Я Распутин 4 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 46

А Гучков и я упирались в военно-промышленном комитете, спали по несколько часов в сутки прямо в Таврическом, на диванах, так сказать не отходя от станка. Он на телеграфе, я на телефоне. В ручном режиме примерно все — поставки, отгрузки, перевозки, склады… Гучков работал за доброго следователя — уговаривал, обещал, умолял. Я за злого — мат-перемат, “пиши прошение об отставке, если к завтру…”. Сработало.

А еще сработали два решения. Перевод Ростеха на круглосуточную работу в три смены. Все для фронта, все для победы. И залив проблем деньгами. Я чуял, что совсем скоро нам это аукнется огромной инфляцией, но другого способа мотивировать промышленников — не было. Отгрузил, сразу получил живые деньги. По уму надо бы все в кредит, с отстрочкой, но не сейчас. Кое-кому из ключевых, да самых хитрых так вообще пришлось заслать желтым металлом. Это при том, что с началом войны золотой стандарт — размен бумажных купюр на монеты и слитки — был прекращен. Да, появился сразу черный рынок и я чуял, что после того, как мы разделили промышленников на “золотых” и не очень — курс “бумаги” еще больше упадет, но опять же — сейчас и финансы и экономика были в подчинении у войны. Спекулянтов могут погонять люди Туркестанова, разжиревших промышленников мы после прижмем налогами и регулированием, золотой запас страны накопим заново — благо желтого металла на Урале, Чукотке и прочих Магаданах — полным полно. А вот солдатам патроны и портянки нужны прямо сейчас. Счет шел не на золото, а на жизни.

Справились. Вытянули. Сдюжили. Восемнадцать дней кровавой мясорубки и противник выдохся, австрийцы запросили временное перемирие — убрать разлагающиеся трупы и обменять пленных. Перемирие подтвердили немцы.

Я вернулся в Юсуповский, рухнул в кресло за столом, прочитал последние телеграммы и там же, не выпуская их из рук, заснул мертвым сном.

Глава 22

— Мистер Грахам говорит, что задержка поставок стальных конструкций ставит все строительство под угрозу срыва, — размеренно переводил приставленный к инженеру Марк Даннегер.

Контраст парочка представляла разительный: флегматичный и даже меланхоличный финский швед и пышущий негодованием американец, топорщивший свои моржовые усы.

Впрочем, его можно было понять — едва начавшееся строительство уже испытывало кучу проблем. Понятное дело, что у нас война, что со снабжением и логистикой есть определенные трудности, но все началось с воя на болотах, поднятого питерской “образованной публикой”, когда были обнародованы первые планы. Ну никак, совсем никак невозможно строить это “архитектурное уродство” прямо напротив Смольного института! Некоторые писаки ухитрились даже утверждать, что ежедневного лицезрение “монстра” будет негативно влиять на психику смолянок. Ну чисто парижане и Эйфелева башня!

Власти долго морщили лоб, но потом все-таки, с оговорками и экивоками, запретили строительство “в черте города”. И пришлось с криками и матюками искать новую площадку, переделывать проект, ругаться с инвесторами… Спасибо Николаю — он глянул на представленные ему чертежи и рисунки фасадов и высочайше отмолвил “Необычно. В Европе точно такого ни у кого нет”. Вот это и сыграло — извечное русское желание утереть нос просвещенному Западу и плевать, что строить будут те же самые западные инженеры, ибо у нас такого опыта еще нет.

— Мистер Грахам говорит, что он отказывается продолжать работу в таких условиях и будет требовать расторжения контракта.

Казалось, упади рядом с Даннегером бомба — он даже и бровью не пошевелит. Хотя развороченный под строительств котлован как раз и напоминал громадную воронку от бомбы, в которой копошились сотни землекопов.

— В чем причины недовольства мистера Грахама?

— В основном, в задержках поставок стальных конструкций. Уже сейчас они опаздывают более, чем на месяц.

Американец разразился пространной тирадой, время от времени тыкая в разложенные на козлах чертежи и графики и не давая шведу вставить и слово, но в конце концов выдохся. Я вопросительно посмотрел на невозмутимого Марка.

— Мистер Грахам говорит, что это нарушает весь рассчитанный цикл и что даже один потерянный день на начальном этапе выльется в перенос сроков сдачи минимум на неделю. Не говоря уж о том, во сколько это обойдется.

— И все? — перевод был явно раза в три-четыре короче высказываний инженера.

— Остальное детали и подробности, не влияющие на суть.

— Передайте мистеру Грахаму, что я займусь вопросом лично.

Вот так вот. Где имение, а где наводнение — Турция повержена, Босфор под контролем, строить “черноморские линкоры” больше не требуется, но Морвед изо всех сил пробивает достройку “Императора Николая I”. Причем корабль на Черном море уже не нужен, а на Балтику он сможет попасть только после окончания войны и будет бесполезен. Но броневую сталь — вынь да положь! А что из-за этого стопорится строительство у сухопута Распутина — пофиг, зато заказы, откаты и все прочие прелести кораблестроительной программы. Приехать, что ли, к адмиралам с пулеметом…

— И что я ожидаю от него пересчитанных графиков с учетом задержек.

Американец опять вздыбил усы, но я опередил:

— А также его пожелания, насколько должна быть скорректирована оплата по контракту.

Отпускать инженера я не согласен, да он и сам не горит желанием — еще бы, только приехал через полмира, и тут же обратно! Тем более он плыл через Тихий океан, а потом тащился две недели по Транссибу, не рискнув отправиться атлантическим маршрутом. Хотя зря — после Ютланда активность немецкого флота резко снизилась и оттого повысилась безопасность морских коммуникаций, особенно для кораблей под нейтральным флагом.

После кошмарной битвы в Галиции, после грандиозного железнодорожного бардака, после переполненных госпиталей фронт с грехом пополам стабилизировался по линии Ковно-Брест-Перемышль. Крепости бодро отбивались крупными калибрами, снарядную логистику наконец привели в порядок (ценой шести судебных процессов с сотней отставок, десятками разжалований, тюрьмы, каторги и даже двух повешений), да и немцы тоже умылись кровью и сбавили напор.

Военная текучка немного отпустила, появилось время заняться и другими вопросами. Например, здоровьем нации, а конкретно курением. Тут же в этом смысле край непуганых идиотов — “табачный дым полезен при болезнях легких” и тому подобные дикие верования. Свободная реклама повсюду, курить попросту модно, причем за последние два года к папиросам активно привыкают и дамы. Слава богу, эта привычка пока у женщин только из образованных слоев, у рабочих и крестьян курят исключительно мужчины, но зато как! Махорка-вырвиглаз, от одного запаха которой попадают в обморок все вейперы и электронщики будущего.

Начал издалека — дескать, бюджет пополнять надо, протолкнул на финансовом комитете увеличение акцизов на папиросы и табак. С постепенным повышением в течении пяти лет еще в два раза. А заодно скинул в аппарат Столыпина бумагу о том, что надо бы запретить продажу несовершеннолетним, ибо чревато. По моему заказу в военно-медицинской академии сделали в моргах фотографии легких курильщиков, написали обоснование. Мол да, совсем не полезно. Но пока без особой конкретики, ибо добыть ее — нужны длительные исследования.

Табачники, разумеется, взбудоражились. Ко мне напросился седой, сморщенный Илья Давидович Пигит, купец 2-й гильдии, владелец знаменитой фабрики «Дукат» и сети табачных магазинов по всей России. Вместе с ним в Таврический заявился и основатель «Явы» — караимский купец Самуил Садукович Габай. Судя по справке, что подготовила Лохтина именно Габай придумал папиросы “Герцеговина Флор”, которые будет курить Сталин. Или уже курит? Тут я сделал себе пометку узнать судьбу усатого. Некоторое время он крутился рядом с Лениным и Черновым, но потом куда-то запропал. Неужели на войну пошел? Вполне могли забрить — по возрасту подходит.

Табачники начали разговор с наезда. Показали документы, сколько уже они платят в бюджет и как рухнет производство, если с них будут брать больше. Гнусно намекали на возможные “табачные бунты” на фронте, в частях. Что называется, взбесили сходу. Пришлось напомнить про закон о национализации ключевых предприятий. Дескать, мне поправками в Думе включить туда табачные фабрики — пару дней дебатов. Хотите, устроим? И как вы намерены влиять на солдат, если абсолютное большинство в полпинка перейдет на самосад?