Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 10

Впрочем, главным оказался не нанесенный врагу урон — а сам факт взрывов и произведенный ими эффект. Ранения получило, быть может, всего пара человек — но при виде того, как после подрыва «ручных бомб» падают товарищи, бросились на землю и многие другие турки! Иные же замедлили свой бег, несколько отрезвленные действием нового оружия — а я к тому моменту наконец-то перезарядил «максим»… И, подняв предохранитель, утопил гашетку до упора, посылая во врага смертельный вихрь горячего свинца!

— Получите, твари!!!

В этот раз я уже не позабыл про косоприцельный «фланкирующий» огонь, начиная вести ровную строчку пуль на полфигуры впереди от бегущих боком ко мне османов… И ведя ее навстречу их движению. При этом поочередно направляя извергающий пламя и свинец ствол пулемета то влево, то вправо — надеясь в душе, что таким образом я хоть как-то собью туркам прицел!

Но ответная вражеская пальба на бегу оказалась на удивление жидкой и неточной — многие просто не стреляли, а если стреляли, то в движение, не целясь. Короче, повезло мне — ни одна случайная пуля, которая, как известно «дура», не зацепила голову в те мгновения, когда щиток ее не закрывал. Не пострадали и члены расчета — более того, я даже не заметил попаданий в бруствер или по самому щитку станкача!

— Лента!

Взявший себя в руки Василий успел вовремя вставить ленту в приемник — а я, лихорадочно передернув рукоять пулемета, дослал очередной патрон в ствол, изготовившись к бою. Но крошечная пауза уже не сказалась на ходе боя: турецкая атака захлебнулась по всему фронту, попав под свинцовый ливень «максимов». Кажись, справились все расчеты прапорщиков, которым я перед самым подъемом успел подтянуть только теорию… На ум пришел подпоручик Малышев — интересно, его-то расчет успел развернуться хотя бы просто на снегу и вступить в бой? Но мысль о вредном служаке мелькнула и пропала — залегшие кто в тридцати, кто в сорока метрах от нас турки вновь начали стрелять.

Теперь уже густо и прицельно.

И крепкий, но несколько громоздкий щиток «максима» стал лучшей для них мишенью…

Пулю засвистели над нашими головами, ударили в бруствер — и если по фронту метровой толщины снег все также надежно держит горячий свинец, то по бокам мы не успели его как следует утрамбовать и подсыпать. Очередная пуля пробила насыпь насквозь — и ударила в противоположную стенку ячейки, где мгновением ранее сидел Прохор… Слава Богу, тот успел вовремя прихватить и подтащить второй цилиндр с патронными коробами!

Еще несколько пуль вновь ударили по пулемету; от отдачи пошатнуло даже меня, сидящего на подушке-сидение «хобота». Но самое страшное — это дважды раздавшийся громкий стальной лязг, и последовавший за ним отчетливый звук льющейся воды…

— Все братцы, приплыли. Они нам кожух повредили. Сейчас вся вода сольется, и на следующей же очереди перегревшийся пулемет даст клина. Слышь, Прохор, а у тебя еще гранаты остались?

— Никак нет, ваше благородие.

— Вот ведь… Молодец ты, что догадался взять пару штук. Нам-то чего не подсказал?

— Так я это, господин прапорщик, дежурил на складе, где «ручные бомбы» есть. Вон наш старший унтер и разрешил нам по две на брата взять — так-то мы с началом войны учили, как обращаться с «бомбой» капитана Рдутловского.

— Ну-ка, Прохор, а какого она года выпуска?

— Одна тысяча девятьсот двенадцатого, ваше благородие.

Понятно… Значит, РГ-12 получается…

— Вот что, братцы, сейчас они осмелеют — и попробуют подняться. Я тогда выпущу, сколько смогу патронов — а после все, придется уже из винтарей отбиваться. Так что вы это… Штыки примкните и проверьте, заряжены ваши «мосинки» или нет.

Бледный от страха Василий судорожно кивнул, с вновь задрожавшими руками потянувшись к своей винтовке, а Прохор, насупившись еще сильнее, решительно достал граненый русский штык, коий тут же начал прилаживать к стволу «моиснки». Красавец, не подает вида, что боится…

— Аллагу Акбар!!!

— А вот и наши голубчики!

Чуть привстав — так, чтобы видеть врага в прицельную прорезь в щитке — я излишне крепко сжал рукоятки затыльника (нервы!), утопив гашетку до упора! Пулемет бодро выдал одну очередь, другую, вновь прижимая османов к земле — а из-за моей спины их встретил и дружный винтовочный залп… И турки вновь залегли, едва встав — вот только кожух станкача после двух очередей окутался предательским, густым паром, выдавая неисправность «максима».

Может, плюнуть на все — да развернуть и тикать? Попрошу Прохора встать к пулемету — и этот решительный малый успеет дать еще пару очередей, прижимая османов к земле! Пока я, под прикрытием его огня и парового облака, благополучно доползу до армян…

Мысль со всех сторон удачная — но вот что-то помешало мне воплотить в жизнь этот «стопроцентный» замысел. Что-то такое в душе, что не позволило развернуться и бежать, бросив как бы и «ненастоящих» товарищей… Вот же предательская игра, выполненная настолько реалистично, что невозможно понять, живые рядом со мной люди, или нет!

Если это все еще игра…

Как бы то ни было, пару мгновений форы я безнадежно и бессмысленно истратил на душевные метания. Залегшие турки вновь начали стрелять — и стрелять довольно метко и густо именно по пулемету! От греха подальше пригнувшись, спустя мгновение я замер от суеверного ужаса и истово перекрестился: в прицельную планку пулемета ударила пуля! Пуля, угодившая точно в прорезь щитка… Да еще пару раз лязгнул пробитый кожух — после чего пальба со стороны противника как-то разом стихла. Но уже пару секунд спустя я разобрал топот множества ног — и одновременно с тем раздались истошные крики армянских дружинников, да зачастили выстрелы именно с их стороны!

— К бою!!!

Я выпрямился, в который раз хватаясь за ручки затыльника, подняв большим пальцем левой предохранитель — а правой надавив на гашетку! Но отбив короткую очередь, «максим» осекся: видимо, в перегретом стволе заклинило-таки гильзу…

А поднявшиеся в атаку турки приблизились к пулеметной ячейке едва ли не на двадцать шагов.

Ближний ко мне осман вскинул до боли знакомую винтовку «маузер 98» к плечу — и при виде ее я как можно быстрее нырнул на дно окопа. Вдогонку грохнул выстрел, пуля свистнула над головой; в ответ жидким залпом огрызнулись обе «мосинки» моих бойцов. Рванув из кобуры заранее проверенный и снаряженный пулями наган, я рухнул на бруствер рядом с заклинившим пулеметом, положив рукоять револьвера на ладонь левой руки. Офицерская, самовзводная модель нагана с довольно-таки тугим спуском грохнула шесть раз, посылая пули в бегущих именно к нашей ячейке турков… Промахнулся я только единожды — и только потому, что враг успел прыгнуть на землю!

А между тем на позиции армянских дружинников раздался воодушевленный клич, который тут же поддержали множество ратников — так, что я даже сумел его разобрать:

— Мартаэравер!!!

И вслед за ним, чуть поодаль уже грянуло родное, русское:

— В штыки!!!

Как видно, ободренный этим криком, привстал для очередного, более точного выстрела Василий — но тут же упал на дно окопа с пронзительным криком, выронив винтовку да зажимая прострелянное плечо… Последний, седьмой патрон я выпустил в побежавшего вперед турка, только что ранившего моего второго номера — после чего бросил револьвер рядом с «мастеровым», заодно швырнув ему и горсть патронов от нагана, до того покоящихся в карманах шаровар. Догадается зарядить или нет — не знаю. Но предупредить солдата, чтобы тот заряжал револьвер и готовился к бою, я уже не успел — над самым краем ячейки показался первый осман, вскинувший винтовку для стрельбы! А Прохор, как назло, как раз привалился к стенке окопа, перезаряжая «мосинку»…

— Н-н-а-а-а!

За миг до того, как дуло турецкого «маузера» плюнуло огнем и свинцом, я рванул из ножен офицерскую шашку, успев размашисто ударить ей по стволу винтовки — и обратным движением возил острие клинка в живот врага! Его пуля ушла куда-то вправо — а сам осман только дернулся, выпучив глаза…И тут же справа раздался отчаянный крик Прохора: