Сёгун - Клавелл Джеймс. Страница 303

– Вы посоветовали ему не убивать священника, – вы не хотите, чтобы он погиб. Убьет его Анджин-сан или нет, мне все равно, господин. Меня интересует, как это касается вас. Можно я остановлю его, если он вас ослушается? На таком расстоянии мне это легко.

– Можете вы гарантировать, что только раните его?

– Нет, господин.

Торанага тихонько засмеялся и прекратил обсуждение.

– Анджин-сан не убьет его. Он будет кричать и возмущаться, шипеть как змея и размахивать мечом… А Тсукку-сан – надуваться «святым» фанатизмом, совершенно не испугавшись, и отвечать: «Это была случайность. Я не трогал ваш корабль!» Тогда Анджин-сан обзовет его вруном, Тсукку-сан еще больше переполнится усердием, и повторит свое заявление, и поклянется, что это правда, именем Бога… Возможно, проклянет его еще раз… И они будут ненавидеть друг друга еще двадцать жизней. Никто не погибнет. По крайней мере не теперь.

– Откуда вы знаете все это, отец?! – воскликнул Нага.

– Наверняка не знаю, мой сын. Но что я говорю – то и случится. Всегда важно не жалеть времени, изучая людей. Важных людей… Врагов и друзей. Чтобы понять их. Я наблюдал за ними обоими. Они оба очень нужны мне. Что вы об этом думаете, Ябу-сан?

– Я согласен с вами, господин, – Ябу внезапно встревожился.

Нага бросил быстрый взгляд на Анджин-сана: тот все еще идет своей неторопливой походкой, он уже в семидесяти шагах от Тсукку-сана… Священник ожидает его со своими собратьями… Легкий ветерок колышет их оранжевые накидки.

– Но, отец, они же не трусы? Почему же… как они могут с честью выйти из этого положения?,

– Он не убьет по трем причинам. Первая: Тсукку-сан безоружен и не будет сопротивляться, даже если дойдет до рукопашной. А убивать невооруженного человека – это противоречит его принципам, это позор, грех по их христианской религии. Вторая – он христианин. А третья – я решил, что еще не время.

Бунтаро выразил свое мнение:

– Пожалуйста, извините меня, я могу понять третье и даже первое. Но не то ли настоящая причина их ненависти, что оба считают – другой поклоняется не Христу, а сатане? Они ведь так его называют?

– Да, но их Бог Иисус учил – или считается, что учил, – надо прощать своих врагов. Это сущность христианства.

– Но ведь это глупо-о… – протянул Нага. – Прощать врага глупо.

– Я согласен. – Торанага посмотрел на Ябу. – Глупо прощать врага. А ваш взгляд, Ябу-сан?

– Да, я тоже так думаю.

Торанага посмотрел на север: две фигуры теперь совсем близко друг от друга… Торанага проклинал свою неосмотрительность. Ему все еще были очень нужны они оба, не стоило рисковать ни одним… Он отпустил Анджин-сана, просто чтобы погасить его возбуждение… Он не посылал его убивать… Он сожалел о своей глупости. Теперь он ждал, захваченный происходящим, как и все… Но случилось так, как он и предсказывал: их столкновение было коротким, резким, злым – это заметно даже с такого расстояния. Торанага радовался про себя, – ему стало гораздо легче. Э-э-э, слышать бы, что там говорится… Знать бы наверняка, что он Прав… Ага, вот Анджин-сан уходит… Тсукку-сан за его спиной вытирает лоб цветным носовым платком…

– Вот вам! – с восхищением воскликнул Нага, – Как мы можем проиграть в войне при таком командире?

– Слишком легко, мой сын, если это моя карма. – Настроение у Торанаги изменилось. – Нага-сан, прикажи самураям, которые вернулись на галере из Осаки, идти в мой дом.

Нага бросился исполнять приказание.

– Ябу-сан, я рад, что вы благополучно вернулись обратно. Распустите полк, – после ужина мы с вами поговорим. Могу я послать за вами?

– Конечно. Благодарю вас, господин, – Ябу отсалютовал и ушел.

Оставшись один – охранников он отослал на такое расстояние, чтобы они не могли подслушать, – Торанага уставил внимательный взгляд на Бунтаро: он неспокоен, как собака, на которую долго смотрят. Наконец он не выдержал:

– Господин?

– Как-то вы просили его голову…

– Да… да, господин.

– Ну?

– Он… он оскорбил меня в Анджиро. Я… я все еще опозорен.

– Я приказываю забыть об этом позоре!

– Тогда это было забыто, господин. Но она изменила мне с ним, и это нельзя простить, пока он жив. У меня есть доказательства. Я хочу его смерти. Сейчас. Он… Пожалуйста… Его корабля нет… Какая от него теперь польза, господин? Я прошу об одной милости на всю жизнь.

– А какие доказательства?

– Всем известно. По пути из Ёкосе. Я говорил с Ёсинакой. Об этом все знают, – угрюмо добавил он.

– Ёсинака видел их вместе? Он обвиняет ее?

– Нет, но то, что он сказал… – Бунтаро поднял глаза – в них застыла боль. – Я знаю, и этого достаточно. Пожалуйста, я прошу об этом как о единственной милости на всю жизнь. Я никогда ни о чем не просил вас…

– Он нужен мне живым. Не будь его, ниндзя захватили бы ее и обесчестили, а значит, опозорили бы и вас.

– Одна просьба на всю жизнь… Я прошу вас. Его корабль пропал, – он исполнил все, что ему назначено. Я прошу вас.

– У меня есть доказательства того, что он не опозорил вас и ее.

– Простите, какие доказательства?

– Послушайте меня – это только для вас. У нас с ней было соглашение. Я приказал ей подружиться с Анджин-саном. – Торанага уже устал от Бунтаро. – Они стали друзьями. Анджин-сан боготворил ее, но он никогда не опозорил вас с ней или она – вас с ним. В Анджиро, как раз перед землетрясением, когда она первой предложила поехать в Осаку, освободить всех заложников – публично бросив вызов Ишидо, а затем усилив кризис совершением сепукку, чтобы он ни пытался сделать, – в этот день…

– Это планировалось еще тогда?

– Конечно. Разве вы не знали? В этот день я приказал ей развестись с вами.

– Как?

– Развестись. Вы не понимаете слов?

– Да, но…

– Развестись. Она много лет терпела ваши безумства, вы плохо обращались с ней. А как вы вели себя с ее кормилицей, с другими женщинами? Разве я не говорил вам, что она была нужна мне, чтобы переводить язык Анджин-сана? А вы все равно не сдержались и поколотили ее, – чуть не убили ее в тот раз… Так ведь?

– Да, простите…

– Пришло время покончить с этим браком. Я приказал его кончить, прекратить. Тогда же.

– Она просила развода?

– Нет. Я сам решил и приказал ей это. Но ваша жена просила меня отменить приказ. Я не выполнил просьбы. Тогда жена ваша заявила, что тут же совершит сеппуку, и без моего позволения, прежде чем ее заставят опозорить вас таким образом. Я настаивал на повиновении. Она не согласилась. Ваша жена заставила меня, своего сюзерена, отменить мой официальный приказ. Убедила меня привести его в действие только после Осаки, – мы оба знали, что Осака для нее значит смерть. Вы понимаете?

– Да, я понял вас.

– В Осаке Анджин-сан спас ее честь и честь моих женщин и моего младшего сына. Без него они и все остальные заложники в Осаке там бы и остались, я погиб бы или оказался в руках Икавы Джикья, – возможно, в цепях, как преступник!

– Пожалуйста, извините меня… но почему она так поступила? Она же ненавидела меня… Почему она отложила развод? Из-за Сарудзи?

– Ради вашего имени. Так она понимала свой долг. Ваша жена заботилась о вашей чести – даже после своей смерти. Часть нашего соглашения – что это должно быть тайной между нею, вами и мною. Никто этого знать не должен: ни Анджин-сан, ни ее сын – никто, даже ее христианский исповедник.

– Что?

Торанага объяснил все еще раз… Бунтаро не сразу, но как будто разобрался во всем, и Торанага его отпустил. Наконец-то один… Можно встать, потянуться, не думать ни о чем… Как он утомился от всех этих дел, навалившихся на него после приезда сюда… Солнце все еще высоко, хотя после полудня прошло немало времени. Он почувствовал жажду и выпил поданного телохранителем холодного чаю. А теперь – к берегу. Скинув пропотевшее кимоно, Торанага поплыл и ушел на глубину… Но долго оставаться так нельзя – стража сразу забеспокоится. Он вынырнул и поплыл на спине, глядя в небо… Ему так нужно скопить сил для предстоящей долгой ночи…