Андреевский флаг (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 45

— Ура!!!

Дивизии надвигались на османов стройными линиями, «малые» единороги катили в боевых порядках, а вот «большие», в полпуда, способные зашвырнуть бомбу на расстояние в две с половиной версты, продолжали обстрел неприятеля, наводя на него страх. Османы потерпели не просто страшное поражение, это было и так ясно — чудовищный разгром.

Обескровленная ужасающими потерями конница просто сбежала с поля сражения, за ней резво последовали и ополченцы — те вообще побросали оружие и улепетывали со всех ног, лишь бы удрать от творящегося ужаса куда подальше, найдя спасение в повальном бегстве.

Паника страшная штука, а она возникает всегда, когда применяется новое, поражающее людей в бою оружие!

Так было всегда — аркебузы и арбалеты конкистадоров Кортеса через полвека вгонят в страх индейцев последнего правителя ацтеков Монтесумы. А танки и ядовитые газы деморализуют при первом применении даже отлично обученных немецких и английских солдат с немалым боевым опытом. А тут происходило подобное — бомбы и шрапнель, картечь и пули Минье, залповая стрельба. Страх и паника, желание быстрее удрать, вот что испытывали османы под массированным обстрелом из столь убийственного оружия, которое совершенно несвойственно данному времени.

«Византийская» конница и пехота бросились в преследование, памятуя, что «недорубленный лес вырастает», обтекая с двух сторон холм, где за повозками укрепились османы, не потерявшие голову. Судя по красной одежде, то были янычары, лучшая в этом мире пехота, сплошные фанатике, преданные султану — и было их не меньше десяти тысяч, а то и куда больше. Кулеврины с холма стали стрелять ядрами, но только пара из них попали в ряды пехоты, оставляя кровавые «просеки».

Тут же раздался барабанный бой — инфантерия стала проворно отступать на безопасное расстояние. Нести напрасные потери Петр Алексеевич не собирался, вперед выдвинули единороги…

— Самая настоящая бойня! Это скольких мы тут покрошили?!

Павел шел по турецкому лагерю, внимательно рассматривая завалы из человеческих тел. Шрапнель и бомбы сделали свое кровавое дело — османы погибли все, в плен никого не брали. Да это и безумие попытаться уговорить янычаров сдаться. Они даже пытались несколько раз прорваться из окружения, бросаясь в самоубийственные атаки густыми толпами — но каждый раз картечь валила храбрецов сотнями, если не тысячами.

Заметив Петра со свитой, Минаев подошел поближе и сразу все понял — император стоял над телом в окровавленной одежде, богатой, что было понятно по золотому шитью. Можно было не гадать, кто этот погибший — султана Мехмеда знали в лицо многие греки, да и русские — тот же князь Долгоруков отправлял посольство в Константинополе.

Подойдя поближе, Павел увидел, как исказилось ужасающей гримасой лицо императора, приняв жестокое выражение. Петр Алексеевич принялся отдавать приказы, и, не слыша их, Минаев с горечью в душе уже понимал, что вскоре произойдет самое страшное…

Янычары — лучшая пехота на протяжении нескольких веков. Их набирали из христианских детей, насильно отбирая у родителей. То был "налог кровью" — девширме, введенный еще султаном Мурадом в 1365 году. Юношей воспитывали и обучали, они становились ревностными мусульманами, фанатично настроенными против гяуров ("неверных") и преданных до конца жизни правителю Оттоманской Порты. Всю жизнь они жили в казармах, имущество погибшего янычара делили его товарищи. В сражениях эти воины показывали отчаянную храбрость, султан им верил — именно выходцы из янычар составляли настоящую элиту Османской империи, достигая высоких постов — многие стали визирями.

Глава 49

— Дож хочет войны с нами?! Так он ее вскоре и получит! Причем такую войну, которую не ожидает — слишком многое желает Венеция!

В голосе Петра послышалась осязаемая угроза, все собравшиеся прекрасно видели, что император взбешен, но все же сдерживается. И после долгой паузы царь заговорил снова:

— Я тобой доволен, Федор Алексеевич — ты сделал все, что было в твоих силах. Просто венецианцы еще не осознали, что они перестали быть повелителями Средиземного моря, на котором привыкли разбойничать, как хотят. Ничего — генуэзцам мы урок дали, теперь настал их черед.

Павел прекрасно понимал Петра — пользуясь слабостью Византии, венецианцы отобрали у нее целый ряд стратегически важных островов, включая два самых больших — Кипр и Крит. Укрепили они свои позиции и в Эгейском море, прихватив Эвбею, а с ней и ряд более мелких, но важных островов. Еще от империи ромеев «Республика святого Марка» также урвала Ионические острова с греческим населением, включая Итаку — родину знаменитого своей хитростью героя Одиссея. И как помнил Павел, эти острова у венецианцев отберет уже Наполеон, через три с половиной века, тогда еще генерал Бонапарт. А у французов отобьет их эскадра адмирала Ушакова, и Федор Федорович учредит там «Республику семи островов».

Сейчас Венеция находится на пике своего могущества, являясь самой мощной морской державой не только на Средиземном море, но и в мире. На континентальном берегу венецианцы строили крепости, которые можно было снабжать с моря — они служили опорными пунктами. Типичная «талассократия» — государство, существование которого зависело исключительно от владения морем, от контроля торговли на котором можно было извлекать существенные преференции. А там где господство, есть и узаконенное пиратство — когда грубой силой обеспечивают свое преимущество, на корню уничтожая любое другое судоходство, что не желает платить «пошлину».

На нее то, родимую, и намекнули открытым текстом, нагло и цинично боярину Федору Алексеевичу. А еще на согласие воскресшей из небытия империи ромеев «добровольно» признать все завоеванное венецианцами, и, главное — торговые перевозки должны были вестись исключительно кораблями под флагом «святого Марка».

Старый и многократно апробированный прием, когда торговым партнерам буквально выкручивают руки. Так Ганза ведет себя сейчас по отношению к Пскову и Новгороду — типа, мы продадим вам все втридорога, а закупим у вас по «сбитой» до минимума цене. Все равно вам деваться некуда, кроме нас никому не продадите, а если попытаетесь сами вывезти и продать — то горе вам, ничего не купим, а если надо то захватим, ведь морской разбой для купцов не менее прибылен, чем торговля.

Так что политика Венеции более чем понятно — она устранила уже от морских путей на востоке Геную, отчего та захирела со временем, потеряв также проход в Черное море, где раньше была владычицей. А вот с Османской империей этот номер не прошел — та сама построила мощный флот, который за два века непрерывных войн вытеснил венецианцев с восточного средиземноморья. И «Республика святого Марка» проделала тот же путь, что и Генуя, пусть ее немощность наступила позднее.

Все правильно — нужно уметь договариваться, и не стоит наглеть — ведь со временем на силу найдется другая сила!

— Мин херц, воевать с ними придется рано или поздно! Но стоит начать сейчас, пока они не знают, что ожидать от наших многопушечных кораблей. Вот и огребутся от нас, сговорчивее станут!

— Незачем с ними договариваться, — глухо произнес Яков Федорович Долгоруков, нахмурив брови. — Побить их в море надобно крепко — тогда оставшись без подвоза все их крепости и острова, от нашего наследства отнятые, поневоле сами сдадутся.

— У нас восемь дивизий, и еще гвардия — осадная артиллерия добрая! Если упрутся — то урок дадим, нам не привыкать!

Генерал-аншеф Автоном Головин знал, о чем говорил — благодаря подготовленным рекрутам все роты, батальоны и полки «раздвоили», приставив к каждому солдату, ветеранам в своей массе, по одному-двум обученным новобранцам. Да и сама структура предусматривала наличие заместителя или помощника при командире изначально во всех подразделениях, частях и соединениях — так что армию за зиму фактически удвоили.

Вот только оружия хронически не хватало, это Павел знал как никто. Таганрогский, Севастопольский и Керченский арсеналы с их орудийными и оружейными заводами и так работали без выходных и проходных, империя всячески наращивала свою военную мощь. И сила оказалась впечатляющей — меньше, чем за год, от османов очистили практически всю Анатолию. Магометанское население массами бежало в Левант, объятое ужасом — греки и армяне, раньше прибитые и покорные, поголовно восстали, и стали отплачивать завоевателям той же «монетой».