Возрождение Феникса. Том 10 (СИ) - Володин Григорий. Страница 14

Выставка, конечно, проходит отнюдь не индивидуальной. Галина Константиновна почти сразу уходит под предлогом утомления из-за переживаний, служанка-поводырь уводит знатную старушку, но остаются Люда с Анфисой, не считая Рауля, который мнется в углу, может, прикидывает куда датчики поставить. Барышни держатся рядом со мной. Анфиса помалкивает, с любопытством поглядывая на меня, а Люда вдруг спрашивает:

— Арсений Всеволодович, а какая ваша любимая картина у Краснова?

— Вообще «Девочка со сливами», — усмехаюсь, вспомнив предыдущий поход сюда до рестарта. — Но эта картина меня заинтересовала не меньше. Можно сказать, я влюбился в нее.

Указываю на пейзаж березовой опушки, разрезанной пополам извилистым ручьем.

— Влюбились?! — прорезается голос и у Анфисы, на что и был мой расчет. Польщенная художница расцветает, но пытается скрыть свое довольное состояние. — А вы знаете, что это не Краснов?

— Прекрасно вижу, художник явно более юный, — киваю будто в неведении, кто написал картину. Княжна смотрит на меня обвинительно, и подслащиваю пилюлю. — Но талант его бесспорен. Пейзаж вышел естественным и живым, я будто смотрю в окно сквозь прозрачные занавески.

— Спасиб…то есть, подождите… — спохватывается Анфиса. — А причем тут занавески? Что-то не так, значит?

Вздыхаю. Но княжна смотрит с такой надеждой, что приходится тщательно подбирать слова, но и соврать в лицо жене я не могу.

— Посмотрите вот сюда,— указываю на листву, подставленную солнцу, — чуть более насытить краски — и кроны заиграют новой жизнью. А вот здесь, наоборот, не хватает тени, судя по геометрии расставленных деревьев, следовательно листья должны быть чуть темнее, менее насыщенными. Что думаете? Ведь я могу ошибаться, ведь я младше и не так опытен, — ну по крайней мере в этом теле точно.

Анфиса подходит к своей работе почти вплотную. Вглядывается пристально, вертит головой, чтобы посмотреть под разными углами.

— Да, вы правы, — нехотя признает упавшим голосом. — Есть недостатки.

— Уверен, ваши следующие работы будут еще лучше, — подбадриваю, одновременно пуская волны обаяния. — Ведь для мастера нет ничего ценнее, чем каждым своим творением превосходить прошлого себя. А вы уже увидели путь к этому, и вам большее совершенство дастся почти со сто процентной вероятностью.

Задумавшись над моими словами, Анфиса подбадривается.

— Возможно, вы и правы, Арсений, — смотрит она заинтересованно на меня. — Очень возможно.

— Умны не по годам, — замечает Люда. — Интересуетесь искусством?

— В том числе, — улыбаюсь, оглядывая прекрасных девушек. — А вообще всем, что возможно довести до совершенства.

Подруги переглядываются. Эти слова прозвучали немного провокационно, но больше интригующе. Губы девушек вспухли, стали пунцовыми, яркими, влажными. Они явно захотят провести со мной вечер подольше.

— Доспех? — изгибает бровь Свиридов. — Беркутов одолел Корсова?

— Легко, — мрачно сообщает младший сын Витя. — Тот даже ни разу не ударил этого инвалида. А Миша ведь войстезей занимается, на соревнования ездит, на городских выбил место в первой десятке.

— Грустно-грустно, — Анатолий переводит взгляд на Павла. — Получается по рангу он равен тебе.

— Он сопляк и инвалид, — рычит Павел, но видно, что он волнуется. — Я его сделаю за несколько секунд.

— Ты хоть тренируешься? — строго спрашивает отец.

— Конечно, — бурчит наследник под тяжелым взглядом Анатолия. — Я всегда тренируюсь. Каждый день.

Анатолий ничего говорит, только лишь качает головой.

— Тренироваться можно по-разному. Отдаваясь полностью упражнениям или тяп-ляп. Толку от последнего немного.

— Так какой план с заводом? — переводит тему Павел.

— Пока никакого, — задумывается Свиридов. — Беркутовы провели чистку, всех шпионов выгнали, а самого главного убили. Тем более они знают о строительстве в будущем коттеджного района. А недавно, — он морщится. — Беркутов поймал вора, обокравшего мать Волконского.

— Так неужели мы отступим? — вскидывается Павел.

— От твоего поединка всё зависит, — отвечает Анатолий. — Если у мальчишки хватит яиц тебя одолеть, то он чего-то, да стоит, и я подумаю над союзом с ним. Врагов у меня и так хватает. Но лучше тебе победить,— взгляд Свиридова жесток. — Ему нет и семнадцати, он инвалид. Проигрыш такому будет означать позор. Ты понял?

— Да, — с натугой произносит Павел.

Тимофей везет меня с завода. Фонари освещают мокрое после дождя дорожное полотно, но за пологом света простирается лишь чернота леса. Черные тучи застилают небо.

Только что я познакомил Рауля с его подчиненным коллективом. Катя тоже присутствовала. Как и мама. Она осталась на заводе под предлогом работы, но я-то видел, что ее очень сильно заинтересовал француз. Глаз не отрывала от его кудрявой шевелюры и ястребиного носа. Что ж, дай Сварог, им пообщаться и найти общий язык.

Невольная усмешка пробегается по моим губам. Вспомнилось, как Катя пыталась задержать меня, якобы, тоже по рабочему поводу.

Господин, точно ли нужно сокращать объем склада в Дубне на двадцать процентов, а не на двадцать пять? Хотелось бы обсудить в кабинете, наедине, за чашечкой кофе — белого сухого или красного сладкого…

Но я сказал «без разницы» и удалился. Пускай еще промаринуется красотка. Возможно, ее расшалившееся либидо успокоит обычный земной мужчина, и Феникс ей станет вовсе не нужен. Посмотрим.

Неожиданно из-за деревьев на перекресток впереди выскакивает фургон. Резко тормозит прямо посередине дороги. Завизжали горящие покрышки. Двери отъезжают в сторону, показываются дула автоматов.

— Сеня! — кричит Тимофей, дергая руль в сторону. — Ложись!

Вороненые стволы разряжаются выстрелами.

Глава 8 — Поставить на место

Автоматы разряжаются выстрелами. Гром и треск.

— Сруливай! — кричу я.

Тимофей резко дергает руль в сторону, машина падает в кювет, бахнувшись бампером о ствол упавшей сосны на склоне.

Болотопс жеваный! Хорошо, что пристегнут. Доспех, понятно, уже включен, но полетал по салону я бы знатно.

Уф, адреналин кипит в крови. В ушах какой-то звон. Странно! Ситуация-то стандартная…ну почти. Подумаешь, пальнули из пукалок.

Заглядываю внутрь себя и охреневаю.

Ох, болотопсовская мать! Черный ящик разросся и, кажется, пустил щупальца мне в душу. В руках чувствуется неимоверная сила. Больше, чем могла бы дать мне жива.

— Сеня…— раскрывает рот воспитатель, доставая пистолет из бардачка.

— СИДИ ТИХО, — обрываю его, волны магнетизма наполняют машину, и Тимофей замолкает, оглушённый психическим бушеванием.

Сзади на склоне чернеют спускающиеся с дороги тени. Пять уродов. Наверняка, «кабаны», прихвостни Свиридовы.

Выжидаю, пока первый поравняется с задней дверью. Резко выбиваю ногой дверь, придавливая смятой железкой «кабана». Хватаю следующего за ним налетчика за шею, дергаю к себе в салон. Доспех под рукой не чувствуется, и это отлично, сейчас резким ударом сверну гаду шею и возьмусь за следующих.

Только подумал — как «кабан» сам откинулся назад, глаза закатились, пульс под пальцами стих, как у мертвого. Хотя да, он и правда умер. А в меня будто впиталось что-то обжигающее и холодное одновременно.

Ничего не понимая, мельком заглядываю в астральное тело. Отец-император! Я только что поглотил душу «кабана». Одним чертовым касанием. Да еще мой живот довльно заурчал, будто я его вживую сожрал.

Грохочут выстрелы. Пули залетают в салон, рвут обшивку, отскакивают от моего и Тимофея доспехов, потрошат тело «кабана»…

— Раньте гребаного пацана! — орут бандиты снаружи. — И вытащите Комара!

Я фыркаю. Придурки. Комару уже давно мозг прошила не одна братская пуля.

— Наружу! — кричу воспитателю.

Мы выскакиваем одновременно. Машина пока не загорелась, но кто ее знает, попадет пуля в бензобак, и прости-прощай.«Кабаны» совсем рядом стоят. Я подбегаю к одному, чувствую, как мои глаза застилает кровавым туманом несвойственной мне ярости. Прямо как у бешеного зеленомордого! Но остановиться, прийти в себя не успеваю. Мой кулак взметается навстречу лицу «кабана». Легкое сопротивление доспеха, и голова бандита взрывается как арбуз.