Измена.Любовь (СИ) - Рэй Далиша. Страница 33

— Свет, все наши вопросы мы с тобой уже давно обсудили. Остались только технические моменты, которые можно решить в рабочем порядке. Так что, прости, мы с Павлой вас покинем. Поужинайте с Марией без нас — думаю вам есть что обсудить.

Потянул меня за собой:

— Пойдем.

— Всего доброго, Светлана Геннадьевна, — вежливо попрощалась я, чуть не застонав от счастья — у них не свидание! — Пока, Маша. Наша встреча была… поучительной. Спасибо тебе за нее.

Я сделала пару шагов вслед за потянувшей меня мужской рукой. И услышала:

— А твоя новая подружка знает, что ты женат, Платон? Или ей все равно, с кем спать, лишь бы был богатым?

Глава 43

«… ты женат, Платон… ей все равно с кем спать…?»

Ядовитый голос Светланы разрывной пулей влетел в мой затылок, превратив в кисель все, что попалось ему на пути.

Машинально я сделал еще несколько шагов, не чувствуя своего тела и ничего не соображая. Затем попыталась затормозить — с чего-то решила, что надо обернуться, и посмотреть на Светлану, что бы понять врет она, или нет.

— Павла, мы уходим, — остановил меня жесткий голос Платона и его напрягшаяся рука на моей талии.

Передумав останавливаться, я послушно двинулась за ним. По прежнему плохо соображая, но зато отлично слыша слова начальницы службы маркетинга.

В молчании мы вышли из ресторана, сопровождаемые подхалимскими призывами хостес приходить еще. Сделали два десятка шагов до машины Патона и тут остановились.

— Ну, спрашивай, если есть желание что-то узнать, — предложил Платон, развернув меня к себе. Обнял за спину обеими руками и наклонился к моему лицу.

— Я не знаю, про что спрашивать, — я облизнула внезапно ставшие сухими губы.

— Про слова Светланы, про что еще, — он усмехнулся.

— А надо? Значит, она сказала правду? — подняла на его лицо глаза, надеясь найти в нем ответ. Наткнулась на непроницаемо-холодный, ничего не выражающий взгляд, от которого начала леденеть.

— Решай сама, надо это тебе или нет. И правда это или ложь, Павла, — жестко проговорил Платон, и мне показалось, что в его взгляде мелькнуло разочарование. — Больше я не буду тебе помогать. Все, что у меня было сказать, уже сказал раньше. И не один раз.

— Ты обиделся на меня? — спросила я, продолжая кусать губы.

— Нет. Я не ребенок, чтобы обижаться. Но, — он длинно вдохнул холодный воздух, словно пытаясь успокоиться, — ты явно кое-что не понимаешь.

— И что же это? — с каждой секундой мне становилось все неуютнее. Словно прямо сейчас что-то разрушалось. Будто рвались те тонкие, нежно звенящие нити, что совсем недавно дрожали между нами, с колдовской силой притягивая друг к другу.

— То, что я не буду безостановочно убеждать тебя в своей порядочности. Или ты веришь мне, или нет, — он говорил совершенно спокойно, но каждое слово было как новая порция льда, замораживающая меня все больше.

— Платон, я не знаю, чему мне верить…

Его лицо напряглось. Губы сжались в узкую, твердую полоску:

— Я прямо сказал тебе, чего хочу от тебя. Но ты упорно стремишься перевести наши отношения в формат подозрительности и недоверия с твоей стороны, и обязанность постоянно оправдываться с моей. Мне не подходит такой расклад, девочка. Я и так объяснялся с тобой столько, сколько никогда и ни с кем до этого.

— Но тебе все мало, и ты продолжаешь верить кому угодно, но не мне, — помолчав, добавил холодно. Усмехнувшись, отпустил мою спину и отошел на шаг назад.

— Решай сама, что тебе нужно — жить в вечном ожидании, что тебя опять обманут, поэтому не давать себе никакого шанса на счастье. Или попытаться поверить, что не все, кто рядом с тобой — подлецы.

— Я никогда не говорила, что ты подлец, — я вдруг разозлилась. — Не надо обвинять меня в том, чего не было.

— Не говорила, — согласился Платон. — Но всегда подозревала в этом и ясно давала это понять. Так же, как сейчас. Как я могу быть рядом с женщиной, которая только и ищет, как бы обвинить меня в неверности и бесчестности?

— Я ищу?! — у меня от возмущения даже руки затряслись. — Я просто хочу быть уверена…

Вместо ответа Платон повернулся к машине, доставав из кармана ключ. Негромко пискнула сигнализация, моргнули фары, и Платон открыл пассажирскую дверь:

— Садись, не стоит мерзнуть.

— Куда ты меня везешь? — поинтересовалась я через несколько минут, когда царящее в салоне молчание стало нестерпимым.

— Домой, — Платон включил поворотник, и перестроился в левый ряд. У меня было ощущение, что за все это время он ни разу не взглянул на меня. Вел машину, внимательно следя за дорогой, и словно забыв, о моем присутствии.

— Куда домой?

— А куда ты хочешь? — он повернул голову и мазнул по моем лицу равнодушным взглядом.

— К себе домой, — проговорила, отворачиваясь к окну, в надежде, что не разревусь в его присутствии. Надо просто потерпеть немного. Просто добраться до дома…

— Как скажешь, — он снова включил поворотник, и перестроился в крайний правый ряд. Развернулся и поехал в противоположную сторону.

— Отзвонись, как зайдешь в квартиру, — велел мне, когда его машина протиснулась в узкий двор моего дома и припарковалась у подъезда. — Я буду ждать.

Держа одну руку на руле, повернулся и спокойно смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

— Платон… — чувствуя, что не могу так просто уйти, я попыталась сгладить это отвратительное ощущение катастрофы, витающее между нами. — Пойми… я не обвиняю тебя в подлости.

— Просто веришь, что я ее делаю, — перебил он меня. — Беги домой, Павла. Завтра в восемь тридцать за тобой заедет машина и отвезет на работу.

И не дожидаясь моего ответа, вышел из машины. Обошел ее со стороны капота, открыл дверцу и подал мне руку:

— Давай, прекрасная Павла, беги домой…

Глава 44

Ровно в восемь тридцать, уже в пальто и сапогах, я стояла в прихожей и рассматривала в старом зеркале свою бледную, измученную бессонной ночью физиономию.

— Прелесть какая, — пробормотала я. Ни контрастный душ, ни две чашки кофе, ни макияж не смогли скрыть мои запавшие щеки и синяки под глазами.

Я усмехнулась — странно, но когда я ворочалась пол ночи с боку на бок, то думала вовсе не о том, что наши отношения с Платоном, кажется, закончились. И даже не пыталась решить, как завтра буду вести себя на работе — смогу ли находиться с ним рядом, или мне все-таки придется увольняться…

Таращась в темноту своей спальни, я размышляла о вопросе, который задала Маша: почему я так быстро оказалась с Платоном? Немыслимо быстро для меня.

Гриша…

Ведь любила его когда-то, очень сильно. Думала лишь о нем, дышала только им. Ловила его взгляд и умирала от счастья, когда его глаза останавливались на мне.

Я же чуть не сдохла, увидев его с Дианой. Тогда мне казалось, что никогда не оправлюсь от этого двойного предательства самых близких людей. Особенно, когда услышала признание, что моя сестра вовсе не первая его любовница за три года нашего брака.

Потом он, конечно, уверял меня, что пошутил, но… я уже точно знала, что все правда…

Лежа без сна прошедшей ночью, я думала о том, почему вернувшись в Москву напрочь забыла о том, как рыдала ночами в подушку в промозглом, почти неотапливаемом общежитии Лондонской ассоциации помощи женщинам, попавшим в трудную жизненную ситуацию, где жила все то время, пока шел развод.

Забыла, как думала, что моя жизнь кончена, а сердце умерло вместе с крахом любви. И была уверена, что буду ненавидеть и продолжать любить Гришу всю оставшуюся жизнь.

Но стоило мне плюхнуться в кресло летящего в Москву самолета, как кто-то словно очистил мою память. Махнул волшебным ластиком, и бывший муж исчез с ее листа. И не вызвал у меня абсолютно никаких чувств, кроме раздражения и досады, когда снова появился на моем горизонте…

В дверь позвонили. На секунду я замерла в глупой надежде, что это Платон. Затем отругала себя и распахнула дверь.