Время не пахнет - Клейн Жерар. Страница 25
– А другие? – сдавленным голосом спросил он, не в силах отвести взгляда от синей струйки дыма, поднимавшейся из трубки. Она тоже напоминала о прежних временах. Йоргенсен никак не мог привыкнуть к мысли, что перед ним стоит мифическая фигура Арчимбольдо Урцайта. Он представлял его себе величественным гигантом со строгими чертами лица, с тяжелыми крепкими руками, с глубоким, хорошо поставленным голосом – нечто вроде супер-Даалкина. А перед ним стоял толстый, улыбающийся, почти комичного вида человек.
– Ваши соратники? Не беспокойтесь. Мы к ним вернемся позже. Я хочу задать вам несколько вопросов и кое-что объяснить. Вам следует принять решение.
– Слушаю вас, – едва слышно выговорил Йоргенсен.
– Расслабьтесь. Вы устали. Вы прошли суровые испытания и оставили позади себя все. Все, чем вы были. Вы родились заново. Вы – бабочка, вышедшая из кокона. У вас еще не обсохли крылышки, и вы не в состоянии их расправить. Дайте им окрепнуть на солнышке.
– Я попытаюсь.
– Садитесь прямо в траву. Съешьте этот плод. Нет ничего прекрасней даров земли.
Йоргенсен повиновался, как ребенок.
– Прекрасно, – сказал Урцайт. – У нас много времени. Что означают лишние пять минут в сравнении с пятью тысячелетиями? Мы, вы и я, жонглируем временем. И не стоит придавать этому слишком много значения. Именно поэтому я курю трубку. Этот обычай давно утерян, и, думаю, его утрата прозвучала для Федерации похоронным звоном. Курильщики трубки обычно люди миролюбивые и склонные к размышлениям. Нужно время, чтобы правильно набить трубку. Вот эта сделана из настоящего верескового корня.
Он глубоко вздохнул.
– Все растения, которые вы видите здесь, выведены путем направленной мутации из местных видов. Вы не представляете себе, чего можно достичь в генетике, когда являешься хозяином времени.
– Игона – это ваша работа? – тихим голосом спросил Йоргенсен. Он прикрыл глаза и увидел громадные деревья, щитом раскинувшие свои ветви над городом и разгоняющие ночной мрак. Те гигантские деревья были памятью Далаама.
– Я всегда любил деревья, – признался Урцайт. – Они крепко держатся корнями за землю. Они идут на приступ неба. Они растут во все стороны, как в прошлое, так и в будущее. Вы знаете, что годовые кольца суть кристаллы времени. Сезоны сменяют друг друга, и дерево помнит о них. Я горжусь своими игонскими деревьями. Думаю, во всей Вселенной нет ничего равного им.
– Наверное, вы правы, – согласился Йоргенсен под натиском новых впечатлений.
– Этот сад тоже уникален, – продолжал Урцайт. – Его уникальность – своеобразная проблема. Загадка, очень важная загадка. Превращусь на время в сфинкса и посмотрю, разгадаете ли вы ее. Вам известны три состояния этой планеты – джунгли, пустыня, сад. Но вы не смогли датировать их. Каков, по-вашему, их хронологический порядок?
Йоргенсен нерешительно пожал плечами.
– Не знаю. Дайте подумать. Вы сами поставили пустыню после сада. И сказали, что это будет через пять-шесть тысяч лет. Этот сад – ваше творение. Значит, джунгли существовали раньше. Джунгли, сад, пустыня. Таков хронологический порядок. Но не понимаю, что он означает.
– Не понимаете? – воскликнул Урцайт.
Его зубы разжались, и он подхватил трубку на лету. Затем наклонился вперед и ткнул мундштуком в грудь Йоргенсена.
– Не понимаете? Три аспекта действительности одного мира вытекают один из другого, а вы не видите связи с вашей миссией. Значит, то, что вы пережили, не пошло вам на пользу. Я мог бы вам подсказать ответ, но тогда изменится ваше будущее. А оно принадлежит только вам. Никто не имеет права влиять на ток времени разумного существа, особенно если это ведет к ограничению его способности выбора.
Йоргенсен задумался. Аналогия ускользала от него. Джунгли, сад, пустыня. Джунгли, сад, пустыня. Между джунглями и садом – ряд темпоральных коррекций. Похоже на работу коммандос. А что было между садом и пустыней.
Ничего. Логическим следствием темпоральных коррекций была пустыня.
Все детали стали на место. Вселенная до Федерации. Затем путешествия во времени, преобразование прошлого, вмешательство коммандос. Федерация была эквивалентом сада. Это бросалось в глаза. А затем пустыня, упадок, гибель всей цивилизации.
И ему, Йоргенсену, предстояло сделать выбор. Уничтожить Федерацию, выполнив приказ Альтаира. Или уничтожить Федерацию, не выполнив этого приказа.
Он огляделся по сторонам. Райский сад. Но сколь же он хрупок. Незаметная трещина в стройном здании обрекала его на неизбежную гибель. Разве красота сада и расцвет Федерации не стоили того, чтобы их сохранить ради них самих, даже при крайней эфемерности существования и того, и другого.
«Нет, не стоят», – твердо сказал голос его совести. «Нет», – эхом отозвались голоса Ливиуса, Марио, Шан д'Арга, Нанского, Эрина, Кнососа. «Нет», – прошелестели анонимные голоса далаамцев.
Существуют куда более весомые вещи, чем красота и расцвет цивилизации. Есть жизнь, появление новых видов. Есть будущее человека и всех грядущих цивилизаций.
Йоргенсен глубоко вздохнул.
– Я понял, – наконец произнес он.
Он отбросил в сторону косточку золотистого плода и вдруг ощутил себя больным и разочарованным.
Чего не хватает этому саду? Чего не хватает Федерации?
Конкуренции. На райской планете уничтожены все вредные виды животных и растений. Все возможные опасности убраны из будущего Федерации.
Он оказал об этом Урцайту.
– Я поставил один опыт, – сказал старик. – Когда я овладел временем, меня ужаснули следствия моих открытий. Я провел множество опытов. Этот сад появился в результате одного из них. Вы спрашиваете, чего ему не хватает. Нет, не конкуренции, не борьбы за существование.
Он помолчал.
– Разнообразия. Сотрудничества. Естественного равновесия во времени. Федерация идет навстречу своей гибели, поскольку убирает со своего пути разнообразие форм. Я мог бы поддерживать сад в подобном состоянии десять или двадцать тысяч лет, а может, и целый миллион. Но мне придется все чаще совершать коррекции, все глубже и глубже деформировать время. А это кончится катастрофой.
– Именно так поступает Федерация, – сказал Йоргенсен. – Я понял. Темпоральные коммандос все чаще отправляются со своими миссиями в прошлое. Но у Федерации нет никаких шансов. Она обречена.
– Совершенно верно, – согласился Урцайт, выпуская голубые клубы дыма. – Я предвидел это. И сказал им. Они решили расправиться со мной, поскольку видели в господстве над временем великолепный инструмент власти. У них ложное, извращенное понятие о времени и человеке. Они мыслят линейно. А время вещь сложная, это – ткань, живая ткань. Ее легко порвать. Я не хотел рисковать и поэтому создал Далаам. Игона – противоядие от Федерации.
Йоргенсен встал на ноги и потянулся.
– Что я должен делать? – спросил он.
Ответ Урцайта был незамедлительным. И впервые в нем зазвучали резкие нотки.
– Решайте сами. Вы взрослый человек или нет?
Они шли вдоль реки по направлению к водопаду, к той хижине, откуда Арчимбольдо Урцайт следил за ходом своих опытов, к темпоральному маяку, который позволял контролировать прошлое и будущее.
– Несколько недель назад, – говорил Урцайт Марио, – вы не были способны принять решение с полным знанием дела. Вы были человеком Федерации, хотя бунтовали против нее. Каждый человек – пленник времени современного ему общества. Вас следовало вырвать из привычного круга. Следовало освободить, вернуть самому себе.
– Да, – подтвердил Марио. – Нас заразило безумие Федерации.
– Вам следовало вступить в контакт с действительностью. Вы должны были научиться распоряжаться собой.
– Все ясно, – усмехнулся Марио. – Вы поставили нас в столь неудобное положение, что нам пришлось размышлять и изменяться.
Улыбка Урцайта стала шире.
– Я ничего не сделал. Я уже говорил, что никто не имеет права вмешиваться в чужую жизнь, используя господство над временем. И это не только вопрос морали. Это также вопрос стабильности. Вспомните сад и пустыню.