Наследник фортуны (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте". Страница 28

Не сговариваясь, мы перешли на бег, пересекли улицу и вбежали в трактир, поселившийся в полуподвальном помещении. Внутри, несмотря на четвёртый час дня, оказалось довольно многолюдно. За простенькими столиками на табуретках и скамьях сидели мелкие купчишки, приказчики и студенческого вида молодые люди. В прокуренном воздухе витали запахи водки, селёдочки, маринованного лучка и прочих народных закусок. А также звучали раскаты смеха, громкие разговоры и скрипели деревянные половицы, покрытые разводами грязи. Мне сразу понравилось это заведение. Как-то тут душевно и демократично.

Макс стал уверенно протискиваться к свободному столику у окна, которое располагалось довольно высоко над полом. Сам бы я такое место не выбрал, хотя в этом мире вряд ли через дорогу сидит снайпер, только и ждущий, что какой-то зелёный новичок подойдёт к окну. Поэтому я спокойно пошёл за Кондратьевым.

Рыжик по пути приветственно кивал своим знакомым, жал руки и просто махал лапой. И одним из тех, кому он помахал, оказался раскрасневшийся половой, который сразу же принёс нам чекушку водки с этикеткой «Вдова Меринова» и глиняное блюдце с маринованными огурчиками.

Кондратьев положил мокрый котелок на подоконник со вспучившейся краской, похожей на лопнувшие нарывы, а затем умеючи разлил водку по стопкам. В нос сразу же вмазал ядрёный запах сивухи. Кажется, это самое дешёвое пойло, которое тут есть. Я поморщился. И мою гримасу заметил Рыжик. Он заговорщицки подмигнул мне, поставил две стопки рядом и накрыл их правой ладонью. Через миг из его руки стал вытекать бледно-фиолетовый туман, а лицо парня застыло, точно каменное. Он держал транс с открытыми глазами, а когда магия прекратилась — довольно улыбнулся и отнял ладонь от стопок. Водка внутри них приобрела коричневый цвет, а запах изменился в лучшую сторону.

— Самый настоящий шотландский виски, — улыбнулся Кондратьев во все тридцать два зуба.

— Да вы, как Иисус. Только он воду в вино, а вы в виски. А что ещё умеете?

— Джин могу. Вполне недурственный выходит. А ещё последние месяцы бьюсь над улучшением вкуса дешёвого вина. Чтоб, значится, оно стало лучше, чем то, которое в «Де Бержераке» подают. Потому-то туда и заглядываю, когда деньга имеется. Ну-с, за знакомство!

Мы чокнулись, выпили и закусили, а потом я беззлобно произнёс, чувствуя приятное жжение в пищеводе:

— А нет ли у вас в хозяйстве какого-нибудь любовного напитка? Без него вам долго придётся обихаживать Ядвигу Робертовну.

— Такого напитка у меня не имеется, но от Ядвиги я не отступлюсь. Любить так королеву! — бесшабашно махнул рукой парень, покосившись на засиженные мухами лампочки, которые начали разбрызгивать тусклый жёлтый свет.

— Прям любить?

— А почему нет, Никита? Ничего, что на ты?

— Ничего. Мы уже почти на брудершафт пили, — разрешил я, вытянул шею и глянул за окно. Там всё посерело, выцвело. Дождь исступлённо поливал брусчатку под аккомпанемент дьявольского грома и ослепительных вспышек молний. Возле тротуаров уже пенились мутные ручьи, несущие мелкие веточки и листья, а порывы ветра раскачивали потрескивающие деревья.

— Я — натура влюбчивая, можно сказать, романтичная. Хотите, прочитаю вам стихи собственного сочинения? — сверкнув глазами, предложил Кондратьев, доверху наполнил стопки водкой и снова превратил дешёвое бухло в виски. — Сейчас, только выпьем. Ух-х-х, хорошо пошла! А теперь огурчик. Малосольный, как я люблю. А-а-а, шут с ними с этими стихами! Дрянные они. Сам знаю. Ты мне лучше вот что скажи, Никита. Нет ведь никакого дня рождения? Барышень пожалел? Я сам дворянин не из богатых, посему вижу, когда люди смущаются, понимая, что придётся потратиться. А ты не такой… предложил оплатить банкет с таким видом, точно у тебя денег куры не клюют. Но я-то тебя раскусил. Ты тоже не шибко богатый, как и я. Нет в тебе этой надменности, присущей богачам. Нос не задираешь так, что аж сопли видно. Потому ты можешь рассчитывать на меня. Пусть в моих карманах рублики нечасто звенят, но я добавлю на наш кутёж столько целковых, сколько смогу. А всем остальным мы скажем, что ты всё сполна оплатил, как и обещал.

— Не стоит. Я сам справлюсь. Но за благородный порыв спасибо.

— Не стоит? Да я своей честью клянусь, что этот спесивый бахвал Морозов и его сутулый холуй специально нажрут столько, что ты без портков останешься! Они же непременно станут заказывать дорогие вина, икру и прочие деликатесы. Тьфу, тошно мне от таких людей! Особенно тошно от этого Аркадия Борисовича. Он ведь дворянин, а лебезит перед Громовым точно породистый лакей. Разве так можно, Никита? Себя же уважать надо.

— Да, надо, — поддакнул я, задумчиво посмотрев на раскрасневшегося парня.

Нет, я точно не ошибся, когда сказал, что мы можем поладить. Передо мной сидел человек хоть и бедный, но гордый. А такого звонким рублём не купишь. Кондратьев до конца будет отстаивать свои убеждения и рвать глотки за друзей. А мне подобные люди импонировали. Они разительно отличаются от того гнилья, что во множестве шастает в моём мире.

— Никита, а поведай о Ядвиге. Что ты знаешь о ней? — внезапно попросил дворянин, расстегнул сюртук и положил на стол кисти рук. На пальцах правой руки красовались небольшие свежие ожоги, похожие на химические.

— Да я сам лишь нынче днём познакомился с этими барышнями. Могу сказать только то, что они весьма прогрессивные личности, раз живут вдвоём без надзора старших родственников.

— Ох уж эта свобода нравов! Через Польшу к нам всё это идёт и Финляндию. К добру такая свобода не приведёт. Помяни моё слово, Никита! — парень ударил ладонью по столу, а затем мельком глянул на ожоги и решил объяснить их происхождение: — Давеча в лабораторию университетскую захаживал. Ежели у ректора испросить разрешение, то её даже летом можно посещать. Над опасными жидкостями экспериментировал. Вот чуток и попортил шкуру, но скоро всё само пройдёт. Даже к лекарю идти не надобно.

— Любопытно-о, — протянул я и вроде бы невзначай сменил тему: — Максимилиан, а о чём говорил этот болван Морозов? Открытие какого-то кинематографа.

— Да, есть такое дело. Не врал фанфарон. Сегодня в семь на перекресте Адмирала Рыкова и Вознесенской и вправду соберётся весь бомонд. Фраки, платья со шлейфами, блеск драгоценностей и фальшивые улыбки. Я давеча мимо этого кинематографа проезжал. Видал афишу.

— Фраки? Надо бы и мне такую одёжку прикупить, а то выпадет случай сходить куда-нибудь, а у меня её и нет.

— Иди к Лурье. Быстро, недорого и качественно. У него мастерская недалеко от площади Восстания магов. Знаешь, где это? Ты, кстати, местный или нет?

— Около Петрограда вырос.

— Ясно. А в городе, где изволишь квартироваться? Или свои апартаменты имеются?

— В доходном доме Круппа.

— Да ну?! — удивлённо выдохнул парень, округлив глаза, а потом с улыбкой махнул рукой. — Ладно тебе брехать. Чего стесняешься? Я вот у Жёлтой речки живу. Далеко не самый лучший квартал города, можешь мне поверить. Я там родился и вырос, так что опыт имею.

— А я в доходном доме Круппа живу. Будет время, заходи в гости.

— Хм… — недоверчиво хмыкнул Кондратьев, сдвинув брови над переносицей.

Следом парень раскрыл рот, явно желая что-то сказать, но тут к нашему столу подскочил разъярённый мужик лет сорока. В мокром сюртуке, пузатый, с потемневшим от влаги котелком на голове, растрепавшейся бородой с проседью и с ликующе сверкающими колючими глазёнками.

Он правой рукой схватил Кондратьева за шиворот и прорычал, брызжа слюной:

— Попался, ирод! Теперича не уйдёшь! Мигом женишься!

— Вы не в моём вкусе, сударь! — лихорадочно выдал Рыжик и оттолкнул от себя незнакомца, напоминающего купца средней руки.

Тот яростно засопел, сжал толстые пальцы в пудовые кулаки и прошипел:

— Дочку мою спортил, кобель? Вот и женишься на ней!

— На какой именно? — хрипло бросил парень и вскочил со стула.

— На той, что спортил!

— Так на какой из? — с ехидной ухмылкой выдал Кондратьев и с жалостью глянул на свой сюртук, лишившийся верхней пуговицы.