Книга Тайн. Наука медитации. Части 1-4 - Раджниш (Ошо) Бхагаван Шри. Страница 34

Попробуйте делать наоборот; именно это предлагает Шанкара. Он говорит, что весь мир иллюзорен, что весь мир нам снится – помните об этом. Но мы глупы. Если Шанкара говорит: «Это сон», – мы думаем: «Стоит ли тогда вообще что-либо делать? Если все нам только снится, зачем нужно есть? Продолжать есть и думать, что это сон? Тогда я не буду есть!» Но в таком случае помните: когда вы испытываете голод, он вам тоже снится. Или ешьте, а когда почувствуете, что переели, помните: это вам снится.

Поймите, Шанкара не предлагает изменить сон, потому что попытка изменить сон опять-таки основана на абсолютно ошибочном убеждении в его реальности; иначе незачем что-либо менять. Шанкара просто говорит: «Что бы ни происходило, все это сон».

Запомните: не нужно делать ничего, чтобы изменить сон, нужно просто постоянно помнить, что это сон. Попытайтесь в течение трех недель постоянно помнить: что бы вы ни делали, это только сон. Поначалу будет очень трудно. Вы снова и снова будете незаметно возвращаться к старой привычке ума, начиная думать, что происходящее реально. Вам придется постоянно напоминать себе: «Это сон». Если в течение трех недель вы сумеете постоянно придерживаться этого подхода, на четвертую или пятую неделю однажды ночью вы вдруг вспомните: «Это сон».

Это один способ осветить сны сознанием, осознанностью. Если ночью, когда вам снится сон, вы сможете вспомнить, что это сон, тогда и днем вам не понадобится никакого усилия, чтобы помнить, что это тоже сон. Тогда вы будете это знать.

Поначалу, выполняя эту практику, вы будете притворяться. Вы будете просто убеждать себя: «Это сон». Но когда вы сможете во сне вспомнить, что это сон, практика станет подлинной. Тогда днем, проснувшись, вы не будете думать, что пробуждаетесь ото сна, у вас будет ощущение, что вы просто переходите из одного сна в другой. Тогда практика станет для вас реальностью. И если все двадцать четыре часа станут сновидением, и вы будете это чувствовать и помнить, вы окажетесь в своем центре. Тогда ваше сознание станет обоюдоострым.

Вы начнете осознавать сны, а если вы будете воспринимать сны как сны, то начнете осознавать сновидящего – субъект. Когда же вы принимаете сны за реальность, вы не осознаете субъект. Если фильм превращается в реальность, вы забываете себя. Но когда фильм прерывается, и вы понимаете, что он не был реальностью, прорывается ваша собственная реальность; тогда вы ощущаете себя. Это один способ.

И это один из старейших индийских методов. Вот почему мы всегда настаивали на нереальности мира. Мы не вкладываем в это философского смысла; мы не утверждаем, что дом нереален и поэтому вы можете проходить сквозь стены. Мы имеем в виду не это! Когда мы говорим, что дом нереален, это только средство, прием. Мы не пытаемся доказать, что дома нет.

Так вот, Беркли выдвинул идею, что весь мир – только сон. Однажды утром он гулял в обществе доктора Джонсона. Доктор Джонсон был убежденным реалистом. Беркли сказал ему: «Вы слышали о моей новой теории, над которой я работаю? Я чувствую, что весь мир нереален; его реальность недоказуема. Пусть это доказывают те, кто утверждает, что он реален. Я же говорю, что он нереален – как нереальны сны». Джонсон не был философом, но обладал самым острым логическим умом.

Было утро, и они шли по безлюдной улице. Джонсон поднял камень и ударил Беркли по ноге. Выступила кровь, и Беркли вскрикнул. Тогда Джонсон сказал: «Что же вы кричите, если этот камень только сон? Что бы вы там ни говорили, но вы верите в реальность этого камня. Ваше поведение противоречит вашим словам. Если ваш дом только сон, куда вы пойдете? Куда вы вернетесь после прогулки? Если ваша жена всего лишь сон, вы ее больше не встретите».

Реалисты всегда прибегали к подобным аргументам, но они не смогли бы таким образом переубедить Шанкару, потому что для него это не философская теория. Он ничего не говорит о реальности; не выдвигает никаких гипотез об устройстве вселенной. Он лишь предлагает средство, которое поможет вам изменить свой ум, изменить свое привычное мировоззрение, так чтобы вы смогли посмотреть на мир по-другому, совершенно по-другому.

Вот что занимает, постоянно занимает, индийскую мысль – потому что индийская мысль во всем ищет только средство для медитации. Нас не заботит, истинно нечто или ложно. Нас только интересует, может ли это помочь трансформации человека.

Направленность западного ума в корне отличается. Когда Запад выдвигает теорию, его в первую очередь волнует, истинна она или ложна, можно ее доказать логическим путем или нет. Когда же мы о чем-то говорим, мы заботимся не об истинности, а о полезности – насколько это может помочь трансформировать человеческий ум. Истинно это или ложно, суть не в этом – скорее, ни то, ни другое: это лишь средство.

На улице я видел цветы…. Утром восходит солнце, и все так красиво! А вы никогда не выходили из дома, никогда не видели цветов, никогда не видели утреннего солнца. Вы никогда не бывали под открытым небом и не знаете, что такое красота. Вы всегда жили в замкнутом пространстве, как в тюрьме. Я хочу вывести вас наружу. Я хочу, чтобы вы вышли под открытое небо и увидели эти цветы. Как мне это сделать?

Вы не знаете цветов. Если я заговорю о цветах, вы подумаете: «Он сумасшедший. Цветов не бывает!» Если я буду говорить об утреннем солнце, вы подумаете: «Он мечтатель, поэт. Он живет в мире фантазий». Если я что-то скажу об открытом небе, вы поднимете меня на смех. Вы скажете: «Где оно, твое открытое небо? Вокруг только стены и ничего кроме стен».

Как же мне быть? Я должен придумать нечто такое, что будет вам понятно и в то же время заставит вас выйти наружу. И вот я говорю, что в доме пожар, и бросаюсь бежать. Пример заразителен: вы броситесь бежать вслед за мной – и окажетесь снаружи! Тогда вы поймете, что сказанное мной не было ни истинным, ни ложным. Это было только средством. Тогда вы узнаете цветы и сможете меня простить.

Так же поступал и Будда, так поступал Махавира, так поступал Шива, так поступал Шанкара. Потом мы можем их простить. Мы всегда их прощали, потому что, оказавшись снаружи, мы сразу понимаем, чего они хотели добиться. И тогда мы понимаем, что бесполезно было с ними спорить, потому что дело было не в доказательствах. Пожара не было, но это был единственный язык, который мы могли понять. Цветы были, но мы не понимали языка цветов, такие символы были для нас бессмысленны.

Итак, это один способ. Есть еще другой метод, противоположный первому. Два этих метода – как два полюса одного и того же явления. Первый метод состоит в том, чтобы начать чувствовать, помнить, что все есть сон. Во втором методе о мире не нужно думать совсем, нужно только постоянно помнить, что вы есть.

Гурджиев применял этот второй метод. Этот метод происходит из суфийской традиции, из ислама. Там он очень глубоко практиковался. Что бы вы ни делали, помните: «Я есть». Вы пьете воду, принимаете пищу – помните: «Я есть». Пока вы едите, постоянно помните: «Я есть, я есть». Не забывайте! Это трудно, потому что вам кажется, что вы уже знаете, что вы есть; зачем же все время об этом помнить? На самом деле, вы никогда об этом не помните. Эта техника очень, очень мощная.

Когда вы идете, помните: «Я есть». Пусть будет ходьба; продолжайте идти, но будьте постоянно сосредоточены на «самовспоминании»: «Я есть, я есть, я есть». Не забывайте об этом. Сейчас вы меня слушаете… – попробуйте прямо здесь. Вы меня слушаете: не теряйтесь в моих словах, не вовлекайтесь, не отождествляйтесь. Что бы я ни говорил, помните, продолжайте помнить. Есть слушание, есть слова; кто-то говорит, а вы есть: «Я есть, я есть, я есть». Пусть это «я есть» будет постоянным фактором осознанности.

Это очень трудно. Вы не сможете непрерывно помнить даже в течение одной минуты. Попробуйте следующее. Положите перед собой часы и смотрите на движущиеся стрелки. Одна секунда, две секунды, три секунды… Продолжайте на них смотреть. Делайте одновременно две вещи: следите за движением секундной стрелки и постоянно помните: «Я есть, я есть». С каждой секундой продолжайте помнить: «Я есть». Через пять или шесть секунд вы обнаружите, что забыли. Внезапно вы вспомните: «Прошло много секунд, а я не помнил: „Я есть“…»