КаМаЗ и Ч.М.О. (СИ) - Кит Тата. Страница 36

— Ладно, поехали, эстет.

Костров припарковался у обочины близ небольшого лесного оазиса. Я настороженно посмотрела между деревьями.

— Чего ждешь? Опять размерчик не тот?

— А здесь точно нет медведей? — поинтересовалась я на всякий случай.

— Тебе-то какая разница? — хохотнул Михаил Захарович. — Ты только что полкана отмудохала как девочку в бантиках. Медведь тебе так… на колготки сгодится. Иди уже, ссы и не ссы.

Оставив на приборной панели варежки, я вышла из машины. Чтобы добраться до самого густого места в лесу, пришлось немного спуститься в канаву, перейти ее и пройти еще немного по толстому слою рыхлого снега.

Здесь уже были чьи-то следы, по которым было понятно, что кто-то входил в лес и, к счастью для меня, благополучно вышел.

Конечно, я не пошла по тем следам, ибо это не очень гигиенично — пользовать один и тот же снег дважды. Свернула в противоположную сторону, повернулась лицом к дороге. Машина Кострова была видно, но не настолько, чтобы он мог видеть меня. Надеюсь.

Задрала куртку, нащупала пальцами пуговицу на джинсах. Спустив сто зимних одежек, оголила зад и, не успев присесть, застыла, услышав странный звук. Словно кто-то простонал. Но очень тихо и мучительно, будто из-под толщи тяжелой ткани.

Желание сходить по-маленькому отступило в эту же секунду. Мгновенно натянув всю одежду на зад, я выпрямилась и прислушалась к звукам, готовясь в любой момент бежать к машине.

Звук не повторился. Скорее всего, мне просто показалось. Богатая фантазия в лесу может сыграть злую шутку.

Снова спустила джинсы и колготки, и снова странный стон повторился. Но в этот раз громче и настойчивее, давая понять, что это мне не показалось. Рефлекторно посмотрела под свои ноги, решив, что могла наступить на кого-нибудь в маскировочном костюме. Но под моими ногами оказался только снег.

— Здесь кто-нибудь есть? — спросила я просто для того, чтобы убедиться, что нахожусь в этом лесочке одна, а звуки издает какая-нибудь птица.

Со стороны, в которую вели чужие следы, по которым я не пошла, донесся тихий-тихий плач. Как если бы плакал ребенок.

Руки мгновенно затряслись, по всему телу пошла дрожь и озноб. Торопливо застегнула пуговицу и молнию на джинсах.

— Кто здесь?

Пригнувшись, настороженно и неспеша двигалась в сторону, в которую вели следы и откуда доносилась звуки.

— О, господи! — сорвалось шокированное с моих губ, когда под деревом я увидела самого настоящего крошечного ребенка, завернутого в серый плед с розовыми сердечками.

Не до конца отдавая себе отчет в том, что делаю. Подбежала к ребенку, упала перед ним на колени в снег и быстро сняла с себя куртку. Боясь, что время уже идет на секунды, так как ребенок хныкал подозрительно тихо и вяло, завернула крошку в свою куртку и побежала с ним к машине, едва различая дорогу из-за выступивших слёз.

— Михаил Захарович! — кричала я на бегу. — Михаил Захарович!

Костров, смотрящий в противоположную от меня сторону, резко повернул голову и непонимающе нахмурился, видя, как я выбегаю из леса со своей курткой в руках.

— Что с тобой? — вышел он из машины.

— Ребенок, Михаил Захарович! Ребенок! Кто-то оставил в лесу ребенка! — кричала я и плакала, подбегая к машине.

Михаил Захарович, обежал капот, открыл для меня и ребенка дверь, стянул с себя куртку и накинул ее на меня и малыша, когда мы сели в машину. Вернувшись за руль, Костров включил все системы обогрева, что были в машине и сорвался с места, параллельно кому-то звоня.

Я же, прижимая тихо плачущего ребенка к себе, пыталась его согреть и отдать всё тепло, которое у меня только было.

— Разденься, — коротко бросил мне Михаил Захарович, придерживая у уха телефон. — Надо кожа к коже. Так ты только тряпки будешь прогревать минут сорок.

Не мешкая, оставив ребенка на коленях, я сняла с себя всё, что было выше пояса. Оставила только бюстгальтер. Выпутала ребенка из своей куртки, пледа, его тонкого белого комбинезончика, оставив только шапку на его голове.

— Девочка! — всхлипнула я громко, прижав крошку к груди. — Пуповина в зеленке.

— Новорожденная, — холодно заключил Михаил Захарович и укрыл нас всей одеждой, что осталась на моих коленях. — Холодная?

— Ручки и ножки очень холодные. И носик. И щёчки.

— Твою мать! — рыкнул мужчина и вдавил педаль газа еще сильнее в пол.

У подъезда к городу нас встретила машина ДПС с мигалками и сиренами. Я испугалась, что нас могут задержать за превышение, и мы потеряем, возможно, драгоценные минуты для жизни малышки, что продолжала плакать и трястись на моих руках.

— Это сопровождение. Не бойся, — Михаил Захарович положил свою ладонь поверх моей руки, обнимающей ребенка, а я переплела наши с ним пальцы. Мне было страшно. Так страшно, как никогда еще не было.

В сопровождении сотрудников ДПС мы без пробок и задержек доехали до больницы, у которой нас уже встречала бригада врачей.

Ребенка я отдала только когда вошла в больницу, не желая, передавать малышку на холоде.

Зажав рот ладонями, взглядом проводила быстро удаляющихся врачей, которые находу оценивали состояние крошки.

— Надень, — мягко произнес Михаил Захарович, протянув мне мою теплую кофту. Продолжая смотреть туда, куда унесли малышку, я как амёба надела кофту. — Всё, Маруся. Всё, — на затылок легла мужская ладонь и просто прижала меня лицом к широкой мужской груди. Сильные руки обхватили моё тело и крепко обняли. — Ты умница, — шепнул Костров, обнимая меня и поглаживая по спине.

Вцепившись в его свитер пальцами, не могла перестать плакать.

— Как там можно, Михаил Захарович? Она же еще совсем крошка! Как так можно поступать с человеком? За что? Что она сделала?

— Не медведей нужно бояться, Маруся. Не медведей…

Глава 28. Маруся

— Пиздец…

Лена шумно выдохнула, откинула голову назад, мягко ударившись затылком и дверцу духовки и застыла взглядом на потолке.

Сардоническая усмешка сорвалась с её губ, когда по щеке скользнула слеза.

— Я просто не понимаю, — выронила она хрипло. — Почему? Как так получается, Марусь?… У меня два высших, квартира, машина, я могу обеспечить хоть десятерых. Не пью, не курю, витамины, спорт… А рожают эти… которые, залетела, как вдохнула, ради, как пёрнула, и выбросила ребенка, как люди мусор не выбрасывают. Почему? Где справедливость? Может, тоже начать бухать, жрать с помойки, трахаться с кем попало, а не с любимым мужем. Как нужно жить, чтобы заслужить ребенка? Что я делаю не так, что именно мне не дано быть матерью? Я как дура десять лет мечтаю о том, как прижму к груди своего самого любимого человечка на свете; втайне от мужа покупаю детские вещи, надеясь, что если они появятся в доме, то и ребеночек появится; начала верить и в Богу и в чёрта, чтобы уже хоть кто-нибудь из-них дал мне малыша, о котором я последнее время даже мечтать уже боюсь, чтобы лишний раз не расстраиваться. А эти… — указала Лена в пустое пространство перед нами. — Почему?

Высунув руки из-под пледа, я притянула плачущую подругу к себе и крепко обняла.

Сотрясаясь от тихих всхлипов, Лена легла головой мне на бедра и свернулась, прижав ноги к груди.

— У тебя всё будет, Лен. Обязательно будет, — шепнула я ей, поглаживая волосы. Стянула с себя плед и накинула на подругу, которая притихла, явно погруженная в свои мысли.

— Как она? Камаз что-нибудь рассказывал? С малышкой всё хорошо? — поинтересовалась Лена, стараясь отвлечься.

— Михаил Захарович сказал, что сейчас всё хорошо. Переохлаждение средней тяжести. Около двух часов девочка пролежала на холоде. Сейчас за ее состоянием следят врачи.

— Кошмар! Хорошо, что сегодня был относительно теплый день. Но все равно холодно. Тем более для новорожденной.

— Врачи сказали, что малышке меньше суток. Судя по тому, как обработана пуповина, рожали ее в роддоме.

— Значит, это существо, которое ее родило, быстро найдут, — уверенно и озлобленно произнесла Лена. — Я хочу лично посмотреть ей в глаза и своей рукой вырвать все придатки. Без наркоза, анестезии и молитвы.