Последний гамбит - Барнс Дженнифер Линн. Страница 19

– Уже думаешь, что добавишь на второе запястье? – спросила я.

Либби посмотрела на руку.

– Может, мне стоит набить фразу… открой сумку, Эйвери! – Энтузиазм в ее голосе напомнил мне то время, когда мы только-только узнали, что я указана в завещании Тобиаса Хоторна.

– Как насчет слова любовь? – предложила я.

Глаза Либби сузились.

– Если ты говоришь обо мне и Нэше…

– Нет, – сказала я. – Только о тебе, Либ. Ты самый любящий человек из всех, кого я знаю. – Немало людей, которых она любила, причинили ей боль, и в те дни казалось, что она считает свое гигантское сердце своим слабым местом, но это было не так. – Ты забрала меня, – напомнила я ей, – когда у меня никого не осталось.

Либби уставилась на свои запястья.

– Просто открой чертову сумку.

Я снова засомневалась, но затем разозлилась на саму себя. Это была моя игра. На этот раз я не была частью головоломки, инструментом. Я была игроком.

Так что сыграем.

Я коснулась сумки. Кожа была мягкой. Я пробежала пальцами по ремешку сумки. Это было бы в духе старика – оставить сообщение, вытисненное на коже. Но я ничего не увидела, поэтому дальше просто расстегнула замок и распахнула сумку.

В основном отделе я обнаружила четыре вещи: ручной отпариватель, фонарик, пляжное полотенце и сетчатую сумку, наполненную магнитными буквами. На первый взгляд выбор предметов казался случайным, но это было не так. К безумству старика всегда был ключ. Каждым субботним утром, когда миллиардер давал задания своим внукам, он раскладывал перед ними предметы. Рыболовный крючок, ценник, стеклянная балерина, нож. Каждый из них служил определенной цели в игре.

Последовательными. Все игры старика были последовательными. Я просто должна понять, с чего начать.

Я осмотрела боковые отделы и нашла еще две вещи: флешку и круглый кусок сине-зеленого стекла. Он был размером с обеденную тарелку, толщиной в две сложенные монеты. Когда я посмотрела сквозь стекло, я вспомнила красную ацетатную пленку, которую Тобиас Хоторн приклеил к внутренней стороне обложки книги.

– Его можно использовать как дешифратор, – поделилась я мыслями с Либби. – Если мы найдем что-то, написанное в том же сине-зеленом оттенке, что и стекло… – У меня закружилась голова от возможных вариантов. Неужели братья Хоторны чувствовали то же самое после стольких лет участия в играх старика? Вызывала ли каждая подсказка в памяти те, с которыми они уже сталкивались в своих предыдущих играх?

Либби метнулась к столу и схватила ноутбук.

– Вот. Вставь флешку.

Я подключила ее, чувствуя себя на пороге чего-то. Появился единственный файл: ЭЙВЕРИКАЙЛИГРЭМБС. MP3. Я уставилась на свое имя, мысленно переставляя буквы. «Риск» и «игра». Я открыла файл. После небольшой задержки на меня обрушился взрыв звука, неразборчивого, на грани с белым шумом.

Я подавила желание заткнуть уши.

– Сделать тише? – предложила Либби.

– Нет. – Я нажала на паузу, затем вернула звуковую дорожку к началу. Собравшись с духом, я увеличила громкость. В этот раз, когда я нажала «воспроизвести», я услышала не только шум. Я услышала голос, но не смогла разобрать слова. Возможно, файл просто поврежден. Мне казалось, что я слушаю кого-то, кто не может выдавить из себя ни звука.

Я прослушала запись шесть, семь, восемь раз – но это не принесло результатов. Прослушивание на разных скоростях также не помогло. Я скачала приложение, которое могло воспроизвести запись в обратном направлении. Ничего.

У меня не было того, что помогло бы разобраться с записью. Пока что.

– Должно быть что-то еще, – сказала я сестре. – Подсказка, с которой все начинается. – Сейчас мы не сможем расшифровать аудиозапись, но, если мы пойдем по следу, оставленному стариком, игра может подсказать нам, как восстановить звук.

Либби посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Ты говоришь точь-в-точь как они. Ты сказала стариком, словно знала его.

В некотором смысле я знала его. По крайней мере, я знала, как думают Хоторны, так что в этот раз я не просто провела пальцами по коже сумки. Я тщательно осмотрела всю сумку, затем перебрала предметы один за другим.

Начав с отпаривателя, включила его в розетку. Открыла отсек для воды и, убедившись, что он пуст, налила ее туда. Ждала, что по бокам появится какое-нибудь сообщение.

Ничего.

Я защелкнула отсек и подождала, пока не загорится индикатор готовности. Держа отпариватель подальше от своего тела, я включила его.

– Работает, – отметила я.

– Нам стоит опробовать его на этой сумке, которая, вероятнее всего, стоит десять тысяч долларов и которую наверняка нельзя отпаривать? – предположила Либби.

Мы сделали это, но без результата – по крайней мере, связанного с головоломкой. Затем я взяла фонарик. Включив и выключив его, проверила отсек для батареек – в нем не было ничего, кроме самих батареек. Я развернула пляжное полотенце и встала на него, чтобы увидеть весь рисунок.

Черно-белая нашивка, никаких неожиданных разрывов в узоре.

– Остается только это, – сказала я Либби, поднимая сетчатую сумку. Открыв ее, я высыпала магнитные буквы английского алфавита на пол. – Может быть, они приведут нас к первой подсказке?

Я начала рассортировывать буквы: согласные в одну сторону, гласные в другую. Я наткнулась на цифру 7 – и положила ее отдельно.

– Сорок пять магнитов, – сообщила я сестре, как только закончила. – Двенадцать цифр, пять гласных, двадцать восемь согласных. – Пока я говорила, разложила пять гласных – A, E, I, O, и U: каждой было по одной. Это не показалось мне совпадением, поэтому я стала выкладывать согласные по одной. Передо мной оказался почти весь алфавит, не хватало только семи букв.

– Эти повторяются, – сказала я Либби. – Одна B, три P и три Q. – Я проделала то же самое с цифрами: выложила все от единицы до девятки по одной и посмотрела, какие остались. – Три четверки, – отметила я, уставившись на магниты. – B, P, P, P, Q, Q, Q, четыре, четыре, четыре.

Я повторила это несколько раз. Я попыталась вспомнить фразу с этими буквами. Но ничего не приходило в голову, и я отказалась от идеи. Чего я не видела?

– Я, конечно, не гений, – осторожно произнесла Либби, – но, кажется, из этих букв слова не составятся.

Нет гласных. Я подумывала начать все сначала, поиграть с буквами по-другому, но не смогла заставить себя сделать это.

– Каждой по три штуки, – сказала я. – Кроме B.

Я взяла букву B и провела большим пальцем по ее поверхности. Что я упускаю? P, P, P, Q, Q, Q, 4, 4, 4 – но только одна B. Я закрыла глаза. Тобиас Хоторн создал для меня головоломку. Должно быть, у него были основания полагать, что ее не просто можно решить, а что ее могу решить именно я. В голову пришла мысль о папке с документами. О фотографиях, на которых я запечатлена за всеми занятиями – от работы в закусочной до игры в шахматы.

Я подумала о своем сне.

И затем я увидела – сначала мысленным взором, а как только мои веки распахнулись, прямо перед собой. P, Q, 4. Я выложила их, затем повторила то же самое со следующими магнитами P, Q, 4. Когда я увидела, что у меня осталось, мое сердце подпрыгнуло к горлу, колотясь так, словно я стояла на краю водопада.

– P, Q, B, 4, – затаив дыхание, сказала я Либби.

– Глазурь из сливочного сыра и черные бархатные корсеты! – воскликнула Либби. – Мы ведь говорим о случайной комбинации?

Я покачала головой.

– Это код, а не слова, – объяснила я. – Это шахматная нотация – описательная, а не алгебраическая.

После того как умерла мама, задолго до того как я услышала фамилию Хоторн, я играла в шахматы в парке с мужчиной по имени Гарри. Тоби Хоторн. Его отец знал это – знал, что я умела играть, знал, с кем я играла.

– Это способ записывать свои ходы и ходы своего противника, – стала объяснять я Либби, почувствовав, как по венам хлынул адреналин. – «P-Q4» значит «пешка перемещается на Q-4». Это стандартный дебют, на который часто черные отвечают тем же – ходом пешки на Q-4. Затем белая пешка идет на QB4. P-QB4.