Личная слабость полковника Лунина (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 9

— Наши хибары, — фыркает Лунин, кивая на соседние особняки. — С лепниной — это Крепса. А с зимним садом — Бека. Ты наших дам не суди строго, — добавляет он, подходя к третьему дому. Только тут крыльцо пока бетонное. На немытых стеклах еще видны этикетки производителя окон. И нет даже штор. Оттого дом кажется пустым и необжитым.

Зачем меня сюда привезли? Окна помыть?

Сердце так и замирает от неизвестности. Если убьет, тут точно никто искать не станет.

— Не пугайся, — вздыхает Лунин, открывая входные замки и распахивая тяжелую дверь. Пробегается пальцами по моей спине, едва касаясь позвоночника, и приглашает с великодушным жестом. — Прошу! Только на разруху не обращай внимания! Тут еще делать и делать! Я недавно сюда переехал.

Набравшись смелости, делаю шаг внутрь.

Обычная светлая прихожая с большим окном, шкаф-купе во всю стену, какие-то мешки в углу.

— Да я и не боюсь, — пожимаю плечами как можно равнодушней. И как только мой похититель прикрывает дверь, выпаливаю в упор: — Зачем ты меня сюда привез? Что за выходки? Говори сейчас же!

— Понравилась ты мне, Надь, — бесхитростно заявляет этот гад. Да еще улыбается так открыто, по-мальчишечьи.

— Поэтому ты меня выкрал? — спрашиваю в ужасе.

— Ну почему сразу выкрал, — фыркает он и добавляет миролюбиво: — Давай покажу дом и поговорим…

— То есть отпускать ты меня не собираешься? — печально подвожу итог еще не начавшейся беседы.

— А зачем? — прижимает он меня к стенке. — Ты мне нравишься. Я тебе тоже вроде небезразличен. Мотаться в твой Шанск я все равно не смогу…

— Тебя же там сразу посадят. И дружки не помогут…

— Погоди. Ты о чем? — оторопело смотрит на меня Лунин.

— Ну как же… — только открываю я рот, собираясь поделиться знаниями, полученными от Дудкова, как этот наглый тип подхватывает меня на руки и тащит на кухню. Сажает на высокий стул, стоящий у барной стойки. Наливает в высокий бокал красного вина и велит хмуро: — Рассказывай. А я пока картошку почищу.

Глава 8

Надя неуклюже садится на высокий стул. Неумело ставит ноги на перекладину.

— Как на насесте, — вздыхает она, растерянно оглядываясь по сторонам. Но других сидячих мест у меня на кухне не предусмотрено. И по функционалу это больше гостиная. Ем я здесь редко, чаще гостей принимаю. Хотя кто ко мне заходит?

Кирсанов и Блинников. Иногда дочки приезжают. Но это скорее по великим праздникам.

Из большой плетеной корзины с крышкой набираю крупные корнеплоды. Мать присылает мне картошку и соленья! Боится, чтобы я с голоду не помер. Вот зачем, спрашивается? Дома я и раньше почти не питался. Ел где придется. Солдат спит, служба идет. Это и обеда касается.

Исподволь наблюдаю за Надеждой. Подложив ладони под подбородок, девчонка осматривает кухню осторожным взглядом. На лице крупными буквами читается настороженность. Ни тревоги, ни страха. Просто девчонка следит за ситуацией и себя в обиду не даст. Да никто и не обижает. Я, конечно, мало соображал, когда забирал ее из Шанска. Но ни о чем не жалею.

Лишний раз стараюсь не пялится на щедрое Надино декольте и притягательные изгибы. А то порвет от желания. Опускаю взгляд ниже, на кусок настоящего оникса, приспособленного под барную стойку. Подарок Крепсов на новоселье. По белой молочной глади струятся золотые прожилки, словно подсвечивая изнутри теплый камень. И снова глазею на тонкие пальцы, скользящие по ножке бокала. Надя задумчиво крутит его в руках. Но к вину так и не прикоснулась.

— Оно не отравлено, — замечаю насмешливо. Я еще хорошеньких женщин не травил.

— Померкло, погасло вино в бокале. Минутный порыв говорить пропал, — грустно напевает Надежда.

А у меня глаза лезут на лоб. Твою ж мать! Стопроцентное попадание. Так не бывает.

На автомате тянусь к кнопкам на пульте управления. Включаю музыку. Тихо и проникновенно поет Владимир Семенович про нужные ноты и души, покрытые коркою льда.

— Моя любимая, — улыбается Надя и безотчетно тянется к бокалу с вином. Делает маленький глоточек и, словно набравшись сил, выдыхает.

— Вам в Шанск возвращаться нельзя. Там вас точно арестуют.

— Это еще за что? — усмехаюсь весело.

— Украл меня, — тут же следует ответ. — Хотя сейчас если в розыск подадут, то тебя и здесь арестуют.

— А ты такая персона значимая, что тебя вот так сразу искать кинутся? — улыбаюсь довольно. И совершенно неожиданно понимаю, что мне нравится подначивать Надежду. Она умненькая. Смелая, решительная. Настоящая боевая подруга.

— Наверняка твой дружбан попытается замять дело. Но Морозов все равно докопается до истины. И выпрет его из полиции. А то и посадит… Как оборотня в погонах.

— Да ну?

— Ну да! — фыркает как ежик девчонка и добавляет строго: — Сумка моя где, товарищ бандит?

— В машине осталась, — вздыхаю я и уже тянусь к сотовому. — Сейчас принесут.

— Принесут? — удивляется Надежда. Даже глазами наивно хлопает.

— Да. Кто-нибудь из охраны сейчас доставит, — повторяю как для неразумной. И тут же отправляю сообщение на пост.

— А ваш мини-поселок охраняется? — смотрит изумленно.

— Конечно!

— А зачем? За свои шкуры боитесь?

— Мы ничего не боимся, девочка, — кидаю на гостью снисходительный взгляд. — Но так спокойнее.

Усевшись напротив, напрочь забываю о недочищенной картошке. Беззастенчиво разглядываю Надежду. Будто стараюсь впечатать ее образ в память.

Да фиг вам! Он уже там впечатан с первой минуты встречи. Маленький носик пуговкой, румяные щеки и чуть раскосые глаза под ворохом ресниц, если, конечно, они не нарощенные.

— Полиция все равно войдет, сколько охраны ни поставь. Это только от ваших подельников… — сердито замечает Надя, явно стесняясь моего внимания. А я ничего с собой поделать не могу. Жру взглядом и остановиться не могу. Так бы смотрел и смотрел.

— Погоди, — рыкаю изумленно. — Каких подельников? Ты о чем?

Надежда закашливается, поперхнувшись вином.

— Все! Я молчу. Отпусти меня, пожалуйста! — затыкает рот рукой. — Я ничего не знаю.

В два шага оказываюсь рядом. Опираюсь о спинку стула, с обеих сторон отрезая девчонке путь к побегу. Надежда вздрагивает от страха. Даже зрачки расширяются.

Нет, не на такой эффект я рассчитывал.

— Надя, — убираю с лица лишние прядки. — Посмотри на меня. Я не причиню тебя зла.

Легонько касаюсь пальцами тонкой шеи. Кожа нежная, гладкая. Одна рука бежит вниз, а другую кладу на затылок. Притягиваю девчонку к себе и впиваюсь в губы злым поцелуем.

Хочу я ее. С первой минуты как увидел, хочу.

В груди взрывается плотина напряжения. Надины кулаки не в счет. Она стучит по моему плечу, требуя остановиться. А сама языком такие фортеля выписывает.

Не отрываясь от сладких губ, подхватываю девчонку под бедра.

— Девочка моя, малышечка… — на всех парах пру в спальню.

И Надежда моя не противится. Обняв меня за плечи, трется всем телом.

Вот и хорошо… Мне как раз такая жаркая и нужна.

Ввалившись в спальню, вместе с девчонкой падаю на застеленную кровать.

— Давай, милая, — прошу, стаскивая с плеча тонкую бретельку красного сарафана. — Давай сейчас…

— Вот ты наглый, — охает Надежда, позволяя опустить с одного плеча дурацкую бретельку. Тут же подцепляю пальцем вторую.

Но хлопает дверь…

— Ярослав Андреевич! Сумку куда положить? — раздается из коридора голос охранника. И словно бьет по голове кувалдой. Твою ж мать, как же не вовремя!

— В коридоре на подоконник поставь, — приказываю я, снова склоняясь над Надей.

Но момент уже упущен. Девчонка, будто очнувшись, смотрит на меня зло. И вывернувшись из-под моего захвата, подскакивает на ноги. Бежит в коридор за своей сумкой, чтоб ее черти съели. Поднявшись, спешу следом. А то еще улетит моя птичка певчая.