В башне - Рославлев Александр Степанович. Страница 11
Дева гор
Бледнел закат и с моря облака,
Теснясь, ползли в темневшее ущелье,
Сидел я на скале, была тоска.
Рукою чуткой бередил свирель я
И мнилось мне, из слез дневных низал,
Из звуков слез, для ночи ожерелье.
Внимали сосны, скалы, тени скал,
И дева гор, следившая украдкой.
То здесь, то там венок ее мелькал.
Свирель звала: повей мне грезой сладкой,
Златые звезды тихо засвети,
Дай быть душе самой себе загадкой.
Свирель звала и, медля на пути,
Сходила ночь, скрывая отдаленья.
Вдруг дева мне с улыбкой: «Не грусти».
Тогда разбил свирель я о каменья.
О если б мог я снова пережить
Мгновенье это, вечность за мгновенье!
Жить, жить и жить, высоким солнцем быть!
А дева гор мне издали со смехом:
«Свирель разбил, а душу не разбить».
Я проклинал и повторялся эхом.
У моря
В условный час в тени прибрежных скал
Бродил я вновь и, шуму волн внимая,
Следил вокруг и беспокойно ждал.
Дул сильный ветер, лунный путь качая,
Спеша и падая, шел за хребтом хребет,
И пена их скользила, как живая.
Я тщетно ждал, но вкрадчивый рассвет
Вновь примирил меня с моей печалью;
И море, стихнув, изменило цвет.
Обворожен загадочною далью,
Забыв тебя, как лунную мечту,
Я отдался себе и безначалью.
И, видя, как, взмахнув на высоту,
Белела чайка, падала мгновенно,
И вдруг брала добычу на лету,
Смущался я, и сердце билось пленно;
И, как-то больно, сладостно томим,
Ее крылом любуясь вдохновенно,
Хотел я быть крылатым и морским.
«Вы, люди, мне — чужие…»
Вы, люди, мне — чужие, я чайкой быть хочу.
Свободный, с той скалы я взметнусь и полечу.
Обрызганным крылом чертя по изумруду,
Днем в блеске золотом я пьян простором буду,
А ночью в чутком хоре задремлю на волне.
Вокруг все море, море и звезды в вышине.
Облако
Т. Васильевой
Мнится мне, я издалека
Малым облаком плыву,
И бесцельно, одиноко
Жизнью облака живу.
Не дала судьба быть тучей,
Грозной тучей вешних дней,
Налети ж ты, вихрь могучий,
Без следа меня развей.
«Помнишь… Опадали золотые клены…»
Помнишь,
Опадали золотые клены,
Была ты королевой, а я твоим пажом.
Помнишь, ты сказала, будь лучше королем,
И мы, сгребая листья, садились, как на троны.
Дождь пошел и мама позвала с балкона,
Сказку нам читала в уютном уголке.
Глядя в сад, я слушал, бумажная корона
Белела на песке…
Скрылась даль за дряблую, серую завесу,
Царапали ветви до верху окна.
Помнишь эту сказку про злого горбуна,
Как в заклятый замок он умчал принцессу?
Протянулись годы жизни неумелой,
Все опять, как в детстве, только я не тот,
Да и ты не с радости видно поседела,
И с балкона мама нас не позовет.
«В лунном свете реют тени…»
В лунном свете реют тени,
Ветви грустно шелестят,
И на мокрые ступени
Листья желтые летят.
Чуть и шорохи паденья,
Запах сыри, полумгла,
Странно медлят отраженья
Разноцветного стекла.
Смутны мраморные стены,
С рядом бронзовых фигур
Дремлет фавн, молчат сирены,
В нише спрятался амур.
Тихо, зыбко реют тени,
Ветви грустно шелестят,
И на мокрые ступени
Листья желтые летят.
«Шумят деревья за окном…»
Шумят деревья за окном,
Шумят и ветер жутко стонет.
То будто он кого хоронит,
То как бы тщетно хочет в дом.
Темно, давно погас камин,
Лежу, хочу заснуть, не спится,
Чего-то жду и странно мнится,
Что я не здесь и не один,
Как будто в тесном корабле,
Где надо мною слышны люди,
Уж мы давно, в тоске о чуде,
Плывем к неведомой земле.
Тревожный стук, тревожный шум,
Неуловимое движенье,
Такое ж смутное томленье,
И та же слитность быстрых дум.
Плывем, плывем… Когда же там
Проглянет верное укрытье,
Где в светлом празднестве прибытья
Дадим мы отдых парусам?
На колокольне
Свежо, луна застыла в небе,
Вокруг молчать колокола,
Внизу кресты на мирной страже
И кровли сонного села.
Обрыв и пруд зеркально-яркий,
Над ним семья раздумных ив,
Дорога, мост через канаву,
А там простор лугов и нив.
Какая тишь! Повсюду тени,
Ночь все пытливо обняла.
Свежо, луна застыла в небе,
Вокруг молчать колокола.