Николай Гумилев глазами сына - Белый Андрей. Страница 22

Через несколько дней Гумилев заглянул в редакцию «Весны», а вскоре наведался и по оставленному Ауслендером адресу: Вознесенский проспект, 27. Хозяин собирался на литературную «среду» Вяч. Иванова в «башню» — квартиру на углу Тверской и Таврической, в седьмом этаже. Оттуда действительно великолепный вид открывался на Таврический сад.

«Среды» проводились давно, с 1905 года. Начинались они поздно, ближе к полуночи. Бывали на них не только писатели, но и ученые, художники, философы — Н. Бердяев, В. Эрн.

Дядя Ауслендера, поэт Михаил Кузмин, просто жил в этой квартире, обитатели которой называли его «аббатом». Михаил Алексеевич был на девять лет старше Гумилева и, хотя пришел в литературу поздно, завоевал признание первым же своим сборником стихов «Сети», который выпустило издательство символистов «Скорпион». Маленького роста, напоминающий фарфоровую статуэтку, с огромными, темными и томными глазами, Кузмин любил подкрашивать губы, чуть припудривал лицо и носил туфли на высоких каблуках. Садясь за рояль, он пел «Куранты любви», которые недавно написал, и сам себе аккомпанировал.

Визит Гумилева оказался для Ауслендера неожиданностью. Разговор у них не клеился. Перескакивали с одной темы на другую, перебирали общих знакомых. Ауслендер упомянул о Мережковских, чтобы узнать, насколько Гумилев к ним близок, и был крайне удивлен ответом. Оказалось, что они не поддерживают никаких отношений. После этого холодок отчуждения начал таять.

Гумилев почувствовал, что выпал удобный случай обратиться к Вячеславу Иванову, и заявил Ауслендеру: «Едем вместе». Это, разумеется, было неудобно, однако Гумилев не находил ничего странного в том, что он, поэт, посетит «среду», где в основном и собирались поэты. Ауслендер позвонил: после некоторых колебаний падчерица Иванова Вера согласилась принять их обоих.

В этот вечер гостей на «башне» было немного. Сидели в большой комнате, где был стол с графинами красного и белого вина. По традиции начали читать по кругу стихи. Когда очередь дошла до Гумилева, он прочел:

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лёт,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать себе смерть.
(«Выбор»)

Стихи понравились всем. Вячеслава Ивановича особенно тронули мысли о смерти. «Как просто, — говорил он, — а вместе с тем в праве выбора скрыт весь смысл нашего земного существования, все значение философского понятия „свободная воля!“» Он поздравил молодого поэта и пригласил заходить на «среды». Тут Гумилев высказал свое заветное желание: не согласится ли Вячеслав Иванович прочитать для группы молодых поэтов лекции по теории стиха?

Иванов сразу согласился, и так родилась «Академия стиха». Мэтр символизма у себя в «башне» начал заниматься с молодыми весной. Появилась большая аспидная доска, Иванов, вооружившись мелом, раскрывал тайны русской просодии. Часто он переходил к своим излюбленным темам, увлеченно доказывая, как велики возможности гекзаметра. Собрания становились все многолюднее. Появились, кроме Потемкина, Гумилева, А. Толстого, и Виктор Гофман, О. Мандельштам, В. Комаровский. Каждое занятие заканчивалось тем, что слушатели читали свои стихи, и теория подкреплялась примерами из практики.

Наступил перелом в творческой судьбе Гумилева. «Я окончательно пошел в ход, — с восторгом сообщает он Брюсову 30 ноября 1908 года сразу после первого посещения „башни“, — приглашен в три альманаха: „Акрополь“ С. Маковского, о котором Вы, наверное, знаете, в „Семнадцать“ — альманах „Кошкодавов“ и в альманах Городецкого „Кружок молодых“. В каждом дал по циклу стихотворений и критика ко мне благосклонна. Пока обо мне писали в 6-ти изданиях и, кажется, напишут еще в трех. Но эти успехи заставляют меня относиться очень недоверчиво к себе. И я думаю отложить издание моих „Жемчугов“».

В декабре заведующим критико-библиографическим отделом газеты «Речь» стал публицист Л. Галич, высоко ценивший поэзию Анненского. Он тут же направил предложение о сотрудничестве автору «Тихих песен», и первое, что Иннокентий Федорович опубликовал в газете, была рецензия на книгу «Романтические цветы» Гумилева. Он похвалил сборник и подчеркнул: «…книжка отразила не только искание красоты, но и красоту исканий. Это много. И я рад, что романтические цветы — деланные, потому что поэзия живых… умерла давно».

ГЛАВА V

Черная речка

Молодой задор, растущая уверенность в своих силах, в своем таланте заставляли Гумилева жадно интересоваться миром искусства. Кроме поэзии его влекла и живопись, и скульптура, и театр, хотя стихи для него оставались превыше всего.

Театральный сезон 1908/09 года в Петербурге был яркий. Восходила звезда новых режиссеров: В. Э. Мейерхольд поставил в Александрийском театре «Дон Жуана», а в Мариинском — «Тристана и Изольду». В зале на Троицкой шла пьеса Федора Сологуба «Ночные пляски» в постановке Н. Н. Евреинова. В спектакле было много музыки, балета, танцевальные номера были поручены известному артисту балета Михаилу Фокину. Двенадцать девушек-босоножек в газовых туниках исполняли танец-хоровод. Это были ученицы студии Евреинова: Ольга Высотская, Анночка Гейнц, Алиса Творогова и другие. Сергей Городецкий играл роль поэта.

На премьере присутствовали Блок, Сологуб, Мейерхольд, Михаил Кузмин, пришли Кардовский с женой, в первом ряду сидели Гумилев и Тэффи.

«Ночные пляски», встреченные ханжеским брюзжанием респектабельной прессы, прошли на сцене несколько раз.

1 января открылась выставка художников «Салон-1909», организованная Сергеем Маковским в бывшем Меньшиковском дворце. Сергей Константинович Маковский, великолепный знаток новой европейской и российской живописи, был поклонником группы «мира искусства». Его регулярно появлявшиеся статьи из цикла «Страницы художественной критики» пользовались серьезным успехом. Он был старше Гумилева на двенадцать лет, но во внешнем облике между ними было много общего. Оба носили короткую стрижку, оба очень заботились о своем костюме. Обоих считали эстетами. Встретившись на вернисаже, они оба быстро нашли тему, интересную и тому и другому.

Маковский посетовал, что прекратился журнал «Мир искусства», который был действительно первым художественным журналом в России. Очень нужно какое-то серьезное издание, которое делилось бы современными веяниями в искусстве. Гумилев добавил, что оно не должно быть чисто художественным, необходим большой литературный отдел, который, несомненно, привлечет публику.

Они пришли к общему мнению и остались довольны беседой. В следующую встречу Николай Степанович подарил Маковскому свои «Романтические цветы», получив от него второй томик «Страниц художественной критики». Гумилев восторженно отозвался о недавно напечатанных «Тихих песнях» Анненского. Выяснилось, что Маковский не догадался, кому принадлежит псевдоним, под которым они напечатаны: «Ник-То».

Вскоре произошло его знакомство с Анненским, и так решился вопрос о новом журнале, который получил название «Аполлон». Гумилев настолько увлекся идеей этого журнала, что Маковскому казалось: сама судьба послала ему такого помощника. Образовался кружок, впоследствии именуемый «Молодой редакцией». Душой его был Гумилев.