбка говорит о том, что вы спокойны и полностью контролируете ситуацию. В отличие от вашего собеседника.
— Я дам слово, что не трону тебя.
— Слово боярыни Морозовой? Осетровские, наверное, то же ему верили.
— Нет! — Морозова взвилась, я ненароком угодил в больное место. Похоже она и вправду гордилась своим честным словом, — Как раз Морозовы никогда ничего Осетровским не обещали! Мы потому и были выбраны… и выбрали их, потому что никаких договоров между нашими родами не было. И клятвопреступления не было бы тоже.
Интересно, я-то сумел удержать покерфейс? Ведь такая оговорочка промелькнула, такая… Что все мои планы могут похериться.
— Так я могу задать вопрос?
— Можешь, — усмехнулся я уголком рта.
— И ты на него ответишь?
— Отвечу, — другой уголок.
Боярыня задумчиво посмотрела на меня.
— Ответишь правду? — наконец уточнила она.
— А вот это будет зависеть от вопроса.
Во время разговора мы потихоньку смещались к ее резному креслу, так и торчащему посреди церкви. И Морозова уже почти было нацелилась усесться в него, но я преспокойно обошел ее и уселся сам. Закинул ногу на ногу и посмотрел на нее добрым взглядом. Еще одна проверочка, может быть, даже машинальная. Уступи я ей место, как требовали годы воспитания в двадцать первом веке — и оказался бы в положении подчиненного. Не фактически, но психологически.
— Добрый хозяин гостям сесть предложит, — произнесла она, остановившись рядом со мной.
— Добрый гость незваным не приходит.
Морозова постояла несколько секунд, неподвижно, как вбитый гвоздь, даже не качнулась.
— Зачем тебе Тувалкаин? — спросила она, — Ведь второго Источника у тебя нет?
Как я вовремя зубами клацнул, придерживая свой болтливый язык… Который чуть не выдал, что Тувалкаина у меня-то и нет вовсе.
— Нет, — усмехнулся я, — Совсем нет.
Судя по снова чуть сощурившимся глазам, Морозова заподозрила, что у меня где-то припрятан целый склад Источников.
— Венец… — тихо произнесла она, думая о чем-то своем, — Но… Даже если и так…
Она снова посмотрела на меня:
— Для кого ты его похитил?
— Для себя.
— Врешь, — уверенно сказала она, — ты же не сумасшедший, чтобы решить, что сможешь сам…
Боярыня еще раз перевела на меня взгляд, на мое спокойное, безмятежное лицо с легкой улыбкой — надеюсь, все же легкой, а не дебильной — и тихо охнула:
— Не может быть! Ты точно сумасшедший! Тебя не примет никто! А удержаться ты не сможешь, у тебя ни рода, ни людей, ни силы!
— А у тебя есть и род и люди и силы, — согласно кивнул я, — Но это ТЫ стоишь передо МНОЙ.
Интересно, для чего ей был нужен мастер-артефакторщик? Легко прикидываться, что у меня есть какие-то глобальные планы на него, делая загадочное хлебало, но все же — за кого она меня принимает? Вернее, какие планы я, по ее мнению строю?
— Не вздумай, — серьезно сказала Морозова, — Это не угроза, боярин Викентий. Не по рту кусок хочешь откусить, рот порвешь.
— Даже очень большой кусок можно съесть, если откусывать от него понемногу.
Я прям как восточный мудрец: произнес некую глубокомысленную невнятицу, а желающие пусть разыскивают в ней тот самый глубокий смысл, пока не утонут. А ты сидишь, в позе Конфуция, весь такой мудрый-премудрый. И фиг тебя знает, был ли вообще в твой словах смысл, хоть глубокий, хоть мелкий.
— Отдай! — явно нашла какой-то Морозова, — Отдай Тувалкаина! Я двадцать лет его заставить не могла, думаешь, что ты справишься?! Отдай и Богом клянусь — по правую руку от меня встанешь!
— Ответы и вопросы закончены, — я встал, — Добро пожаловать отсюда.
Она проследила взглядом направление, которое указывал мой палец. Взгляд уперся в церковную дверь. Боярыня тяжело вздохнула:
— Когда поймешь, что… Приходи ко мне. Мое предложение все еще будет действовать. И — я поклялась, что не трону ни тебя, ни твоих друзей, ни твоих родных. Можешь быть спокоен.
Я проследил за тем, как тоненькая фигурка спускается по тропинке от церкви к городу, и закрыл дверь:
— Все собираемся! Нужно успеть исчезнуть отсюда, пока она до дома не добралась!
— Так она же слово дала, — с сомнением произнесла Клава.
— Слово — это хорошо, но дело — лучше.
— Бояре так просто словами не разбрасываются.
Я, двинувшись было к входу в крипту, тормознул:
— Не разбрасываются?
— Нет.
— Тогда вспомни — что она пообещала?
— Что никто не тронет…
— Что ОНА не тронет. Возможно, даже, она имела в виду, что не отдаст повеления нас схватить. Но за своего сына она точно не клялась.
— Но…
— Клава, ты точно хочешь узнать, было ли это прямое и честное слово или слово с хитростью, двойным дном и тайными закоулками?
Моя пухляшка засопела, но промолчала. Развернулась и пошагала за остальными. Бывшая княжна явно немного идеализировала бояр, если думала, что Морозова не найдет способ обойти собственное же обещание.
— Мурин, все готово? — спустился я в крипту.
— Да.
Лестница от неприметной двери в углу церкви изгибалась под землю и выходила в помещение длинного подземного зала, где лежали тела Осетровских. А под этой лесенкой была еще одна дверца, совсем уже крохотная — по крайней мере, входя в нее, я чувствовал себя так, как будто в окошко вылезаю — для небольшого помещеньица, вроде кладовой. Ну, как небольшого — я видел квартиры-студии меньшей площади. Но это там, в России двадцать первого века. Здесь же, на Руси семнадцатого, жили широко и даже какая-то подземная кладовка в соборе была достаточного размера, чтобы в ней могли заночевать мы все ввосьмером. Собственно, Мурин, по моей просьбе, и разложил здесь на полу набитые пересохшей соломой тюфяки, одеяла, подушки, перенес из подземелий грязную посуду, недоеденные корочки хлеба и тому подобный реквизит. Разложил все это в художественном беспорядке, так, чтобы у любого, кто доберется до этой подземной комнатенки, сразу же в мозгу загорелся однозначный ответ на вопрос: «Где вся эта шантрапа пряталась, пока мы стерегли их в церкви?». Чтобы никому в голову не пришло искать какие-то тайные проходы, или паче того — подземелья.