Несломленная (СИ) - Тур Злата. Страница 25
-Ты испортила дорогую мне вещь. Я не оставлю этот проступок безнаказанным.
- Вы не имеете права называть мои волосы своей вещью. Почему вы не хотите отпустить меня? Я живая женщина, самодостаточная, личность, в конце концов, а вы хотите сделать из меня секс - игрушку? Я люблю жизнь! Настоящую, а не вашу эту – рахат- лукум – пахлава – халва! Я не буду жить в клетке! И я люблю другого мужчину, и так будет всегда! И даже если вы силой возьмете меня, я буду думать только о нем! – Алена уже не сдерживалась. Она кричала, в гневе сжав кулаки, и слезы ручьем лились из ее глаз.
Не нужно было владеть искусством чтения мыслей, чтобы по сузившимся глазам Махмуда и раздувающимся ноздрям не понять: он взбешен.
- Остригите ее наголо, - сухо бросив Саиду и резко развернувшись, он собирался удалиться. И вдруг остановился. Торжествующая улыбка, больше похожая на оскал, появилась на его лице.
- А ты говорила, что тебе не по нраву жизнь восточной женщины! – вкрадчиво произнес он. - Сама себе противоречишь. Не будешь же ходить лысая?!Теперь ты добровольно будешь вынуждена надеть хиджаб. С тобой пообщаешься и Хайяма переплюнешь. Послушай, как звучит: вынужденная добровольность!
Глава 12.1
Алена пришла в смятение. Она испортила волосы. Но после того, как отстригут слипшиеся пряди, должно остаться достаточно волос для короткого ежика. Становиться лысой она не собиралась. Зато он к ней пока не прикоснется, а с другой стороны, действительно, косынку или платок ей не дадут. И она сама сделала шаг к имиджу обитательницы гарема. Хотя прикрывать бритую голову нужно на улице, а выпускать ее никто не собирается, значит, пусть Саид любуется ее бледным черепом. А она как-нибудь переживет. И эта временная победа снова дала возможность воспрять духом.
Однако следующий день уготовил ее стойкости новое испытание.
Вместе с Махмудом появилась целая делегация: два дюжих молодца из личной гвардии этого правителя и два типа, не похожих на порядочных мусульман – бритые и татуированные.
«Гвардейцы» усадили Алену на стул, крепко привязав ее, чтобы не дергалась. Один из бритых достал машинку для стрижки волос. Девушка от страха затаила дыхание. Ее ребяческий протест сейчас получит жесткий ответ.
Самое обидное - за Махмудом осталось последнее слово. И по злорадной улыбке было видно, что этот факт его сильно радует. Он поистине хороший игрок. Вчерашнее поражение обернулось сегодняшней победой.
С каким-то садистским удовольствием он следил за тем, как тяжелые спутанные волны, скользнув по плечам, падали, устилая пол роскошным живым ковром. Не захотела добровольно раздеться перед ним, так этот вариант наготы оказался куда более возбуждающим. Теперь она выглядит такой беззащитной! И если бы не вторая часть запланированного воспитательного процесса, с каким наслаждением он сейчас овладел бы ею! Как ему хотелось сжимать в объятиях ее гибкое тело, ощущать его теплоту и мягкую податливость, которая сквозила даже сквозь броню ее сопротивления. Она создана для любви! И она будет дарить ему сладостные ночи! Он сумеет укротить эту норовистую лошадку.
-А теперь обещанное наказание, - произнес он.
Слуги внесли топчан и грубо швырнули на него девушку лицом вниз. И снова привязали.
Алена подумала, что сейчас ее безжалостно какими-нибудь плетями выпорют до крови или до потери сознания. Читала она про нравы в гаремах. Но она не сдастся. Если нужно доказать свою решимость, она это сделает, больше ничего этому тирану не скажет.
Второй бритоголовый обнажил ее спину и на половину стащил шорты. Алена сжалась в ожидании боли.
- Ты думаешь, что тебя подвергнут средневековому наказанию?- смеясь, спросил Махмуд, будто прочитав ее мысли. – Нет, все более цивилизованно, но пострадать тебе придется. Все мои лошади и женщины имеют на себе мой знак – у лошадей – клеймо, у женщин – татуировка. Но тебе она сделана будет на самом болезненном месте, на пояснице, и без малейшей анестезии. Это твоя расплата за своеволие. Урок, который ты, надеюсь, усвоишь.
Наказание, действительно было изощренным, заставляющим страдать и тело, и душу. С одной стороны – вполне современная процедура, с другой – адская боль, с каждым уколом иглы взрывающая мозг и разлетающаяся миллионами мельчайших осколков в разных частях тела.
Но самое нестерпимое – это нравственные страдания. Это неслыханное унижение, которому ее подвергли, призвано было сломить остатки сопротивления, показать, что ее воля и желания вообще не принимаются в расчет. Их просто ни для кого не существует. С ней обращаются, как с бессловесным скотом, и ставят на нее хозяйское клеймо! И с этим она ничего поделать не может!
Слезы боли и негодования уже готовы были прорваться сквозь кордоны ее выдержки, но мысль о том, что он посчитает их признаком поражения, сдерживала их, как прочная плотина. Она в бессильной ярости кусала губы и до боли впивалась ногтями в ладони, что не могло укрыться от взгляда ее инквизитора и не доставить ему радость.
- Ну, вот и все. Если у тебя были сомнения насчет твоего будущего, они должны исчезнуть. Ты моя вещь! – после того, как закончена была последняя линия, сказал Махмуд. - Неделю я тебя не буду посещать. Не хочу обнимать женщину, которая стонет от боли. А когда все заживет, мы продолжим с этого места.
Глава 12.2
После их ухода Алена свернулась калачиком в кресле и заплакала. Она не могла поверить. Неужели нет выхода? Выход есть всегда. Правда, не всегда он может понравиться, снова повторила она. Понемногу липкий страх безысходности начал опутывать все ее сознание. Она не хотела умирать. Но и жить резиновой куклой тоже не сможет. Не сможет терпеть домогательства ненавистного мужчины. Никогда не будет с ним мила и ласкова. И что? Тогда ее продадут по дешевке в публичный дом? Как товар с уценкой?!
Алена теперь рыдала в голос, горько и безутешно, потому что, содрогнувшись, вспомнила, как чужие руки нагло и цинично шарили по ней, причиняли боль и диктовали свою волю.
И с тоской вспомнила руки Феликса, сильные, надежные, нежные и страстные. Они были невероятно, по-мужски красивы. Аккуратная, идеально пропорциональная ладонь с длинными аристократичными пальцами. На тыльной стороне едва заметный узор из вен, каждую из которых хотелось обласкать. Всякий раз, когда он клал ей руки на плечи, хотелось склонить голову и щекой потереться о них, коснуться губами, замереть. Но она не решалась этого сделать, это было недопустимо.
Тот день, когда он ее поцеловал, уже давно был ею занесен в Красную книгу памяти самых счастливых моментов. До сих пор от воспоминаний сердце замирает и под ложечкой образуется томительная пустота. Закрыв глаза, она будто наяву почувствовала его жаркие прикосновения, вызвавшие всплеск чувственности, словно вновь ощутила горячую пульсацию в той ее потаенной части, которая хотела познать только одного мужчину, ее Феликса. И волна нежности снова захлестнула ее.
Как она мечтала, чтобы его руки постепенно узнавали каждый уголок ее тела, ласкали и баловали, согревали теплом любви и обжигали огнем желания. И теперь этого ничего не будет.
Перенесенные испытания лишили ее последних сил, и она, все еще рефлекторно продолжая всхлипывать, тревожно задремала. Измученное сознание протянуло ей ниточку надежды. Она увидела Феликса. Он гладил ее по волосам, (во сне они у нее были), прижимал к себе, совсем как год назад, и повторял, как мантру: « Аленка, любимая, держись! Несмотря ни на что! Ради нас, ради нашей любви! Я найду тебя, только дождись!»
Вздрогнув, она проснулась. Едва дыша, Алена поднесла руки к голове, но вместо волос там была только гладкая кожа. Но сон был настолько отчетливым, будто Феликс и впрямь был с ней рядом!