Несломленная (СИ) - Тур Злата. Страница 44
В голове его пронеслось несчитанное количество мыслей, которые никак не могли сложиться в целостную картину. Постепенно этот бешеный калейдоскоп стал замедлять свое вращение и единственный оставшийся ответ заставил теперь уже его сердце мучительно забиться, пропуская удары.
Он сел на кровати и усадил Алену к себе на колени. Глядя в ее глаза, глухо спросил:
- Алена, ты беременна?!
На это девушка только и смогла, что тихо и неуверенно произнести:
- Да.
Во взгляде ее открыто читалось смятение, растерянность, любовь. И что особенно его поразило – ожидание ответа. Несомненно, тунисское заточение не прошло без последствий.
Чтобы Алена в его глазах не увидела боль, захлестнувшую его душу, Феликс крепко прижал ее к груди, давая себе время справиться с потрясением. Через несколько мгновений это уже снова был Ярцев, сильный и уверенный в себе.
Притворно сурово, следовательским голосом он спросил:
- И долго вы, барышня, собираетесь так сидеть?
Алена, побледнев, испуганно ответила:
- А что я должна делать?
- Первое, не отвечать вопросом на вопрос, когда старшие спрашивают, и второе – быстро приводить себя в порядок.
- Зачем? – девушка все больше и больше терялась.
- А вы, моя милая, в ЗАГС в полотенце пойдете? И кстати, вы, будущая мадам Ярцева, свадьбу хотите? Со всеми этими дурацкими шариками, голубями, посыпаниями лепестками и прочей лабудой? Или вам больше по душе тихая роспись, без свидетелей и завистников?
Судя по тому, как Феликс пренебрежительно отозвался о, в общем-то, милых свадебных ритуалах, каждый из которых можно заменить другим, он не хотел свадьбу в принципе. Не хотел видеть ее в белом платье, с цветами. Не хотел, чтобы все радовались, поздравляли. А самое главное – чтобы эти самые главные слова сказаны были в торжественной обстановке, чтобы запомнились. И как детям показывать семейный альбом, где нет свадьбы родителей?! Ведь неизбежно прозвучит вопрос – а вы женились?!
Все это не могло никак уложиться в голове. Да и сама нестандартная форма предложения руки и сердца лишь укрепила ростки сомнений относительно реакции Феликса на вынужденную женитьбу. «Он не хотел жениться!» - эта мысль обожгла душу, заставив почувствовать себя какой-то грязной вымогательницей, на которой женятся только из чувства долга и которая недостойна быть законной супругой.
Отдаваясь телом и душой, она всецело доверяла этому лучшему из мужчин, серьезному и правильному, взрослому и …единственному. Она была уверена, что они посланы Небесами друг другу. Любовь к нему вернула ей возможность ходить, не позволила сломаться в гареме. А что дала ему ее любовь? А нужна ли она ему? Может, его и устраивали редкие встречи, как в свое время с Жанной. А как же все невысказанные слова, которые готовы были сорваться с губ, но в последний миг застревали? Она же их чувствовала! Нельзя по-другому истолковать влюбленный взгляд, дрожание рук, те звезды в глазах, которые вспыхивали от их поцелуя.
Губы от обиды предательски задрожали, и не в силах больше сдерживать горечь, переполнявшую ее, Алена беззвучно заплакала. Так, как умела только она и только в минуты тяжелейших переживаний – из распахнутых глаз просто катились слезы.
Феликс, увидев, что Алена плачет, содрогнулся от жалости и стыда за свою суровость. Бедная девочка! Сколько же на ее долю выпало испытаний! И даже самое потрясающее чувство делает ее несчастной!
- Я люблю тебя, - поцеловав в мокрый, зареванный носик, сказал он. – Все будет хорошо. Я тебе обещаю, - и он еще нежнее прижал к себе, целуя висок, ушко.
В его словах была искренность. «Любит, - облегченно вздохнула она. – Значит, мне суждено любить вот такого – неромантичного, сурового и желанного. Все остальное – неважно. Он такой, он честно предупреждал, что с ним непросто». Но другой ей ненужен.
И теперь она уже заплакала, как обычная женщина, с тяжкими всхлипываниями, вздохами. Воплощенная трогательность и беззащитность – оружие стопроцентного поражения даже самого черствого сердца. И Ярцев очередной раз почувствовал себя толстокожим бегемотом, приносящим любимой девушке страдания.
Немного успокоив Алену, Феликс понял, что он сам не менее остро нуждается в успокоении. И дать его под силу было только его старому другу, Рогозину.
- Алена, пару часов с ЗАГСом потерпим, у меня есть кое-какие дела, к обеду я буду, если ты не против моего присутствия.
«Ну, просто невозможный! Сказал, что в ЗАГС идем, а теперь спрашивает, можно ли приехать», - девушка снова огорчилась.
Глава Любить – значит верить
- Саня, можешь приехать? Срочно выпить нужно, - не сообщая темы под «выпить», пригласил друга Феликс к себе на квартиру.
Рогозин понимал, что не ради распития коньяка звонил Ярцев. Что-то случилось. В их многолетней дружбе было золотое правило – не задавать лишних вопросов. В начале знакомства Рогозину (а у него всегда намного больше имелось проблем) было неудобно дергать друга, поэтому он пытался пространно объяснять, что и как случилось. И Феликс дал четко понять, если другу нужна помощь, значит приезжать нужно по-любому, и оправдываться нечего.
Приехав к Ярцеву, Сан Саныч застал последнего в самых растрепанных чувствах.
- Мне нужно жениться, - мрачно проговорил Феликс.
- Что? – искренне удивился друг. – И ты с таким похоронным выражением лица об этом говоришь?! Какая муха тебя укусила? Ты же на Алену не надышишься и тут вдруг такой настрой! Ты не болен?! - изумление Рогозина не знало границ.
- Сань, уймись! Сейчас поймешь. Я люблю Алену. Она вся моя жизнь, моя Судьба. Я за нее умру, не задумываясь. Но она беременна.
Едва переварив предыдущую информацию, Рогозин явно не был готов к осмыслению этой. Последние слова друга настолько его ошарашили, что он несколько мгновений чувствовал себя как в Зазеркалье, в котором все становится с ног на голову и белое представляется черным, а черное белым. Он подозрительно посмотрел на Ярцева, туго соображая – кто из них двоих не в адеквате.
- Ты с ума сошел, что ли? Так ты тут всем коньяк разливать на радостях должен!
- Ты не понимаешь! Это не мой ребенок! Ты же знаешь, что с ней случилось. Когда, по –твоему, женщина узнает, что беременна?
- Ну, у кого как.., - задумчиво протянул Рогозин. – Через месяц, через полтора, в крайнем случае, через пару месяцев
- Вот. Она как раз была там, - отрешенно сказал Феликс.- А с ней мы близки стали три недели назад. И один раз только я не сумел сдержаться. Но она сказала, что якобы безопасно.
- Ну и что?
- Саня, понимаешь, она мне не говорила, пока я сам не увидел, что ее тошнит. И она призналась, что беременна, при этом так смущалась, чуть не извинялась. Понимаешь, как звучит слово – призналась?! И огромные глазищи, полные страха и надежды. Мне чуть плохо не стало, хотя сам знаешь: я не кисейная барышня. Привык всякое видеть. Но такая она беззащитная, трогательная…
- И что из этого? Она ж девчонка! Сама испугалась, - пытался Рогозин разогнать тучи и сам понимал несостоятельность своих доводов. В действительности Алена не была овечкой. Она самодостаточная, уверенная в себе девушка. Модный художник. В прошлом, до того как встала на ноги, даже экстрасенс. С чего бы ей смущаться?!
- Если бы это был мой ребенок, она бы на шею кинулась и гордо об этом заявила, - продолжал терзаться Феликс. - Конечно, я сказал, что мы женимся. Я люблю ее. И она же два раза мне жизнь спасала.
- Э, ну я тебе тоже жизнь спасал, ты ж на мне не женился из чувства долга?! – за Рогозиным водился грешок – в самый проникновенный момент хрустальную вазу мечты разжаловать до ранга железного корыта.
- Вот сейчас мне точно не до смеха, - даже и не подумал улыбнуться Феликс. - Я поклялся себе и ей, что никогда, ни словом, ни мыслью не напомню о том, что случилось. Понимаешь, я страшно виноват перед ней. Она, как мотылек на огонь, полетела ко мне. Чертов дурак! Не уберег. Даже если небо на землю рухнет, и я ее разлюблю, я все равно не посмотрю на другую женщину. Надо будет, и хрен на узел завяжу, но не причиню ей боли. Но как быть с ребенком?! Представляешь, он же черный будет! Эти гены сильней, чем наши. Поэтому я и хочу в лохмотья напиться.