Планета семи масок - Клейн Жерар. Страница 3

Вдруг перед ним раскинулась площадь – а он даже не заметил, когда успел выйти из очередной узкой улочки. Повсюду танцевали разноцветные огоньки. Но тут же ему стало ясно, что это огромная толпа – яркие отблески масок и радужные переливы плащей показались ему сначала праздничной иллюминацией. Площадь не была вымощена, просто покрыта песком, но Стелло никогда не видел такого песка – мельчайшие, почти неразличимые для глаза песчинки, хотя и не пыль. Казалось, чистая, мягкая скатерть покрывает площадь. Нет, скорее это было похоже на морское дно, если смотреть на него сквозь толщу воды – неподвижное, раскинувшееся на огромном пространстве и в то же время сжатое в эту странную площадь. Почему-то он чувствовал, что никому из живых не дано пересечь ее.

Он не стал и пытаться. Толпа вокруг казалась притихшей, словно задумавшейся о чем-то, но молчание не угнетало, – то была умиротворенная, спокойная тишина, нарушаемая лишь шелестом плащей, словно легкие волны с тихим плеском касались песчаного берега.

Вдруг одна из фигур отделилась от остальных. Вздулась парусом алая накидка, прыжок – и будто огненно-красный цветок распустился на самой середине песчаной площади. Стелло услышал рядом одобрительный шепоток – по крайней мере, так ему показалось – всего несколько коротких, едва различимых слов на Древнем Языке. И в тот же миг что-то полыхнуло перед его глазами. Взметнулся огненный вихрь – и зазвучала незнакомая музыка, заплясали разноцветные огни. Ему пришло в голову, что песок отражает свет – иначе откуда бы им взяться? Но вскоре до него дошло, что огни эти рождались и жили сами по себе, как и звуки, казалось, возникавшие в воздухе над площадью, хотя там не было ничего, похожего на музыкальный инструмент.

Существо в алой накидке, несомненно, было из этого города – Стелло ясно видел маску из серебра, узкую, блестящую, совершенно гладкую, и все же говорившую о чем-то, потому что, даже не понимая немого языка масок, он ощутил незнакомое волнение, какого не вызывало в нем раньше ни одно великое творение искусства на Земле, да и на всех других планетах, ни одно живое существо, не вызывало ничто и никогда. По телу его пробежала дрожь – но не от страха и не от холода, хотя ветер, бьющий в толпу, становился все сильнее, а от ощущения полного одиночества, затерянности, чуждости этому миру, и он снова подумал: «Я ведь дикарь, варвар, каким звездным ветром и зачем занесло меня в этот совершенный мир?..»

Кто-то коснулся его руки, но он не смог обернуться.

Песок казался исключительно плотным: ни малейшего облачка пыли не клубилось у ног танцующего. Да, подумал Стелло, наверное он танцует, но какое же это бледное, невыразительное слово! Ведь танец никогда не был любимым искусством землян… Он скорее назвал бы это зрелище «звездной игрой», хотя и такое сочетание ему самому показалось неподходящим даже в коротких, выразительных словах Древнего Языка. Это было что-то, чего не опишешь никакими словами, не нарисуешь кистью, не вылепишь из самой податливой глины, это была непостижимая тайна, на краткий миг приоткрыла она свой покров, отдавшись звездной игре, и через такое же мгновение снова исчезнет в песках…

Стелло подался вперед, силуэты в плащах расступились, пропуская его, и он шагнул на площадь, оставляя в песке четкие, глубокие следы и не замечая этого: взгляд его был прикован к туманному, непрестанно менявшему очертания алому пятну. Под развевающейся накидкой Стелло надеялся все же разглядеть силуэт – человеческий или иной. Он смотрел и смотрел, но все было тщетно. Ему виделся лишь язык пламени, легкая кисть, танцующая на полотне древних песков, нанося на него тончайшие мазки.

Мазки складывались в картину. Движения превращались в слова. Стелло понял это, подняв глаза и вновь увидев семь лун в туманном небе, по которому проносились отблески мерцающих на песке огней. Это был язык движений, жестов, движения сливались в песню, в поэму, – в заклинание, быть может. И все вокруг замерли в ожидании. Чего они ждали? Что подмигнет одна из их лун, или захлопнутся ворота, или упадет маска, или прямо из песка выбросит темные ветви чудовищное дерево, какое только и может вырасти в этом бескровном, безжизненном, кристаллическом мире, на планете песков и разноцветных негреющих огней?

И вдруг он увидел и понял, что говорит ему танец, увидел струение прозрачной воды, ручеек, водопад, широкую полноводную реку и наконец – океан. Потом он ощутил холод, океан затянуло ледяной коркой, вода застыла в оцепенении, похожем на смерть – никогда уже не пробежит волна по ее безжизненной зеркально-гладкой поверхности…

Ибо движения танца замирали, погружаясь в неподвижность. «Неподвижность – это и есть смерть», – подумал Стелло. И тут он снова увидел серебряную маску – в тот миг, когда ему показалось, что серебристая оболочка отделилась от лица, словно шелуха, и упала с легким шорохом – так на Земле облетают с деревьев осенние листья. Но серебристый лист, не долетев до песка, словно растаял в воздухе, оставив лишь мерцающие блики, которые тоже погасли, не успев опуститься, и вдруг по песку разлился бледный молочно-белый свет. На танцующем была перламутровая маска.

Стелло вздрогнул. Так значит у них и вправду множество масок, одна под другой? Нет лица, одни только личины? И их сбрасывают, как листья, а под ними вырастают новые?

И снова кто-то коснулся его руки.

– Вы тоже будете танцевать, чужестранец? – услышал он тихий и удивительно нежный голос.

– Нет, – ответил Стелло, и его собственный голос прозвучал хрипло и тускло. Он резко обернулся.

На него смотрела маска из золота, ничем не украшенная, гладкая и блестящая, подобная какому-то сказочному камню, познавшему долгие ласки воды и ветра.

Плащ затрепетал, казалось, он сейчас взлетит. До Стелло донесся странный звук – словно маска подавила рыдание.

– О, не танцуйте, чужестранец, не надо. Не теперь. Еще не время. Одумайтесь. Ваша маска…

– Нет у меня никакой маски! – вырвалось у Стелло, но он вовремя прикусил губу, чтобы не выдать голосом поднимавшийся в нем гнев.

«Они что, сговорились тут все? – мелькнуло у него. – Насмехаясь, сбивают меня с толку? И почему, в конце концов, тот, что танцевал, не встает? Почему лежит так неподвижно? И отчего это вдруг стало так тихо?» Он не решался взглянуть вниз, на свою руку, по-прежнему ощущая легкое прикосновение: пола плаща легла на его запястье.

Стелло отвел наконец глаза от золотой маски и увидел, как брызнул луч из луны, бледный луч из матово-белой перламутровой луны – или это ему только почудилось? – но нет, луч пошарил по песку, тишина и неподвижность стали уже невыносимыми, словно в немыслимой глубины морской бездне, и… что это?.. не может быть! – алая накидка и белая маска высыхали, съеживались, уходили в песок, как вода… Стелло на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, увидел лишь голую песчаную площадку.

Ему стало страшно. Правая рука привычным жестом скользнула к бедру – он забыл, что пришел в город без оружия. Да и будь у него пистолет – что бы это изменило? Он пытался постичь смысл увиденного. Был ли это какой-то обряд? Жертвоприношение? Неужели существо в алой накидке погибло у него на глазах?..

– Вы не могли бы проводить меня? – обернулся он к золотой маске. Голос снова стал глухим, пересохшие губы плохо повиновались ему. – Я нездешний, не знаю ваших обычаев. Я прибыл издалека. Мне хочется есть и пить. Я здесь один. Но народ мой силен, и повсюду, куда ни направите взгляд, во всех мирах с радостью принимают землян. Моя планета молода, но могущественна, и мы умеем помнить добро!..

…Истертые, как разменные монеты, слова Древнего Языка, принятые в подобных случаях, вдруг наполнились для него новым смыслом. Он повторял их сотни раз, в других обстоятельствах, на других планетах, но сейчас они показались ему незнакомыми, будто впервые слетели с его губ и никто никогда не произносил их до него.

Он ожидал любого ответа, но не того, что услышал. Золотая маска склонилась к нему, и словно легкий ветерок донес до него слова: