Хранительница болот - Тимошенко Наталья. Страница 18

– Почему не сказала раньше? – нахмурилась я.

– Зачем тебя тревожить? У тебя и так столько забот с этим домом. А у меня ведь ничего серьезного, все как обычно. Погода поменялась, вот я и страдаю. Не переживай, скоро пройдет.

Я лишь вздохнула. С обустройством дома совсем забросила Юльку, вот даже в ее словах сейчас почудилась обида. Юлька ведь такая, никогда не скажет прямо, не хочет навязываться и выглядеть несчастным инвалидом, но только сейчас я поняла, что все это время могла невольно обижать ее. Мне доступны такие места в усадьбе, куда не может пойти она. Я спускаюсь в подвал, брожу по флигелям, исследую парк и лес, а она сидит в доме и выезжает в сад. И все ее общение здесь – это Кирилл. Даже Вера вечно занята делами, не до бесед ей. Кирилл, безусловно, приятный, но Юлька любит компании.

Я поцеловала ее в макушку и заглянула в глаза.

– Ты мне всегда будешь важнее всех домов, – заверила я. – Обещаю уделять тебе больше внимания. Например, сегодня я собираюсь заняться разбором документов, и если ты мне поможешь, я буду счастлива.

Юлька заверила, что с радостью поможет.

Завтрак мы накрыли на террасе. Вера, поставив тесто подходить, ушла в деревню. У нее в деревне был не только дом, но и хозяйство, которое тоже требовало внимания, а потому уделять его только нам она не могла, но обещала вернуться к обеду. Кирилл колол дрова где-то в глубине парка, до нас доносились только глухие удары топора о деревянные болванки, поэтому нашей беседе никто не мешал, и я решила открыться к сестре.

– Я кое-что узнала.

Юлька подняла на меня удивленный взгляд поверх чашки.

– Что?

– В роду Вышинских уже был человек с таким же заболеванием, как и у тебя.

Юлька побледнела еще сильнее, чем до этого.

– Что? – спросила глухо, будто не верила своим ушам.

Ведь ей, как и мне, давно было известно, что ее уродство – всего лишь случайная аномалия. Врачи всегда говорили, что она может жить полной жизнью, насколько это возможно, в будущем выходить замуж и рожать детей, не бояться, что передаст им свою болезнь. И только сейчас я поняла, что только что разбила ее уверенность в том, что она испортит жизнь потенциальным детям. Как же я не подумала об этом? Прочитав письмо Леоны, я думала лишь о том, что Олег как-то исцелился, а значит, может и Юлька. Но что если нет? Что если Олег так и остался инвалидом на всю жизнь, просто женился и родил Агату? Да, сто лет назад такой диагноз стал бы приговором для обычного человека, крестьянина, но у шляхты наверняка были совсем иные возможности. За него вполне могла выйти замуж девушка. Может быть, не из богатой и влиятельной семьи, а из какого-нибудь обедневшего рода, так Вышинские и сами, насколько я могу судить, были не совсем типичными богачами.

– Отец Агаты Вышинской тоже не мог ходить от рождения, – пояснила я. Что мне теперь оставалось? Только говорить правду до конца как можно более спокойным и уверенным тоном. – Я нашла письма предположительно его тети. Там не очень много информации, но она пишет, что маленький Олег не мог ходить, его ноги имели странную форму. Чем все закончилось потом, я пока не знаю, но раз у него появилась Агата, значит, он прожил полную жизнь.

И тут же я вспомнила слова Веры о том, в деревне считают, будто отец Агаты погиб вовсе не на войне, а раньше. Но вот Юльке об этом знать точно не стоит.

– И значит, это все-таки передается по наследству, – тихо заключила Юлька. – Ты говорила, что наш прапрадед и отец Агаты были родными братьями? Значит, кто-то еще страдал таким же заболеванием, потому что не отец Агаты мне его передал, а кто-то выше наградил им нас обоих.

– Поэтому я и хочу разобраться с документами, – с показным энтузиазмом ответила я. – Чем больше мы узнаем, тем лучше. Быть может, что-то подскажет нам не только, как это передается, но и как лечится.

Юлька удрученно кивнула, но тут же встряхнулась и улыбнулась. В этом была вся моя сестра: какие бы испытания не выпадали на ее долю, она поднимала голову и шла вперед. Это я сбегала от проблем в другую страну, в полесскую глушь, а она все удары принимала с прямой спиной и гордо поднятой головой.

Закончив с чаем, я отнесла тарелки на кухню, сгрузила все в раковину, и притащила объемную папку, привезенную паном Брынзой. Начать решила с этих документов, а затем уже заняться теми, что нашла в доме. Но оказалось, что о самих Вышинских в документах все-таки почти не было информации, в основном бумаги касались дома и прилегающей территории, а также налогов и, как я и думала, неплохого счета в банке и акций. Может Агате и было почти сто лет, но адвоката она себе нашла грамотного, и тот умело распоряжался ее деньгами.

Тем не менее, нашлась копия свидетельства о рождении Агаты Вышинской. Копия, потому что, как и рассказывал пан Брынза, оригинал погиб при наводнении в 1944 году. Родителями Агаты, родившейся 1 марта 1925 года, значились некие Арина Станиславовна Вышинская и Олег Михайлович Вышинский. Об Арине больше никаких упоминаний не было, а вот запись о рождении Олега значилась в дарственной на дом и усадьбу. Точнее, так же в копии. Олег Михайлович родился в 1895 году, а умер в 1942. Значит, либо в деревне ошиблись, либо Агата смогла подделать свидетельство о смерти отца.

– Интересно, от чего он умер? – пробормотала Юлька, увидев запись. – Едва ли он ушел воевать на фронт.

– Мало ли от чего умирали в то время, – пожала плечами я. – Туберкулез, пневмония, голод, фашисты, а то и свои. Его могли расстрелять как врага народа, за такую-то усадьбу.

– Тогда и усадьбу забрали бы, – справедливо заметила Юлька.

Поскольку в этих документах больше не было ничего важного, я отправилась за теми, что нашла в доме. Не рассматривая то, что беру, сгрузила все в большую коробку и вернулась обратно. Едва только вышла на террасу, вскрикнула и выронила коробку: Юлька полулежала в своей кресле, бледная, с испариной на лбу, закрытыми глазами и плотно сжатыми губами.

– Юля!

Я бросилась к сестре, взяла в ладони ее лицо. Она не пошевелилась, ничего не ответила, даже ресницы не приподняла. Она была без сознания.

Быстрее молнии я метнулась на кухню, схватила стакан воды и аптечку, где у нас точно был нашатырный спирт. Только когда я провела под ее носом резко пахнущей ампулой, Юлька дернулась и открыла глаза. Я тут же подала ей стакан воды, она сделала маленький глоток.

– Ты чего? Что случилось? – Я присела перед ней на корточки, взяла в руки ее ладони, отмечая, какая холодная у нее кожа.

– Не знаю, – нехотя прошептала Юлька. – Так нехорошо вдруг стало, все поплыло перед глазами, а затем исчезло.

Ее обморок не на шутку перепугал меня, такого никогда еще не случалось.

– Сколько таблеток обезболивающего ты приняла сегодня? – строго спросила я, посчитав, что в них могла быть причина.

Ни родители, ни я давно уже не контролировали, сколько именно лекарств она пьет, считая ее взрослой и умной, но ей всего двадцать один, и она не врач, могла переборщить, если ноги болели слишком сильно.

– Ни одной, – призналась сестра.

– Почему?

Я же видела, что ей было больно. Да и бледность кожи говорила о многом.

– Они закончились вчера вечером.

И я об этом узнала только сейчас! Юлька настолько не хотела меня беспокоить, что не сказала о такой важной вещи! На что вообще она рассчитывала? Ведь знает же, что без таблеток ей слишком больно, и если уж ноги разболелись по какой-то причине, то боль сама по себе не исчезнет.

– Почему ты мне не сказала?

Сестра пожала плечами.

– Я хотела Кирилла попросить купить. Он собирается завтра в город. Думала, у меня есть еще в запасе пара штук, но оказалось, нет.

Я отпустила ее руки и выпрямилась, думая, что делать. Впрочем, вариант был всего один: ехать в город и покупать лекарства прямо сейчас. Рецепты у меня есть, аптеки работают. К обеду вернусь.

Оставлять Юльку одну не хотелось, но и тащить ее с собой в таком состоянии тоже. Она потеряла сознание от боли, мне лучше просто поторопиться. Уложив ее в постель, я позвала Кирилла и попросила его не отходить от сестры ни на шаг.