Письма проклятой (СИ) - Ксавьер Мария. Страница 3

Сейчас у меня нет друзей. Я одна, и даже не знаю, где они сейчас, и что случилось с теми милыми мальчишками. Наверное, они стали мореплавателями или путешественниками. Надеюсь, они не утеряли ту волю к жизни, которая всегда сверкала в их глазах.

Еще несколько воспоминаний, которые теплятся в моем сердце, связаны с нежными руками моей матушки. Она часто расчесывала наши с сестрой волосы. Мне было трудно усидеть на одном месте. Матушка старалась привести в порядок спутанные ветром волосы, было больно, и я не желала это терпеть. И только уговоры матушки и ее нежные руки могли удержать меня хоть на пару минут на одном месте. Сильвия послушно сидела возле нее, и я видела, как ее лицо меняет выражение, но она не издавала ни звука, что сильно раздражало меня.

Но Сильвия не всегда молчала, я помню, как она любила читать книги вслух, медленно и четко проговаривая слова, изредка поглядывая на матушку, что сидела рядом и следила за тем, как мы обучаемся грамоте. Сильвия всегда стойко и кротко выполняла все поручения гувернантки. Так много сил и терпения уходило у нее, чтобы выучить рассказ или написать сочинение. И ее старания вознаграждались одобрительными кивками со стороны матушки.

Я же с легкостью и невероятной быстротой изучала целые отрывки из книг и писала по нескольку сочинений за раз. Тогда я поняла, что мне нравится придумывать разные истории и записывать их в тетрадь. С тех пор я сама начала писать маленькие рассказы.

Во время занятий я думала, как бы скорее избавится от книги и пуститься на поиски бабочек в саду. Меня часто хвалили и отпускали из класса раньше сестры. Сильвия же делалась такой сердитой, но продолжала зубрить дальше.

Я помню ее завистливый взгляд. Она стреляла молниями из глаз, когда видела, что я вперед нее встаю из-за парты. Я свободна и могу делать, что захочу.

Когда Сильвия заканчивала выполнять учебные задания, она медленно поднималась, задрав голову повыше, и смотрела на меня как на рабыню. Глупая Сильвия. Ее осанка была такой прямой, а голова была так сильно задрана, что мне казалось, что она сломается пополам.

Я хихикала за ее спиной. Ведь мне совсем не стоило никаких усилий, чтобы хорошо учится.

Шли годы. С каждым днем мы становились старше. И пропасть между нами становилась все больше. Я смотрела на себя в зеркало и видела молодую, красивую девушку, умело стреляющую глазками с персиковым румянцем на лице.

Сильвия же была полной моей противоположностью. Цвет ее кожи отдавал землистым оттенком. Вены выступали на ее груди, которую она так тщательно прикрывала шелком. Она предпочитала серый цвет в одежде и совсем не носила украшений.

Я же украшала свою шею жемчужной нитью, которая подчеркивала цвет моей кожи. Я будто вся сверкала изнутри, так говорила моя матушка. А Сильвия превратилась в серую мышь, видимо из-за недостатка солнечного света. Так я думала. Ведь она всегда находилась дома.

Теперь Сильвия действительно стала моим искаженным отражением. Мы стали совершенно разными, сейчас всем было легко различать нас.

Чем старше мы становились, тем все становилось сложнее. Осанка, дикий холодный взгляд, горделивый вид Сильвии отталкивал от нее всех, с кем она пыталась заговорить. Она источала колючий холод, неприступная стена, что моя сестра усердно строила все детство, достигла такой высоты, что никто не мог вскарабкаться на самый верх, и посмотреть, что скрывается за ней, прекрасный сад или же терновник, и сухая почва.

Казалось, что мы с сестрой идем разными путями, которые иногда пересекались между собой. Я помню, как матушка учила нас этикету, что можно делать в обществе, а чего делать нельзя, как правильно вести себя за столом, как держать осанку и женское достоинство. Но больше всего я любила слушать истории из Букингемского дворца, о жизни короля и его гордых подданных. Я слушала все очень внимательно, не пропуская ни единого слова. Наверное, это единственное, в чем мы с сестрой были схожи – нас объединяла любовь к этим историям. Как завороженные, мы сидели у матушки в ногах и слушали, впитывая все, как губки.

Когда нам было четырнадцать, я так сильно мечтала о первом бале, как я буду кружиться в вальсе, стреляя глазками. Я бегала по дому босая, изображала танец, так неуклюже, что смеялась сама над собой. Сильвия же снова морщила свой маленький нос, когда видела меня. Лишь изредка подсмеивалась надо мной. Но это больше походило на злобные завистливые смешки, нежели на невинный смех.

– Ты никогда меня не поймешь! – говорила я.

– Как и ты меня, Вивиан. – Отвечала она, на что я обычно показывала ей язык и убегала. Не хотела заразиться унылостью.

– Ты скучная, Сильвия, иди почитай еще одну книжку, может тебе веселее станет.

– Ох, Сильвия, и почему ты не такая, как твоя сестра? – качала головой матушка. А Сильвия лишь опускала взгляд обратно в книгу.

Спустя какое-то время, Сильвия все-таки нашла себе достойное занятие, которое хоть как-то могло развлечь и нас и ее саму.

Конечно, как же я забыла упомянуть это! Сильвия не была такой уж безнадежной, как может показаться. Еще в раннем детстве папа и матушка увидели, что моя сестра обладает прекрасным звучным голосом и любовью к музыке.

Чем старше она становилась, тем больше этот талант расцветал в ней. Ее голос радовал папу за ужином. Когда она пела, ее волшебный голос разлетался по дому, наполняя его жизнью. Матушка садилась за фортепиано, и Сильвия пела. Пела так, что папа невольно покачивал ногой или головой в такт. В те минуты, мне становилось спокойнее и легче.

Мою сестру ценили именно за это. Когда она пела, я видела гордость за нее в глазах родителей, и видела улыбку на лице сестры.

Моя память подводит меня, снова. Так тяжело восстановить в ней все, что для меня важно, наш смех, наши улыбки, что мы дарили друг другу. Вспомнить бы те моменты, когда мы брались за руки, и бегали по полям, вплетали в волосы цветы. Это было так редко.

Мы расцветали, становиться красивыми девушками, и наши таланты расцветали вместе с нами. Сильвия пела все лучше, стоя возле фортепиано в своем сером платье, с точеной фигурой, а матушка все еще восхищалась даром дочери. В то время как я часами крутилась возле зеркала, занимаясь своим туалетом, воображая, что я при дворе.

Я помню наш первый бал. Как же я долго ждала этого! Я помню, сколько времени я потратила на то, чтобы найти себе подходящее платье, нежно-розовое, но ужасно тяжелое. Помню цветы магнолии в своих волосах. Хотя матушка запретила мне надевать их, я ее не послушала. Я должна была выглядеть еще прекрасней, словно цветущая роза в цветнике.

И когда я посмотрела на себя в зеркало, увидела красивую молодую женщину, достойную быть при королевском дворе, достойную всего самого лучшего.

Мой первый бал! Музыка, красивые наряды, молодые джентльмены, поглядывающие по сторонам. Они рыскали глазами, высматривали себе будущих послушных жен.

Я опускала глаза, скрывала за длинными ресницами кокетливый взгляд, привлекающий всех вокруг. Иногда я ощущала на своей коже холодные прикосновения моей сестры, слышала ее томный голос – она просила меня быть сдержаннее, вести себя приличнее, остановиться, дабы не позорить любимых родителей. Но я ее и слушать не хотела.

Я смотрела по сторонам, замечала заинтересованные лица, глазеющие на меня.

Сильвия выглядела как обычно. Отстраненное лицо, ровная как струна, стоит в стороне, почти в конце залы, незамеченная никем, старалась сохранять спокойствие. Я чувствовала это, что-то в глубине моего сердца ныло, в голове будто звучал ее голос. Это был крик.

О, Сильвия, мне стоило попросить прощения у тебя, за то, что я другая, за то, что лучше, за то, что судьба или природа создали нас такими.

Боль. Что-то жжет внутри. Нет, это не может быть чувство вины! Нет! Только не сейчас. После того, что она сделала со мной! Только не после этого.

Иногда мне кажется, что я сама виновата во всем, что со мной произошло. Наедине с собой, в этой серой комнате, мне ничего не остается, как только винить себя, писать, и сокрушаться, а потом снова писать, собрав остатки воли в кулак.