Таинственный остров (Перевод Салье М.А.) - Верн Жюль Габриэль. Страница 84

– Вы забываете, друзья мои, – проговорил инженер, – что в последние годы своего пребывания на острове Айртон уже не владел рассудком. Но вопрос не в этом. Необходимо выяснить, можем ли мы рассчитывать на прибытие этого шотландского судна, как на лишний шанс спасения. Гленарван обещал Айртону возвратиться за ним на остров Табор, когда он сочтет, что тот искупил свои преступления, и я думаю, что он вернется.

– Да, – согласился с ним журналист, – и к тому же вернется скоро, так как Айртон провел в одиночестве почти двенадцать лет.

– Ну да, – сказал Пенкроф, – я вполне с вами согласен, что Гленарван вернется, но только где он пристанет? Конечно, у острова Табор, а не у острова Линкольна.

– Это тем более вероятно, что остров Линкольна даже не нанесен на карту, – добавил Герберт.

– Поэтому, друзья мои, – продолжал инженер, – мы должны принять меры к тому, чтобы о нашем присутствии и присутствии Айртона на острове Линкольна можно было узнать на острове Табор.

– Конечно, – согласился журналист. – Ничего нет легче, как положить в хижину, где жили капитан Грант и Айртон, записку с указанием местоположения нашего острова. Гленарван или его матросы непременно найдут эту записку

– Досадно, что я не принял этой предосторожности во время первого путешествия на остров Табор, – заметил моряк.

– А почему бы мы стали это делать? – возразил Герберт. – Тогда мы еще не знали истории Айртона и не имели понятия, что за ним должны вернуться. А когда мы услышали его рассказ, была уже зима, и мы не могли вернуться на остров Табор.

– Да, – сказал Сайрес Смит, – было уже поздно. Необходимо отложить это путешествие до будущей весны.

– А что, если шотландская яхта придет в скором времени? – сказал Пенкроф.

– Это маловероятно, – ответил инженер. – Гленарван не захочет в зимнее время пускаться в далекое плавание. Либо он уже заходил на остров Табор, в то время, когда Айртон жил у нас, то есть в течение последних пяти месяцев, и отправился обратно, либо он приедет позднее, и мы успеем в первые же хорошие дни, в октябре, отправиться на остров Табор и оставить там записку.

– По правде сказать, было бы очень обидно, если бы оказалось, что «Дункан» недавно побывал в этих водах, – сказал Наб.

– Надеюсь, этого не случилось, – сказал Сайрес Смит, – и судьба не лишила нас самого верного шанса на спасение.

– Я думаю, что мы, во всяком случае, будем знать, как обстоит дело, когда посетим еще раз остров Табор, – заметил журналист. – Ведь если шотландцы возвращались туда, они, несомненно, оставили какие-нибудь следы своего пребывания.

– Да, это так, – ответил инженер – Итак, друзья мои, раз у нас появился этот шанс – вернуться на родину, будем терпеливо ждать. А если мы будем лишены этой возможности, то решим, что нам нужно делать.

– Во всяком случае, – сказал Пенкроф, – если мы тем или иным путем покинем остров Линкольна, это будет не потому, что мы находим его плохим.

– Нет, Пенкроф, – сказал инженер, – мы сделаем это потому, что находимся вдали от того, что для человека дороже всего на свете – от людей, семьи и друзей.

Колонисты порешили на этом и не поднимали больше вопроса о постройке большого судна, на котором можно было бы проплыть в северном направлении – до архипелага, или в западном – до Новой Зеландии. Все занялись обычной работой, имея в виду, что придется провести третью зиму в Гранитном Дворце. Но тут же было решено еще до наступления ненастного времени обойти на шлюпе вокруг острова. Полное обследование побережья не было еще закончено, и колонисты имели лишь смутное представление о западном и северном берегах, начиная от устья ручья Водопада до мыса Челюстей, а также о разделявшей их узкой бухте, похожей на пасть акулы. План этой экскурсии был выдвинут Пенкрофом. Сайрес Смит выразил полное одобрение, так как ему хотелось собственными глазами увидеть эту часть своих владений.

Погода стояла переменчивая, но барометр не давал резких скачков, и можно было надеяться совершить по ездку в сносных условиях. В первую неделю апреля барометр после сильного понижения вновь начал подниматься, при жестоком западном ветре, бушевавшем пять-шесть дней; затем стрелка прибора снова остановилась на высоте 29,9 дюйма (759,45 миллиметра), и наступило благоприятное время для экспедиции. Отъезд был назначен на 16 апреля, и «Бонавентур», который стоял в гавани Воздушного Шара, нагрузили припасами для довольно долгого путешествия.

Сайрес Смит сообщил Айртону о предполагавшейся поездке и предложил ему принять участие; но Айртон предпочел остаться, и было решено, что на время отсутствия товарищей он перейдет в Гранитный Дворец. Дядюшка Юп должен был составить ему компанию, и Айртон не возражал против этого.

16 апреля утром колонисты сели на корабль.

Дул свежий зюйд вест, и «Бонавентуру» при выходе из гавани пришлось лавировать, чтобы достигнуть мыса Пресмыкающегося. Южный берег острова, от гавани до мыса, простирался на двадцать миль, тогда как общий периметр острова равнялся девяноста милям. Эти двадцать миль надо было пройти круто к ветру, который дул вовсю. Чтобы достигнуть мыса, понадобился почти целый день, так как отлив после отплытия корабля продолжался еще два часа, а затем начался шестичасовой прилив, который сильно затруднял плавание. Когда судно обогнуло мыс, уже наступила ночь. Пенкроф предложил инженеру продолжать путь на малом ходу, с двумя рифами; но Сайрес Смит предпочел стать на якорь в нескольких кабельтовых от земли, чтобы осмотреть эту часть берега с наступлением утра. Для более тщательного исследования побережья острова было решено вообще не двигаться по ночам и с вечера бросать якорь невдалеке от суши, пока позволяла погода.

Итак, колонисты провели ночь близ мыса, стоя на якоре. С наступлением сумерек ветер стих, и тишина не нарушалась ни единым звуком. Пассажиры, за исключением моряка, быть может, провели ночь на борту «Бонавентура» с меньшими удобствами, чем в Гранитном Дворце, но все же им удалось поспать. На следующий день, 17 апреля, Пенкроф на заре снялся с якоря и, идя левым галсом, при полном бакштаге, мог держаться очень близко к западному берегу. Колонистам был уже знаком этот великолепный лесистый берег, так как они прошли пешком по опушке леса; но все же вид его вызвал общий восторг. Корабль шел близко к земле, уменьшив ход, так что можно было тщательно обозревать берег, стараясь не наскочить на плававшие кое-где деревья. Несколько раз бросали якорь, и Гедеон Спилет фотографировал это красивое побережье.

Около полудня «Бонавентур» достиг устья ручья Водопада. Дальше на правом берегу снова виднелись деревья, но они росли реже, а через три мили деревья попадались уже отдельными группами, возвышавшимися среди заметных отрогов гор, пустынный хребет которых тянулся до самого берега. Как отличались друг от друга южная и северная части этого берега! Южная была покрыта зеленым лесом, северная казалась высохшей и пустынной. Она походила на «железные берегам, как называют такие места в некоторых странах, и ее изрытая поверхность как бы указывала, что кипящий базальт подвергся в ранние геологические эпохи внезапной кристаллизации. Глыбы его громоздились одна на другую, и вид их, наверно, устрашил бы колонистов, если бы судьба забросила их вначале в ту часть острова. Находясь на вершине горы Франклина, они не заметили, как мрачно выглядит этот берег, так как видели его со слишком большой высоты; но с моря он казался очень страшным, и, вероятно, нигде в мире нельзя было увидеть ничего подобного.

«Бонавентур» прошел вдоль этого берега примерно около полумили. На берегу громоздились камни всевозможных размеров – глыбы от двадцати до трехсот футов высотой, самых разнообразных форм цилиндры, похожие на башни, призмы, напоминающие колокольни, пирамиды, словно обелиски, конусы, подобные заводским трубам. Страшные торосы в Ледовитом океане, и те не имеют таких причудливых очертаний! Естественные мосты соединяли между собой скалы; арки, расположенные, как своды храма, терялись в высоте, недоступной взорам. Кое-где виднелись ущелья с монументальными стенами, в других местах – настоящий хаос стрелок, пирамидок, шпилей, каких не найдешь ни в одном готическом соборе. Природа, более капризная, чем фантазия, прихотливо украсила величественное побережье, тянувшееся на восемь-девять миль.