Семья волшебников. Том 2 (СИ) - Рудазов Александр. Страница 21

— Потому что вы нарисовали на ведре приманивающую руну, что является отягчающим обстоятельством.

Астрид не очень торопилась в школу. Она немного опаздывала, но ничего. Ей стало интересно, она вышла из кареты и стала слушать.

Это тоже урок в каком-то смысле. Она больше узнает о законах Мистерии. И о рыбе.

И о дедушке Инкадатти.

— Нет там никакой руны, — показывал ведро со всех сторон старый волшебник. — Она сама запрыгнула ко мне в ведро, потому что это дрессированная рыба!

— Дрессированная, — повторил волостной агент. — И кто же ее так выдрессировал?

— А известно кто! Кто у нас тут рядом поселился, зверье всякое дрессирует? А?.. Кто?.. Известно кто! Вот рыба сама и прыгает, а я просто с ведерком шел. А у нас не запрещено с ведерком ходить! Вот я бы ее даже и отпустил, да она же тут же обратно и запрыгнет! Безо всякой магии!

— Хотел бы я на это посмотреть.

— А давайте! Давайте! Старика пытаетесь на лжи поймать! Вот, смотрите, выпускаю!..

Инкадатти демонстративно выплеснул рыбу в речку и… пошел себе прочь. Аганель, несколько секунд еще смотревший с края мостика, запоздало окликнул его:

— Мэтр Инкадатти, вы куда?

— Известно куда — домой. Собачку кормить.

— А как же рыба?

— Какая рыба?

— Дрессированная.

— Дрессированная рыба?.. — поморгал старик. — Мэтр Аганель, пить надо меньше.

Астрид залилась смехом. Вероятно, она немножко теперь опоздала, но это не страшно. Мэтресс классная наставница наверняка с этим согласится, когда Астрид расскажет ей всю историю.

Пока Астрид таким образом ехала в школу, дома было тихо и спокойно. Фамиллиары кто дрых на солнышке, кто гулял во дворе. В гостиной играла музыка, а Майно и Лахджа танцевали менуэт, хотя Лахджа все время порывалась превратить его в дцаржунгу.

А Вероника копалась в песочнице. Ей было уже два года и четыре луны, она сама повсюду бегала, прыгала, строила из кубиков, играла с Астрид в мячик и пыталась ездить на трехколесном велосипеде, который мама подарила ей на второй день рождения.

Но сейчас она притопала в песочницу с ведерком, как следует полила песочек, чтобы он стал мокрым, и принялась возводить крепость.

— Больсой дом, — сказала Вероника сама себе. — Зукат. Зукат больсой, а внутли людиськи. Класиво.

— Очень большой и красивый дом, — согласилась ее тень. — Окружи его рвом.

Вероника послушно принялась рыть канавку. Когда она закончила, тень сказала:

— Надо еще один ров. А между ними — каналы. И проводи ровнее, палочкой.

Вероника вздохнула. Ей нравилось играть в зукат, но тень не позволяла строить так, как хочется. То у нее башенки неправильные, то канавки не такие, то надо убрать из середки принцессу-волшебницу, которую Вероника взяла у Астрид поиграть.

Принцессу-волшебницу Вероника убирать не хотела, потому что уже придумала, что та живет в зукате, и к ней пришли в гости Вероника и тень, но тень идти в гости не захотела, она хотела копать канавки, а Веронике уже надоело копать канавки.

Она все-таки поставила принцессу-волшебницу в середку. Вот, так лучше. И посох надо.

— Обед готов, мои бесята! — раздалось с балкона.

Рядом поднял голову задремавший на солнышке Токсин, а Вероника бросила совочек и побежала домой. Со всеми этими зукатами она совсем забыла о расписании, а расписание важно, потому что если Вероника опоздает, то она опоздает, а опаздывать нельзя.

— Куда ты, дитя? — окликнула ее тень. — Ты не закончила. Все начатое надо заканчивать.

— Нихатю! — сказала на бегу Вероника. — Потом!

Ой, она забыла принцессу-волшебницу. А, нет, не забыла, вот она, в руке. Вероника стиснула ее покрепче, обежала дом и вскарабкалась на свой стульчик. Летом обедали обычно на террасе.

Астрид сегодня вернулась позже обычного. В школе ее наругали, что опоздала, да еще в такой важный день. А она сказала, что сегодня последний день школы, так что это неважно, она могла и совсем не приходить. Радуйтесь, что пришла.

А потом мэтресс классная наставница ее огорошила. Она сказала, что сегодня вовсе не последний день школы, а просто последний день первого класса. А через три луны Астрид опять пойдет в школу. И так еще четыре года.

Астрид после этого убежала в угол, уселась там, заткнув уши крылышками, и долго-долго бормотала:

— Нет, это неправда, неправда, вы все врете!

Ей, конечно, и раньше говорили это. Мама, папа, другие дети, один раз даже волостной агент, когда Астрид встретилась с ним на дороге и спросила, законно ли это — отправлять детей в школу против их воли. Оказалось, что законно, и мэтр Аганель еще почему-то долго смеялся.

Но только теперь, из уст мэтресс классной наставницы это прозвучало взаправду, а не понарошку. Астрид окончательно осознала, что все серьезно. Что летние каникулы — это не навсегда, а просто самые длинные каникулы.

И домой она вернулась мрачнее тучи.

— Астрид, ты чего? — не поняла мама. — Каникулы же начинаются.

— Они отравлены, — сказала Астрид, роясь ложкой в рагу. — Вся жизнь отравлена. Школой.

— Тебя там обижают, что ли? — не понял папа.

— Нет. Это я там всех обижаю. Может, так они поймут.

Папа с мамой переглянулись, и папа укоризненно сказал:

— Не надо обижать других детей. Я вот, когда учился, никого не обижал.

— Ты?.. — вскинула брови Лахджа. — А, ну да.

— А чо они?! — с грохотом отодвинула тарелку Астрид. — Если хотят, чтобы их не обижали, нечего быть такими сопливыми и тупыми!

— Астрид, нельзя обижать тех, кто меньше и слабее тебя, — сказал папа.

— Я обижаю тех, кто больше и сильнее! — отпарировала Астрид.

— Это все равно не причина, — заупрямился папа.

— А что причина?

— Если тебя обижают, например. Если тебя бьют или дразнят, давай сдачи.

— Зачем мне ждать, когда мне кто-то сделает плохо, если я могу запугать всех вперед?

— Но тогда с тобой не будут на самом деле дружить, — вмешалась мама. — И любить тебя. Тебя будут ненавидеть. Перешептываться за твоей спиной, какая ты гоблинная.

Это Астрид немного смутило. Она очень волновалась насчет репутации. В свои неполные семь лет она уже переживала насчет того, что еще не все ею восхищаются… а должны все!

— Я не гоблинная, — пробурчала она.

— Но им-то откуда это знать, если ты себя так ведешь? Ты показываешь им, какая ты гоблинная, и они думают, что ты гоблинная.

— Я не гоблинная!

— А потом вы все вырастете, разъедетесь, и ты когда-нибудь приедешь в ресторан на красивой карете, в красивом платье, с красивым кавалером, а перед тобой закроют дверь и скажут: наш директор учился с этой девочкой в одном классе, и он знает, какая она гоблинная. И твой кавалер скажет: так она гоблинная?! Какой ужас! Пойду я отсюда, я тебя больше не знаю. И кучер тоже скажет: нет, мы гоблинных не возим, слезай. И ты пойдешь через дождь, через грязь, и платье тоже станет гоблинным, как ты сама. И все будут говорить: о Кто-То-Там, какая гоблинная…

— Я поняла!!! — провизжала Астрид.

У нее мелко дрожала губа, а хвост сам собой закрутился вокруг ноги.

— Но еще не поздно что-то изменить, Астрид, — вкрадчиво сказала мама.

Лахджа, а ты не слишком давишь? Ей еще и семи нет.

Вот именно. Ей еще нет семи, а она уже задира. Нет, для демоненка это не так и плохо, но жить со смертными ей будет тяжело.

Астрид до конца дня продолжала на всех сердиться. Она не виновата, что все в этой школе такие слабаки. Они как будто сами напрашиваются.

И они, конечно, ее не бьют и не обзывают, но гадости говорят все время. Просто не прямо. Типа: фу, это что, кто-то пукнул? Да не, это скверной пахнет. А почему у нас скверной пахнет? Ой, не знаю!

И перешептываются, не глядя на Астрид. И хихикают.

Конечно, она их всех бьет.

Ну и ладно. По крайней мере, теперь у нее целых три луны, чтобы не ходить в школу, а потом видно будет. Может, ее снова похитят фархерримы или случится еще что-нибудь интересное.