Таинственный остров (Перевод Салье М.А.) - Верн Жюль Габриэль. Страница 10

На первое время Трубы были вполне удобным жильем. Огонь горел хорошо, и сохранить тлеющие уголья оказалось нетрудно. На берегу среди скал можно было найти достаточно яиц и ракушек. В будущем, несомненно, удастся убить камнями или палками несколько диких голубей, стаи которых летали над гребнем плато. Быть может, в соседнем лесу найдутся съедобные плоды или ягоды. Пресная вода недалеко. Словом, Пенкроф и его товарищи решили остаться на несколько дней в Трубах и подготовиться к обследованию берега и прилегающей к нему местности.

Этот план особенно пришелся по сердцу Набу. Он был упрям и верил в предчувствия, и ему отнюдь не хотелось удаляться от места катастрофы. Наб по-прежнему не допускал мысли, что Сайрес Смит погиб. Нет, такой человек, как его хозяин, не мог утонуть банальным образом, в нескольких стах шагах от берега. Пока волны не выбросят тело инженера, пока он, Наб, сам не увидит своими глазами, сам не прикоснется к бездыханному телу своего господина, он будет считать его живым. Эта уверенность крепко утвердилась в верном сердце негра. Эту иллюзию – быть может, иллюзию, достойную уважения – Пенкрофу не хотелось разрушать.

Моряк давно уже не сомневался, что инженер погиб, но с Набом напрасно было спорить. Страдания его были таковы, что, возможно, он не пережил бы их. Утром 26 марта Наб опять спозаранку отправился на север – туда, где море сомкнуло свои волны над бедным Смитом.

В этот день обитатели Труб позавтракали голубиными яйцами и ракушками. Герберту посчастливилось найти соль, осевшую в углублениях скал вследствие испарения. Этот минеральный продукт пришелся как нельзя более кстати.

После завтрака Пенкроф предложил Гедеону Спилету пойти в лес, где они с Гербертом хотели попробовать поохотиться. Но, посоветовавшись, Пенкроф и Спилет решили, что кому-нибудь из них лучше остаться в пещере, чтобы поддерживать огонь. Да и Набу могла неожиданно понадобиться помощь. Остаться предпочел журналист.

– На охоту, Герберт! – сказал моряк. – Снаряды мы найдем по дороге, а ружье сломаем в лесу. Перед уходом Герберт заметил, что раз у них нет трута, его следует чем-нибудь заменить.

– Чем же? – спросил Пенкроф.

– Жженой тряпкой, – сказал Герберт. В случае надобности она может служить в качестве трута.

Моряк нашел эту мысль весьма разумной. Но план Герберта имел одно неудобство он требовал принести в жертву носовой платок. Однако это стоило сделать, и вскоре клетчатый платок частично превратился в обгорелую тряпку. Этот горючий материал был спрятан в маленьком углублении в средней комнате, защищенной от сырости и ветра.

Было девять часов утра. Небо хмурилось, дул сильный юго-восточный ветер. Герберт с Пенкрофом обогнули Трубы и, бросив последний взгляд на струйку дыма, поднимавшуюся над острой скалой, двинулись по левому берегу реки. Придя в лес, Пенкроф тотчас же сломал два крепких сука, а Герберт превратил их в дубинки, обточив концы о камень. В эту минуту он, кажется, все бы отдал за хороший, острый нож.

Потом охотники пошли дальше вдоль берега, путаясь ногами в высокой траве. Начиная с излучины, где река поворачивала к юго-западу, она понемногу становилась все уже. Ее русло пролегало между крутыми, отвесными берегами, осененными двойным рядом густых деревьев. Чтобы не заблудиться, Пенкроф решил идти по течению реки, которая всегда укажет ему дорогу обратно. Но путь по берегу изобиловал препятствиями: гибкие ветви деревьев доходили порой почти до самой воды: вокруг ног переплетались цепкие лианы и колючки, которые приходилось сбивать ударами палок.

Герберт с ловкостью кошки проскальзывал между корнями и то и дело исчезал в зарослях. Но Пенкроф сейчас же окликал юношу и просил его не удаляться. Моряк внимательно изучал расположение и природу местности. Левый берег реки, по которому они шли, был ровный и постепенно повышался по направлению от реки. Местами он становился болотистым. Под почвой, очевидно, разветвлялась целая сеть потоков, которые изливались в реку через какой-нибудь подземный поток. Иногда в зарослях попадались небольшие ручейки, но их можно было без труда перейти. Противоположный берег казался менее плоским, и очертания долины, по которой протекала река, вырисовывались отчетливее. Покрытый лесом пригорок преграждал вид.

Идти по правому берегу было бы нелегко: откосы его обрывались почти отвесно, и деревья, склонившиеся над водой, держались только силой своих мощных корней.

Незачем и говорить, что по этому лесу, как и по всей уже пройденной местности, никогда не ступала нога человека. Пенкроф заметил лишь следы различных четвероногих и свежие просеки, проложенные животными не известных ему пород.

В этом лесу, несомненно, водились страшные звери, которых следовало опасаться (Герберт придерживался того же мнения), но нигде не было видно следов топора, остатков костра или следа человека. Это, пожалуй, было даже к лучшему: на этой земле, здесь, посреди Тихого океана, присутствие людей могло вызвать не радость, а тревогу.

Герберт и Пенкроф почти не разговаривали, так как идти было очень трудно. Они подвигались вперед чрезвычайно медленно: за час пути им едва удалось пройти милю. Пока что охота не принесла добычи. Птицы, певшие и порхавшие между ветвями, были очень пугливы, как будто присутствие человека внушало им справедливое опасение. В одном болотистом месте Герберт заметил среди прочих пернатых птицу с острым продолговатым клювом, похожую на зимородка. Однако она отличалась от него довольно густым оперением с металлическим отблеском.

– Это, должно быть, якамар, – сказал Герберт, стараясь подобраться к птице поближе.

– Было бы очень кстати попробовать, каков этот якамар на вкус, если только он соблаговолит позволить себя изжарить, ответил моряк. В эту минуту камень, ловко пущенный сильной рукой юноши, подбил якамару крыло. Удар все же оказался слишком слабым: птица, вспорхнув, с необычайной скоростью исчезла.

– Ах, какой я неловкий! – воскликнул Герберт.

– Вовсе нет, мой мальчик! – сказал Пенкроф Удар был направлен верно. И не всякий сумел бы попасть в этого якамара. Не огорчайся. Пошли! В другой раз мы его догоним.

Разведка продолжалась. Чем дальше продвигались охотники, тем лес становился реже. Но ни на одном из могучих раскидистых деревьев не было видно съедобных плодов. Пенкроф тщетно искал глазами драгоценную пальму, столь полезную человеку, встречающуюся в Северном полушарии вплоть до сороковой параллели, а в Южном – только до тридцать пятой. Охотники видели вокруг себя лишь хвойные деревья: деодары, которые Герберт уже знал, дугласы, подобные тем, что растут на северо-западном побережье Америки, и великолепные ели до ста пятидесяти футов вышиной. Неожиданно над головой Пенкрофа пролетела и уселась на дерево целая стая маленьких птичек с красивым оперением и длинными сверкающими хвостами. Их слабые перья падали на землю, устилая ее тонким слоем пуха. Герберт подобрал несколько перышек и, внимательно осмотрев их, сказал:

– Это трегоны.

– Я предпочел бы молодую цесарку или глухаря, – заметил Пенкроф. – Но, в конце концов, если они съедобны…

– Не только съедобны, но даже очень вкусны, – ответил Герберт. – Мне кажется, к ним нетрудно приблизиться и перебить их камнями. Моряк и юноша ползком подобрались к дереву, на нижних ветвях которого расположились птички. Трегоны на лету ловили насекомых, которыми они питаются. Их мохнатые лапки крепко вцепились в небольшие сучья, служившие им опорой.

Охотники поднялись на ноги и, действуя своими дубинками, как цепом, начали целыми рядами сбивать трегонов, которые и не думали улетать. Почти сотня птиц лежала на земле, когда остальные решились обратиться в бегство.

– Вот это подходящая для нас дичь, – сказал Пенкроф. – Их можно брать голыми руками. Пенкроф нанизал трегонов, точно дроздов, на гибкий прут, и охотники двинулись дальше. Река несколько закруглялась, словно собираясь повернуть к югу, но изгиб, вероятно, был невелик, так как река текла с гор и питалась водой снегов, покрывавших склоны средней вершины.