Фритьоф Смелый - Тегнер Эсайас. Страница 32
Ближе всего был Тегнеру «Готский союз», хотя он никогда не мог полностью согласиться с ультранационалистическими тенденциями Рэфа, мечтавшего о кулачном праве средневековья и противника культурных завоеваний человечества, следовательно, являвшегося как бы предшественником современного фашизма.
В 1812 году Тегнер, не достигший еще 30 лет, получает в Лундском университете самостоятельную профессуру по греческой словесности и в виде побочного дохода по примеру большинства профессоров — «пребенте», т. е. пасторский приход с обязательным посвящением одновременно в пасторы. В продолжение многих веков эта традиция при шведских университетах была формой контроля и «духовного» влияния на профессуру, на которую передовые молодые профессора смотрели лишь как на необходимое зло, бороться с которым, однако, не решались
Ближайшие двенадцать лет (1812-1824) являются в жизни молодого блестящего профессора Эсайаса Тегнера самым ярким, самым жизнерадостным и плодотворным периодом в его творчестве. Шумный успех «Свеа» и общее признание исключительного таланта молодого поэта окрыляют Тегнера, и он приступает к созданию своих больших поэтических полотен, поставивших его в ряды мировых классиков начала XIX века.
«Готский союз» выбирает Тегнера в том же году своим действие тельным членом, и он становится активнейшим сотрудником журнала «Идуна». Литературное течение, образовавшееся вокруг «готов», представляется Тегнеру как средостение между французским «академизмом» и немецким «фосфоризмом».
Выросшие, в сущности, на общей почве романтизма, «готы», так же, как и «фосфористы», оперируя главным образом национальным прошлым, стремятся отразить в своих произведениях личность, противостоящую обществу, личность исключительную. Это преклонение перед личностью вполне отвечало мыслям Тегнера, впитавшего в себя весь пафос подымающейся буржуазии, но он ищет своего героя не только в прошлом, для него в настоящем таким героем является Наполеон. Тегнер не разделяет ненависти «фосфористов» к Наполеону. Идея «Священного союза» ему противна. Все его симпатии на стороне Наполеона. Еще в 1799 году в бытность у Мюрмана в качестве домашнего учителя Тегнер вспоминает, что «при распространившемся тогда слухе о смерти Наполеона в Египте я написал большую лирическую поэму. Мюрман, большой поклонник Наполеона и вообще героев французской революции, сам писавший стихи, с большой похвалой отозвался об этом произведении». В 1813 году Тегнер публикует своего «Героя» («Hehlten»), в котором оправдывает «победоносный полет орла в лучах сияющего солнца».
Когда Наполеону удалось бежать с острова Эльбы и тем самым создать угрозу Венскому конгрессу, Тегнер пишет в 1815 году «Пробудившегося орла» («Den vaknande ornen»), в котором с радостью приветствует «грозного орла, парящего над стаей воронов». «Берегитесь, — восклицает Тегнер, — берегитесь, мелкие стервятники, — мститель близок, он прекратит ваш разбойничий дележ!»
В этом же восхищении перед трагической судьбой героя проходит у Тегнера его преклонение перед «Карлом XII» («Karl XII», 1818).
Бодростью и радостью проникнута вся его поэзия этого периода. «Песнь к солнцу» («Song, till solen») в 1817 году и в особенности «Песнь» («Sangea») в 1819 году являются лучшими отражениями этого жизнеутверждающего начала у Тегнера.
В это время Тегнер работает над созданием двух своих лучших произведений: «Саги о Фритьофе», первые девять песен которой появились в журнале «Идуна» в 1820-1822 годах, и «Акселя» (там же в 1822 году).
Еще в детстве Тегнера увлекали героические образы скандинавской «Эдды». Романтика, воскресшая на стыке двух эпох, еще с большей силой возвращала Тегнера к изучению средневековой поэзии, но его увлекали не проникнутые мистической фантастикой индийские поэмы и кельтские сказания, не призрачная туманность мистических легенд позднейшего христианского средневековья, как это увлекало «фосфористов», а жизнерадостная яркость и ясность скандинавской «Эдды», проникнутой здоровым реализмом живого человека. Известная русская переводчица «Эдды» С. Свириденко совершенно правильно характеризует «Эдду»; «Это мир реальной жизни, лицо подчас грубой, но могучей человечности, здоровой силы и бурных страстей, мир деятельной воли и мужества. Удары боевых мечей о крепкие брони, гордый бег корабля к чужим берегам за добычей и славой, шипение пенного меда в тяжелых заздравных кубках, скрип зерна под увесистым ручным жерновом, — вот образы и обстановка этих сказаний: битвы, походы, тяжелый труд, опасные охоты, шумные пиры... Все сильно и ярко, все дышит жизнью».