Пародия - Коллектив авторов. Страница 52

Булат ОКУДЖАВА

Прощание с Ленькой Зайцевым

Словно бы на зависть грустным арбатским

мальчикам,

арбатские девочки, безнадежно влюбясь,

Леньку Зайцева называли ласково зайчиком —

ваше высочество, говорили,

и просто князь.

А когда погулять выходил он с черного хода,

сто прелестных охотниц

выбегали из своих засад,

розовые лошади били крылами,

начиналась охота,

из которой никто не старался вернуться назад.

А они в него корочкой, видите ли,

поджаристой,

пирогом с грибами — в семейный, извините,

круг.

А он на плечо шарманочку —

и пожалуйста,

потому что шофер в автобусе —

его лучший друг.

А он на свои на рыжие, как порфиру,

фуражку.

А он их сам, понимаете, убивал.

А последний троллейбус

развозил по Сивцеву Вражку

ситцевых девочек, убитых им наповал.

Плакала на Смоленской флейта,

лесная дудочка.

Бил на Садово-Кудринской барабан любви.

Ночь опускалась,

короткая, как мини-юбочка,

над белыми дворниками,

изящными, как соловьи.

И стоял, как замок отчаянья,

арбатский дворик,

жалуясь, печалясь, безнадежно моля…

Плачьте, милые девочки,

пейте паригорик!

Пейте капли датского короля!

Михаил СВЕТЛОВ

Сто двадцать лет спустя

Не в «ЗИЛах» и не в новеньких «Победах»,

не думая, что станут в них стрелять,

два зайчика на двух велосипедах

отправились немножко погулять.

Но, по ошибке взятый на поруки,

большая сволочь и антисемит,

охотник к ним протягивает руки

и гнусными зубами шевелит.

Сейчас начнутся грозные событья.

Мой зайчик закачается в седле.

Но чтоб не допускать кровопролитья,

живут мои герои на земле.

И если уж дойдет до столкновенья,

я крови все равно не допущу:

я встану посреди стихотворенья,

охотника в лягушку превращу.

И вы не бойтесь, глупенькие зайки:

я в случае чего вас воскрешу.

Куплю вам в ГУМе трусики и майки

и на свою жилплощадь пропишу.

Я дам вам пряник и другие сласти,

надену октябрятские значки.

Не надо плакать при Советской власти!

Утрите ваши слезы, дурачки!

Пускай горит на мордочках румянец!

Охотника не бойтесь моего!

Я пошутил, ведь он — вегетарьянец,

мясная пища — гибель для него.

Мне вся его семья давно знакома.

Он не имел оружия вовек.

Он просто заместитель управдома,

вполне интеллигентный человек.

Ярослав СМЕЛЯКОВ

Строгая морковь

Не в смысле каких деклараций,

не пафоса ради, ей-ей,

мне нравятся серые зайцы —

те золушки наших полей.

Мне праздника лучшего нету,

чем видеть опять и опять —

по этому белому свету

тот заяц идет погулять.

Ни шелка на нем, ни шевьота.

Ни юбок на нем, ни рубах.

Как красный колпак санкюлота —

морковка в суровых зубах.

Не плод экзотический юга,

чья дряблая кожа пестра, —

а скромная дочь огорода,

больших удобрений сестра…

Но грозный, как тень трибунала,

сидит на своем чердаке

охотник в коротеньком платье,

с кулацким обрезом в руке.

Он зайца в ловушку заманит,

морковку его отберет.

Он с этою целью ложится

и с этою целью встает.

Но вы понимаете сами —

я зайца в обиду не дам.

Высокую чашу питанья

я с ним разделю пополам.

Я дам ему, может, рублевку

из малой получки моей —

пусть купит другую морковку,

какая еще покрупней.

Я буду доволен, по сути, —

была бы у зайца всегда,

в железной домашней посуде

красивая эта еда!

Владимир СОКОЛОВ

Ключик

Был дождик в полусне,

канун исходам.

Был зайчик на стене,

была охота.

Был дачный перегон,

грибы, сугробы.

Варили самогон.

Зачем? А чтобы.

Варили вермишель.

Когда? Вначале.

Когда еще —

Мишель, ау! —

кричали.

Меж всех этих забот,

охот, получек

он был как словно тот

скрипичный ключик.

Он смутно различал

сквозь суть причины

концы иных начал,

иной кручины.

Диван вносили в дом,

тахту с буфетом.

Но суть была не в том,

а в том и в этом.

И пусть он не был тем,

а все ж заметим,

что был он между тем,

и тем, и этим.

Он частью был всего,

что было тоже.

А впрочем, ничего.