Мачеха (СИ) - Рувинская Елена. Страница 16

— Николай Петрович, в чем дело?! — пришел в себя хирург. — Кто вам позволил врываться?!

— Да вот, Валерий Андреевич, понимаете… — залопотал наш проводник, а я осматривала операционную и с отчаянием думала, что и здесь нет Алины.

В комнату стремительно вошел капитан.

— Да что это такое? — снова попытался возмутиться хирург, но увидев раскрытые милицейские корочки, замолчал и как-то съежился.

— Ее здесь нет. — повернулась я к капитану и тут робкий доктор Николай Петрович неожиданно спросил.

— А кто на втором столе? — и показал рукой куда-то за спины хирурга и онемевшей медсестры.

Капитан обошел остолбеневших медиков и через секунду поманил меня рукой. Действительно, за их спинами стоял второй операционный стол, даже скорее его можно было назвать каталкой, а на ней лежала моя Алька. Бледненькая и с закрытыми глазами.

— Боже мой, что с ней! — крикнула я.

— Что с ней?! — рявкнул на хирурга капитан.

Валерий Андреевич испуганно вздрогнул и даже попытался загородиться руками, так свирепо смотрел на него милиционер. Но все-таки пробормотал.

— Ничего пока, просто ей дали наркоз.

В этот момент мужчина на первом операционном столе, пытавшийся хоть что-нибудь разглядеть в этой суматохе, тяжело, с тупым стуком уронил голову на голубую простынку и затих. У капитана Сербылева округлились глаза, а хирург поспешил с разъяснениями.

— Ничего страшного, ему тоже ввели наркоз, просто только что подействовало.

* * *

Уже сутки, как мы вернулись домой. Алька благополучно вышла из наркоза, но почти все время спала и отказывалась от еды. Я бродила по квартире, постоянно подходила к кровати, чтобы убедиться, что Алина дышит, и ждала прихода Юрика. Он звонил несколько раз, справлялся о самочувствии моем и девочки, но говорил, что приехать пока не может, так как должен получить полную информацию о нашем деле.

Я снова подошла к кровати и опустилась на краешек. Алина спала не спокойно, бледные веки ее подрагивали, глазные яблоки за ними бегали из стороны в сторону. Лицо осунулось, а нос слегка заострился. Я смотрела на дочку Максима и острая жалось сжимала мне сердце. Именно в этот момент, когда Алина была такой беспомощной я поняла, что даже родную дочь я не смогла бы любить сильнее, чем этого чужого ребенка. Хоть я и была ей неплохой мачехой, но с этого момента для меня время падчериц и мачех прошло. Начинается время дочек и матерей. И тут Алина открыла глаза, поводила сонным взглядом по комнате и увидела меня. Наверное с моего лица еще не совсем сошло выражение щемящей любви, потому что Алька порывисто обняла меня и прошептала в самое ухо.

— Мама.

Мы ревели минут десять, размазывая слезы по припухшим физиономиям и глупо при этом улыбаясь.

— А ты меня усыновишь официально? — неожиданно спросила Алина.

— Нет. — помотала я головой.

— Почему? — опешила девочка.

— Потому что я тебя официально удочерю. — и мы снова разревелись, крепко обнявшись.

Юрик пришел, когда мы собирались пить чай. Кое-что о своем заботливом друге я Алине рассказать успела, поэтому знакомство самых дорогих мне людей прошло легко и спокойно. Когда все напились чаю, Юрик собрался приступить к захватывающему повествованию, но я показала ему глазами на Альку.

— Ну, Марин! — возмутилась она, а мой любимый мужчина поддержал ее, напомнив свои же собственные слова о том, что Алина уже большая и скрывать от нее ничего не нужно.

Так как о самом страшном во всей этой истории — смерти отца — Алька уже знала, то я смирилась и позволила Юрику рассказать при ней все. Привожу здесь его рассказ в чистом виде, опуская наши с Алиной «ахи» и «охи», а также всевозможные вопросы.

Евгения Сергеевна билась в истерике до тех пор, пока ее не посадили в милицейскую машину. Там она злобно замкнулась и молчала весь путь до нашего города. Даже в кабинете следователя поначалу отказывалась отвечать на вопросы, но, когда узнала, что ее сын Саша отходит от наркоза в этом же здании, ее прорвало.

— Не трогайте Сашу, он серьезно болен, ему требуется операция! И вообще, он ни в чем не виноват!

Следователь тут же поведал женщине, что в ее доме был произведен обыск. В сундуке под бельем нашли вещи, принадлежавшие убитому водителю Шепелеву Максиму Андреевичу. С вещей сняли отпечатки пальцев, которые сравнили с отпечатками, полученными в кабине фургона. Десять минут назад эксперт подтвердил, что эти отпечатки принадлежат ее сыну Александру и ему будет предъявлено обвинение в убийстве.

— Какой же он дурак. — с чувством сказала Евгения Сергеевна и с этого момента стала отрешенно отвечать на вопросы.

У Сашеньки с детства были проблемы с почками и еще тогда врачи сказали, что избежать пересадки органов вряд ли удастся. С мужем она развелась уже много лет назад, но до сих пор тот принимал участие в судьбе сына, тем более, что в материальном плане был более чем обеспечен. Когда возмужавший Саша начал всерьез страдать от своего хронического заболевания, Евгения Сергеевна попыталась организовать для него операцию по пересадке почки. Александр сдал все анализы, деньги на операцию отец был готов заплатить, но вмешалась судьба-злодейка. Оказалось, что чужие донорские органы в организме Саши не приживутся. Нужны только родственные по крови. Евгения Сергеевна тут же самоотверженно предложила свою почку и, заочно, почку биологического отца, но этот вариант тоже не подошел по причине медицинских противопоказаний. Вот тогда Евгения Сергеевна и вспомнила о своей двоюродной сестре Лене, с которой уже много лет была в ссоре. Лена молодая, никогда раньше ничем серьезным не болела, так что вполне могла сгодиться на роль донора. Евгения Сергеевна стала наводить справки и узнала, что безнадежно опоздала — Елена умерла в родах. И тогда в голову пришла страшная мысль, что единственным подходящим донором для Саши могла стать дочь покойной Елены. Но эту дочь еще предстояло отыскать, так как молодой вдовец с грудным ребенком уехал в неизвестном направлении.

На поиски ушло несколько лет, но результатов не было — Максим и Алина как в воду канули. Евгения Сергеевна продолжала поддерживать угасающее здоровье сына дорогими лекарствами и с болью смотрела, как его донимают отеки, одышка и разные сопутствующие болячки. И тут судьба сжалилась над ними — женщина совершенно случайно увидела в придорожном кафе Максима, которого узнала по единственной фотографии, напросилась в кабину и доехала с ним до самого его дома. Конечно Максим даже не догадывался, что с ним в кабине едет двоюродная сестра его умершей жены.

Дальше все было как в добротном детективе. Евгения Сергеевна выследила Алину, Саша тихонько сфотографировал ее на улице, вместе придумали легенду и машина смерти начала свое движение. Первым должен был умереть Максим, чтобы у девочки не осталось никакой защиты. Меня особо в расчет не брали, так как считали, что мачехе не должно быть дела до чужого ребенка. Александр, по мнению матери, справился с задачей блестяще, только вот, дурак, позарился зачем-то на вещи Максима. Хирургу местной больницы Валерию Андреевичу Широкову заплатили очень большие деньги, так как фактически он согласился убить шестнадцатилетнюю девочку, потому что пересадить требовалось сразу обе почки. Почему врач, моральный кодекс которого базируется на клятве Гиппократа, пошел на такое преступление, следствию еще предстояло выяснить. Опоздай мы хотя бы на полчаса и Алину вряд ли удалось бы спасти.

Я была ошарашена услышанным не меньше Альки и долго сидела возле нее, поглаживая по волосам. Юрик посмотрел на наши печальные физиономии, вздохнул и вышел в прихожую, откуда вернулся с большим фирменным пакетом.

— Может быть вы не будете так грустить, если узнаете, что у меня для вас подарки? — спросил он и протянул каждой из нас по нарядной коробке.

Первой догадалась Алька.

— Это же сотовый телефон! — закричала она и в ее руках появилась изящная серебристая трубка.