Изменить судьбу. Вот это я попал - "shellina". Страница 15

Репнин, я узнал тихонько у Остермана, что его можно звать просто Репнин, а не Репнин-Оболенский, оттолкнул слишком старательного лакея и наконец-то смог пройти ко мне в кабинет.

— Ежели сделали меня своим адъютантом, государь Петр Алексеевич, то, может, уже дозволите при вас находиться? А то я прямо насильником себя ощущаю, словно к красной девке прорваться в светлицу пытаюсь, а не к государю своему, чтобы службу ему служить.

Надо же, обидчивый какой, я не удержался и хмыкнул, слушая его возмущение. Репнин нахмурился, но промолчал. Тоже правильно, не дорос он еще, чтоб царю перечить.

— Проходи и садись, Юрий Никитич, — я махнул рукой на стул, стоящий перед столом, за которым я так полюбил сидеть в последнее время.

Репнин сел, раздраженно передернув плечами.

— Вот смотрю я на тебя, Юрий Никитич, и спрашиваю себя: а не ошибся ли я, приблизив тебя к себе, или все то, что я слышал о славных воях Вятского пехотного — всего лишь сказочки для детей неразумных?

— О чем ты говоришь таком, государь?

Ну да, я разрешил ему по-старому ко мне обращаться, мне так удобнее и комфортнее, но разрешая это, я даже не подозревал, что настолько увеличу его веру в себя и собственные силы, а также укреплю среди окружающих меня очень немногочисленных людей уверенность в моей ненависти к реформам, проведенных дедом.

— Да о том, что не смог ты простого мальчишку пройти, дабы службу свою служить. Или не хотел? А так, стоит дворовый у дверей, и пущай стоит, так даже лучше, мороки меньше, не так ли ты думал, а, Юрий Никитич.

— Да как ты, государь, мог так обо мне подумать? — он вскочил на ноги, а его лицо так покраснело, что я даже испугался, не хватит ли его удар.

— Да вот как-то так смог, — я пристально смотрел на своего временного адъютанта. — Или не прав я? Так развей мои затруднения.

— Не стоял я, как щенок потерявшийся, возле дверей. Как только подошел, так сразу и начал к тебе рваться, да только холоп твой чутка туповатый, а силу применять… Это же тебя не уважать, государь.

Я внимательно смотрел на его лицо. Он не конфузился и не выглядел виноватым, наоборот, сверкал глазами, горящими от незаслуженной обиды.

— Верю, Юрий Никитич. Ты уж не серчай, но за здоровье Андрея Ивановича мне боязно что-то, вот и срываюсь на всех. Ты садись, в ногах правды нет. Какие вести мне принес?

— Дюк де Лириа, государь Петр Алексеевич, нижайше просит тебя принять его. Он здесь оказался неподалеку и решил засвидетельствовать тебе свое почтение.

— Эм. — Я попытался представить, каким образом де Лириа мог оказаться возле Царского Села случайно, но ничего умного мне в голову так и не пришло. — Это ж надо было так блукануть посланнику, прямо жалко его отчего-то стало. И где он мерзнет, горемычный?

— В деревеньке неподалеку. А просьбу свою с нарочным прислал, — полковник наконец-то немного успокоился и сел, сложив руки на коленях. — Так что отвечать паписту этому пронырливому?

— А давай примем его, — я задумчиво разглядывал исчерканную табель о рангах. — Послушаем, может, что интересное расскажет нам де Лириа. Кстати, он один заплутал или кто составил ему компанию?

— Аббат Жюбе, прости господи, — Репнин размашисто перекрестился, — вместе с ним ошивается.

— А это не тот аббат, который жаждет объединения нашей православной церкви с католической, мечтает создать российскую унию с собой во главе, в качестве епископа? — я рассеянно посмотрел на сидящего напротив меня адъютанта. Вот они моменты, когда начинаешь очень сильно жалеть, что плохо изучал историю.

— Я не знаю, государь, — Репнин заметно растерялся. — Неужто взаправду это?

— То, что несколько господ иноземных хотят создать унию — правда, — я перевел взгляд на табель о рангах. Зачем я во все это лезу? Сложно что-то пытаться изобразить в области, в которой я вообще ничего не смыслю. — Но кто конкретно пытается, не знаю. Слишком плохо у нас, Юрий Никитич, шпионство развито. Упустил дед из вида такое весьма полезное дело, как шпионство. Нам бы вон у де Лириа поучиться, а не бороды на колодах рубить. Может, и не гадали бы тепереча, кто из иноземцев гнусь такую супротив церкви нашей задумал.

— Да как же так, государь Петр Алексеевич, быть того не может, — Репнин нахмурился, между его широкими бровями залегла глубокая складка. — Жаждать захвата землицы, контрибуций, да даже девок в полон — это я понимаю, но посягать на святое? Кем надо быть, чтобы задумать такое?

— Иезуитом, — я потер глаза, чтобы прогнать внезапно навалившуюся дремоту. — Нужно всего лишь быть иезуитом. Хотя аббат Жюбе вроде не иезуит, но я плохо во всех их орденах разбираюсь. Это дело священного Синода ересь эту от наших границ отгонять.

— И то верно, не дело воям соваться туда, где попы должны оборону держать. — У меня создалось впечатление, что он пытается таким вот незамысловатым образом сам себя поддержать. — А вот то, что ты говорил, государь, о шпионах, это действительно очень даже пользительно могло бы оказаться. А что говорит Ушаков Андрей Иванович? Разве ж его Тайная канцелярия не для того была создана, чтобы шпионить и крамолу разную выявлять? Тогда для чего ее распустили?

А я знаю, для чего? Я даже не знал, что она, оказывается, уже была создана. Каюсь, услышав про Ушакова, я грешным делом подумал про адмирала Ушакова. А кто такой Андрей Иванович — вообще ни сном ни духом.

— Не могу ответить на твои вопросы, Юрий Никитич, — я расчетливо посмотрел на своего адъютанта. За окном в это время начали раздаваться приказы, отдаваемые зычным голосом Трубецкого. Опять преображенцы строевую практикуют. Вот что скука с людьми-то делает, они бедные вынуждены делом заниматься, чтобы не помереть невзначай. — А где сейчас Андрей Иванович, не напомнишь мне? Что-то подзабыл я.

— Так ведь после разжалования его в Ревель кинули попервости, а теперь в Ярославле бока отлеживает. Как бы зубы у этого волкодава не сточились от безделья-то. — Репнин не выглядел заядлым интриганом и подавал мне такую интересную информацию, как подавал бы любую сплетню. А я никак не мог определить, что это: тонкий расчет и влияние на меня, вот так, исподволь, или просто язык охота почесать, ведь фактически он здесь один — преображенцы неохотно к себе допускали чужаков. А с другой стороны, не мог он знать, что мне шлея под хвост попадет и я решу его при себе оставить. Значит, Тайная канцелярия и ее руководитель Ушаков, который по причине, мне неведомой, впал в немилость и был сослан в Ярославль. Очень интересно. А еще интереснее провернуть одну штуку, своего рода эксперимент. Все равно заняться сильно нечем, не известно, когда Остерман очухается.

— Вот что, Юрий Никитич, не в службу, а в дружбу, призови ко мне Ушакова. Пущай из Ярославля сюда прокатится, косточки разомнет, а то засиделся поди, заскучал.

— Сделаем, государь, — полковник наклонил голову в знак согласия. — А с де Лириа что делать-то? Отклонить его прошение изволишь?

— Совсем отклонить — это будет очень невежливо, — я покачал головой. — А мы же не можем показать себя этакими варварами перед иноземцами? Хотя они именно что варварами нас и считают, но мы-то выше их считалок. Так что пущай немного помаринуется. И «нет» не говори, чтобы не уехал и обиды не затаил, и согласия не давай. Вали все на Остермана. Дави на то, что император не может гостям время уделять, пока сестрицу свою еще оплакивает да от постели болезного Андрея Ивановича не отходит ни на шаг. Ну что, справишься, Юрий Никитич?

— Справлюсь, государь, чего там не справиться? Позволено будет уйти, чтобы выполнить поручения?

— Иди, господь с тобой.

Репнин встал, отвесил положенный поклон и вышел из кабинета, что-то усиленно обдумывая. Ничего, мозги надо тренировать, чтобы жиром не заросли.

Я открыл крышку стола и сложил туда свои наброски предполагаемой реформы. Проклятый Остерман, ну что ему стоило разболеться, будучи уже в Петербурге? И все же, откуда я знаю имя аббата Жюбе, почему у меня при его упоминании всплывают в уме Долгорукие? Нет, не помню. По-моему, это была почти детективная история про то, что кто-то из многочисленных Долгоруких принял тайно католичество, будучи послом в… в общем, где-то, где было католичество, и притащил этого аббата в качестве своего духовника в родные пенаты. Ладно, встретимся, напрямую его спрошу, чьим духовником он является, именно сейчас это не слишком важно.