Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 16

Но если наши пушкари свою дуэль выиграли в одни ворота, не дав врагу выстрелить ни единого раза (!), то пулеметчики, соревнуясь с турками в точности и плотности огня, пока что ведут тяжелый, непростой для себя бой –судя по длинным очередям с обеих сторон… Османы вооружены германской версией нашего «максима» под патрон 7,9 мм — пулеметом МG-08 на станке, но без щитка. С одной стороны, это делает вражеский расчет более уязвимым для нашего огня, но с другой — менее заметным. А с учетом того, что система охлаждения у обоих станкачей водяная, и что кожухи обоих пулеметов являются самой уязвимой их частью — преимущество наших расчетов в обороне не столь уж и очевидно…

Вот не ожидал я, что османы пронесут пулеметы по горам — а с другой стороны, то и про транспортировку орудий был абсолютно уверен, что это из области фантастики!

Как бы то ни было, вступление в бой сразу нескольких турецких «машингеверов» сковало наши расчеты, лишив батальон поддержки «максимов». А это сказалось уже на ходе всего боя: залегшие до поры турки принялись довольно метко стрелять — и упорно ползти в сторону окопов. Ползти по ледяному насту и снегу в своих легких шерстяных плащиках… Невольно пугает такое упорство и фанатизм противника.

Невольно пугает…

Уничтожив вражескую батарею, два наших орудия открыли, наконец, огонь шрапнелью по глубине вражеских порядков. Причем с таким расчетом, чтобы ведущие огонь расчеты турецких МG-08 оказались в зоне действия разрыва снарядов, начиненных каждый двухсот шестидесятью пулями! И это сразу возымело эффект: после подрыва в воздухе первых же снарядов, засыпавших пулями все ближнее пространство под собой (метров на двадцать по фронту и явно более двухсот в глубину), замолчали два турецких станкача… А следом притихли и остальные.

Но именно разрывы артиллерийских снарядов в тылу отрезали находящимся в передовых цепях османам дорогу назад! Чем и подтолкнуло итак приблизившегося к нам не более, чем на двести метров врага рвануть в очередную атаку…

— А-а-а-а-а!!!

Началось все с отчаянного, истеричного крика вскочившего первым турка. Но следом раздался уже оглушительный рев значительной массы османов, в одно мгновение осознавших, что дорога ко спасению у них — только вперед:

— АЛЛАГУ АКБАР!!!

— Офицеров выбивайте! Тех, у кого сабли и пистолеты!!!

Это уже кричу я, понимая, что порыв огромной массы людей (их тысячи под полторы человек, не меньше!) — доведенных до отчаяния тяжелейшим переходом по заснеженному высокогорью и разрывами шрапнели, но при этом не сломленных, и наверняка настроенных фанатично — будет очень сложно подавить…

Включаются в бой наши пулеметы, верно и расчетливо гася турок длинными очередями. В то время как мне удается разглядеть в плотных цепях во весь опор бегущих турок офицера с пистолетом в руке — кажется, длинноствольным маузером, судя по увесистой деревянной кобуре… На двухстах метрах просвет между прицелом и самой целью уже не нужен — целься в пояс, если зрение позволяет. У прапорщика Романа Самсонова позволяет вполне — и поймав на мушку низ туловища турка, я тут же мягко утопил спусковой крючок на выдохе… С легкой радостью отметив, что сразу после моего выстрела противник упал.

А после я стреляю еще, и еще, и еще, торопливо и уже не столь выборочно опустошая магазин — и тут же заряжая его вновь очередной обоймой…

Плотный винтовочный огонь всей линии обороны, подкрепленный пятью «максимами» (два станкача, по всей видимости, уже выведены из строя в дуэли с турецкими пулеметчиками) вновь прижимает врага к земле. Прижимает метров за сто пятьдесят до окопов, а где и за сто двадцать… При этом османы потеряли не меньше трети поднявшихся в атаку солдат! С одной стороны — полный успех, да и дистанция для стрельбы из винтовки удобная. Ведь теперь можно уверенно ловить на прицел головы стреляющих по нам османов, сводя целик с мушкой под подбородком противника…

С другой стороны — вражеских солдат, несмотря на все пренебрежение к туркам, сложившимся за два столетие регулярных побед в русско-турецких войнах, готовили неплохо. Возможно, с помощью все тех же германских инструкторов… Так вот, теперь их огонь становится максимально плотным, кучным и точным — несколько вражеских пуль подряд ложатся точно в бруствер нашей ячейки! Еще одна парой секунд спустя поднимает фонтанчик снега, пробороздив верхушку бруствера всего в двадцати сантиметрах левее моей головы — заставив меня рефлекторно пригнуться и опуститься на дно окопа.

А следом раздается отчаянный вскрик — и раненый одновременно и в руку, и в правое плечо Степан падает на спину, отброшенный сильным толчком назад.

— Степа!

Рядом с товарищем на корточки тут же опускается встревоженный Жорж — но вместо перевязки он лишь прихватывает «старика» под голову, да растерянно пялится на его рану.

— Чего застыл? Перевязывай!!! Да не своим пакетом, его возьми!

«Аристократ», однако, в ситуацию явно не въезжает — и тогда я сам, грубо отпихнув замешкавшегося прапорщика в сторону, принялся быстро расстегивать бекешу на Степане. После чего освободил раненое плечо, стараясь при этом не сильно беспокоить рану… Но все равно мой товарищ очень громко застонал от боли — и тут же принялся с отчаянной горечью в голосе жалиться:

— А ты говорил… Не верь предчувствию…

— Не раскисай, господин прапорщик! Рана у тебя не смертельная, отлежишься, подлечишься, домой в отпуск съездишь… У тебя ведь семья? Так помни, Степан, ради кого выжить должен!

Стандартный ИПП у всех военнослужащих Русской императорской армии хранится в кармашке-«гнезде» шаровар; искал его еще вчера — и ведь нашел к своему вящему удивлению! Сейчас же, вытащив индивидуальный перевязочный пакет раненого Степана, я быстро его вскрыл, достав, прежде всего, марлевые тампоны — после чего плотно прижал их ко входному и выходному отверстиям раны.

— Бинтуй сверху, Жорж! Только потуже бинтуй, чтобы кровь сдержать!

«Аристократ» наконец-то включается в работу. Бинт он накладывает неплохо — достаточно туго и не комкая, а накрывая полосками, наслаивая их друг на друга в половину ширину. Ну, не считая первых двух-трех оборотов, легших ровно, один в один — что, кстати, также правильно… Когда окрасившиеся красным тампоны оказались уже полностью закрыты бинтом, я коротко скомандовал:

— Оставь немного на руку. Предплечье только вскользь задело, достаточно просто перевязать…

Разрезав бинт трофейным штык-ножом (знакомая ведь давно вещь!) и дополнительно закрепив первую повязку английской булавкой, я уже самостоятельно забинтовал остатками бинта раненое предплечье… При этом крепко сжимающий левую руку «старика» Жорж неотрывно находится рядом, стараясь поддержать товарища:

— Все нормально, нормально! Главное, артерии не задеты и перевязали мы тебя вовремя, так что кровью не изойдешь, Степа! А уж там тебя, раненого в столь горячем деле, наверняка и «Георгием» пожалуют…

Прерывает увещевания «аристократа» Андрей, все время перевязки раненого ведущий бой в одиночку. Нырнув на дно окопа после очередного близкого попадания турецкой пули, он непривычно серьезно и даже зло бросил:

— Хорош причитать над ним, как над бальной бабушкой! Перевязали?! Ну и все, к бою! Османы сейчас вновь поднимутся!

Невольно усмехаясь над произошедшими с «балагуром» метаморфозами, я распрямляюсь, прилаживая ложе винтовки на бруствере. Но слова Андрея оказываются пророческими… Хотя бы и временно заткнув пулеметные расчеты плотным прицельным огнем, сосредоточенным именно на громоздких «максимах» (короткие очереди последних вынужденно выбивали залегших османов по одному), турки поднялись на рывок прямо на моих глазах:

— ИМШИ ЯЛЛА!!!

Глава 8

…— Жорж, помоги Степану отойти на фельдшерский пункт, Андрей — готовь ручные бомбы!

«Стимпанковские» РГ-12, имеющие несколько футуристический внешний вид, мы получили еще вчера, по две штуки на брата. Запалы также вставили заранее; и к слову, вставляются они действительно весьма муторно –или, как говорят местные, «мешкотно»… Так вот, мои эргэшки сейчас покоятся на специально вырубленной под гранаты выемке во внешней стенке ячейки — деревянными ручками кверху, крышкой цинковых цилиндров на снегу.