Черный треугольник. Дилогия - Кларов Юрий Михайлович. Страница 109

С У Х О В. А кто же?

Я С И Н С К А Я. Павел Алексеевич Уваров.

С У Х О В. Он что… тоже одна из ваших «маленьких тайн»?

Я С И Н С К А Я. Вы считаете, что у меня плохой вкус?

С У Х О В. Не берусь судить.

Я С И Н С К А Я. Он меня в Харькове пригласил как-то на «Ромео и Джульетту»… Перед ним одним я бы, возможно, и устояла, но, сами понимаете, – Шекспир! Это уже было свыше моих сил. Я благоговею перед классиками.

С У Х О В. На допросе Уваров заявил, что Винокуров его ненавидел и даже готовил на него в Одессе покушение. Соответствует ли это действительности?

Я С И Н С К А Я. Возможно, хотя их и принимали за друзей.

С У Х О В. Винокуров ревновал вас к Уварову?

Я С И Н С К А Я. Он не был ревнив и не ходил на Шекспира. Просто Уваров слишком многое знал о нем, а люди не любят, когда о них слишком многое знают.

С У Х О В. Уваров знал, что Винокуров присвоил ценности «Алмазного фонда»?

Я С И Н С К А Я. Да.

С У Х О В. От кого?

Я С И Н С К А Я. Не знаю.

С У Х О В. Он настаивал на том, чтобы Винокуров вернул присвоенное руководству организации?

Я С И Н С К А Я. Разве Уваров произвел на вас впечатление идиота? После расстрела царской семьи на подобном мог настаивать только идиот. Павла Алексеевича вполне устроило, если бы ценности «Фонда» были честно поделены между достойными и порядочными людьми, которые рисковали жизнью и состоянием во имя монархии.

С У Х О В. К ним он, вероятно, относил и себя?

Я С И Н С К А Я. Только себя.

С У Х О В. Он говорил об этом Винокурову?

Я С И Н С К А Я. Разумеется. Он относился к Винокурову с истинной симпатией и считал нетактичным скрывать от него свои искренние убеждения, тем более что эта идея казалась ему очень удачной, так же как и мне…

С У Х О В. Я так понял, что Уваров шантажировал Винокурова?

Я С И Н С К А Я. Шантаж? Что вы! Люди из общества так низко никогда не опускаются. Единственное, что Павел Алексеевич мог себе позволить, так это намек.

С У Х О В. На что?

Я С И Н С К А Я. Ну как на что? На то, что неимоверная жадность и глупое упрямство чреваты всяческими неприятностями и что он был бы очень огорчен, если бы Винокурова разжаловали, посадили за решетку или, не дай бог, расстреляли.

С У Х О В. И как же Винокуров реагировал на эти… намеки?

Я С И Н С К А Я СИНСКАЯ. Он должен был понять, что Павел Алексеевич желает ему добра.

С У Х О В. Как Винокуров реагировал на шантаж?

Я С И Н С К А Я. Если исключить упомянутое вами маленькое недоразумение в Одессе, то можно сказать, что положительно.

С У Х О В. Положительно?

Я С И Н С К А Я. Представьте себе, именно так. Учтите, что Павел Алексеевич красноречив и всегда умел привлечь симпатии собеседников. Он обладал даром убеждать и как-то говорил мне, что готовил себя в проповедники. Уверена, что на этом поприще его ждали неувядаемые лавры и всеобщее признание. Ему ничего не стоило бы обратить всех язычников в христианство, а христиан тут же сделать мусульманами или буддистами.

С У Х О В. Вы знаете «перстень Калиостро», который хранился у господина Уварова в отхожем месте?

Я С И Н С К А Я. Сапфир с вырезанным на нем изображением Геркулеса?

С У Х О В. Он самый.

Я С И Н С К А Я. Знаю.

С У Х О В. Как он попал к нему?

Я С И Н С К А Я. Точно так же, как и мой кулон с голубым алмазом, геммы, медали, старинные золотые монеты…

С У Х О В. От Винокурова?

Я С И Н С К А Я. Да.

С У Х О В. Результат шантажа?

Я С И Н С К А Я. Красноречия.

С У Х О В. А каким образом у Винокурова оказались изъятые у вас, Кробуса и Уварова экспонаты музея?

Я С И Н С К А Я. Не знаю. Могу лишь сказать, что покойный Юрий Николаевич любил коллекционировать все, что можно было легко и выгодно продать, особенно золото, картины, драгоценные камни. Он был прирожденным коллекционером и…

С У Х О В…проповедником?

Я С И Н С К А Я. Нет, мечтателем.

С У Х О В. Вон как?!

Я С И Н С К А Я. Да. Он мечтал открыть в Париже русский бордель. Патриот до мозга костей! Он так хотел утереть нос этим наглым французам! Но увы, все его дерзновенные мечты оборвала неожиданная смерть. Он даже не успел организовать офицерский бордель в самом Харькове. Представляете, как ему было тяжко умирать? Просто сердце кровью обливается!…

С У Х О В. Почему вы не эвакуировались вместе с белыми из Харькова?

Я С И Н С К А Я. Я не имела такой возможности.

С У Х О В. Почему же? По имеющимся у нас сведениям, вам предлагали место в штабном вагоне. Я не ошибаюсь?

Я С И Н С К А Я. Нет, не ошибаетесь. Но я не могла покинуть на произвол судьбы Павла Алексеевича. В ноябре он заболел сыпным тифом. Санитарные поезда вывозили только раненых. Единственный санитарный поезд, предназначенный для инфекционных больных, был по приказу командования расформирован.

С У Х О В. Но ведь Уварова соглашались взять в теплушку?

Я С И Н С К А Я. Я не могла обречь его на такую муку.

С У Х О В. И кроме того, все ваши ценности хранились у него в тайнике и вы не знали, где этот тайник находится?

Я С И Н С К А Я. Это имело второстепенное значение.

С У Х О В. Но все же имело?

Я С И Н С К А Я. А вы не столь наивны, как кажетесь…

Из стенограммы опросапомощника заведующего отделом утилизации

ВСНХ тов. Леонова В.Н.,

произведенного начальником бригады «Мобиль»

Центророзыска РСФСР тов. Косачевским Л.Б.

К О С А Ч Е В С К И Й. В Харьковском подполье вы находились с конца сентября 1919 года?

Л Е О Н О В. Совершенно верно. Меня в Харьков направило Зафронтовое бюро ЦК КП(б)У 20 сентября, а 25-го я был введен в состав Харьковского подпольного ревкома и сразу же включился в работу.

К О С А Ч Е В С К И Й. Работы, понятно, хватало?

Л Е О Н О В. Конечно. Мы тогда вели пропаганду на заводах, железной дороге, в белогвардейских воинских частях, руководили организацией и деятельностью подпольных «пятерок», «паспортного бюро», поддерживали связь с командованием Красной Армии, которому передавали сведения военного характера, координировали действия партизанских отрядов и диверсионных групп… Так что скучать не приходилось.

К О С А Ч Е В С К И Й. А как и при каких обстоятельствах вы познакомились с Шидловским-Жаковичем?

Л Е О Н О В. Ревком уделял большое внимание нашим товарищам, арестованным белогвардейцами. Мы старались не только облегчить их участь. Иногда с помощью подкупов нам удавалось устраивать побеги, спасать товарищей от верной смерти. И вот в середине октября, когда контрразведка арестовала одного из членов ревкома, некий инженер Грамер, сочувствовавший Советской власти, предложил свести меня с Жаковичем, которого он знал по Петрограду. По его выражению, Жакович был аристократом не только по крови, но и по духу.

Грамер говорил мне, что Жакович некогда вращался в революционно настроенных кругах студенческой молодежи, «давал деньги на революцию», а после казни Ивана Каляева щедро помогал его семье. И хотя за последние годы взгляды Жаковича претерпели значительные изменения, он, если располагает, конечно, соответствующими возможностями, не откажет нам в помощи.

Все это мало согласовывалось с тем положением, которое занимал Жакович…

К О С А Ч Е В С К И Й. Приходько говорил, что Жакович был офицером контрразведки.

Л Е О Н О В. Формально нет. Формально к контрразведке он прямого отношения не имел. Жакович числился в так называемом сыскном отделении, размещавшемся тогда в гостинице «Харьков» на Рыбной улице. Но все харьковчане, а в первую очередь подпольщики, среди которых был и Приходько, прекрасно знали, что это учреждение почти никакого отношения к розыску уголовников не имеет, а занимается политическим сыском. Это фактически был филиал деникинской контрразведки, находившейся в Палас-отеле на Кацарской. Даже агентура у них была общая.