Ночь триффидов - Кларк Саймон. Страница 24

— Такие действия противны нашему духу. Мы любим мир и тоже желаем наводить мосты.

— Рад это слышать, — с некоторым облегчением произнес Гэбриэл.

— Мы хотим заводить себе друзей, а не врагов, — улыбнулся Рори.

— Кроме того, — с нажимом сказал я, — наши самолеты, включая реактивные, не способны долететь до Нью-Йорка. Не та дальность полета.

— Следовательно, авианосцев у вас нет?

— Нет, — рассмеялся я. — Такой роскоши мы себе позволить не можем. Все снова заулыбались.

— В таком случае мы, несомненно, станем лучшими друзьями, — сказал Гэбриэл, вставая с кресла. — И это следует отметить.

Он вернулся с виски, которое оказалось не только отличным по качеству, но и весьма мощным по произведенному эффекту. Я принял пару порций, и алкоголь, пробежавшись по жилам, ударил в голову. Я почувствовал себя смертельно усталым, что было вполне объяснимо после стольких ночей, проведенных в тесной кабине. Керрис первой заметила, как мой подбородок непроизвольно падает на грудь, и сказала, что каюта меня ждет, а потом даже проводила по коридору до самых дверей. — Шкипер говорил, что мы к утру будем у острова Уайт, — сообщила она, стоя у порога маленькой, но уютной каюты с уже застеленной койкой. — А до этого вы сможете как следует выспаться. Словом, будьте как дома. Едва успев ее поблагодарить, я погрузился в прекрасный, без всяких сновидений сон.

Глава 11

Ночь

С корабля к отдаленной радиостанции на берегу понеслись сигналы. Берег ответил. Корабль передал информацию. Последовали вопросы. И затем поступил приказ. Но тогда я об этом ничего не знал. Пребывая в блаженном неведении, я крепко и сладко спал на своей койке под палубой.

Шум машин менялся, дрожь, которую передавали всему телу корабля пульсирующие цилиндры, становилась все сильнее и сильнее. Кочегаров подняли среди ночи и, не позволив перекусить, приказали спуститься вниз. Они не только поддерживали огонь в топках, но и посылали пламенные проклятия в адрес начальства, однако долг обязывал — им приказали держать давление пара в котле на максимально возможном для старой лохани уровне. Итак, кочегары непрерывно подбрасывали в топку уголь, и пароход шел все быстрее.

Об этом я тоже не знал, ибо спал сном младенца.

За трубой судна развевался огненный шлейф, искры ярко сверкали на фоне черного беззвездного неба. Те, кто стоял на падубе, могли видеть, как в обе стороны от форштевня разбегаются две белые волны, похожие в темноте на проведенные мелом линии. У самого носа корабля эти линии казались совершенно прямыми, но если оглянуться назад, было видно, что белые полосы изгибаются плавной дугой. Пароход менял курс. На борту судна находилось бесценное сокровище. Предмет оказался настолько ценным, что капитану было приказано не задерживаться ни при каких обстоятельствах, кто бы этого ни требовал.

Пребывая все в том же блаженном неведении, я встал с постели, натянул смешные, похожие на щенков-далматинцев шерстяные носки, влез в брюки, надел рубашку и прошел в пассажирский салон, где в полной мере насладился хрустящим поджаренным беконом, парой яиц и тостом. Завершался завтрак пончиками с великолепным сладким сиропом. Находясь в прекрасном расположении духа, я не придал никакого значения словам Гэбриэла.

— Кто-нибудь знает, почему шкипер так гонит это старое корыто? — войдя в салон и наливая себе кофе, спросил гигант.

Мужчины пожали плечами, не прекращая работать челюстями, Керрис не ответила, потому что живо заинтересовалась развитием инфраструктуры на острове Уайт.

Инфрастуктура! Я не знал, как это слово пишется, а меня спрашивают о ее развитии... Меня никогда не интересовало, сколько миль железнодорожных путей или магистральных водопроводов проложено на нашем острове. Будучи невежественным дурнем, я в тот момент полагал, что примерно через час мы достигнем острова и более компетентные обитатели колонии смогут полностью удовлетворить любознательность Керрис. Девушка, поняв, что от меня ничего не добиться, принялась заряжать восьмимиллиметровой пленкой взятую со склада кинокамеру, произведенную когда-то в Германии. Я с удовольствием следил, как ловко работают ее пальцы, вставляя пленку в лентопротяжный механизм между валиками и звездочками. Камере было по меньшей мере лет сорок, но она продолжала работать с точностью швейцарских часов. Первый за последние тридцать лет контакт между нашими народами будет запечатлен для вечности.

Вскоре я вышел на палубу. Матросы трудились, не поднимая головы и не покладая рук. На мостике, широко расставив ноги и заложив руки за спину, вглядывался в далекий горизонт капитан Шарпстоун. Шкипер стоял как скала, а глаза его казались стальными.

На фордеке я увидел небольшую четырехфунтовую пушку и пару крупнокалиберных пулеметов. Да, эти ребята хорошо подготовились к заходу в незнакомые воды. Солнце уже успело подняться довольно высоко над горизонтом. Или, вернее, не солнце, а то, что себя выдавало за дневное светило в эти темные времена. Больше всего это напоминало диск из оранжевой фольги, небрежно приклеенный к едва освещенному небу. Нам предстоял еще один мрачный и холодный день в самый разгар июня. То, что преграждало путь солнечным лучам высоко в небе, весьма эффективно действовало и на климат. Погода все больше и больше походила на зимнюю.

Неужели слова мистера Хартлоу, произнесенные перед смертью, оказались пророческими? Может, это и впрямь начало конца? Ведь недаром множество мировых религий предрекают: гибель мира начнется с прихода неестественной тьмы.

Если не будет света, фотосинтез прекратится. Растительный мир погибнет. Без растений вымрут все травоядные животные. Пищевая цепочка начнет рваться — звено за звеном.

От мрачных размышлений я дрожал сильнее, чем от холодного пронизывающего ветра.

Я стоял, облокотившись на фальшборт, и вглядывался в ржавые валы далеко на горизонте. Мне очень хотелось первым увидеть пологие холмы острова Уайт. Я представил, как приятно будет пройти по пирсу в город. Увидеть знакомые лица. Услышать голоса играющих на школьном дворе детей. Я уже видел себя дома в удобном кресле перед камином. Папа, мама и сестры, широко открыв глаза и замирая, внимают рассказу о моих героических похождениях. А за этим последует ночь «очищения» в городе. В компании с Митчеллом, естественно. В этот момент я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит.

— О, Керрис, простите. Я не заметил, как вы подошли.

— Мне не хотелось вас беспокоить.

— Вот-вот должен показаться мой дом.

— Вы что-нибудь уже увидели?

— Пока нет.

— Необходимо раздобыть для вас обувь. Не можете же вы предстать перед своими в этих дурацких носках. К тому же сейчас очень холодно.

— А я и не заметил, — ответил я, несколько покривив душою. — Готовьтесь к встрече. В порт явится весь город. Не каждый день к нам приходит пароход с американцами.

— Камера наготове. Я запечатлею на пленке ваш прекрасный профиль, как только мы ошвартуемся, — с улыбкой сказала она.

— Прекрасный профиль? — удивился я. — Боюсь, что от его вида треснет объектив.

— Вы в это время будете стоять вытянув шею, отыскивая среди встречающих супругу.

— А вот и нет. Я не женат.

— Ах вот как, — проронила Керрис и взглянула вперед по курсу. Ее длинные волосы развевались по ветру. — Вы знаете, а ведь Гэбриэл прав. Мы мчимся на всех парах. Шкиперу не терпится доставить вас домой живым и здоровым.

— Вы уверены, что он дал радиограмму на частоте, которую я вам сообщил?

— Естественно. Они страшно обрадовались, узнав, что вы живы.

Мы замолчали. Наступившую тишину нарушало лишь шипение разрезаемых форштевнем волн.

— Вы спасли девушку, — наконец произнесла Керрис, внимательно глядя на меня своими необыкновенными зелеными глазами. — Вас встретят, как героя.

— Героем я себя вовсе не чувствую, — ответил я, покачивая головой. — Совсем напротив. Мне становится очень скверно, когда я вспоминаю о Хинкмане.