Хрупкое сокровище - Джеймсон Бронуин. Страница 4

— И это все?

— Почти… Последнее: пожалуйста, закрой дверь, когда будешь уходить.

Тристан не собирался следовать за ней. Закрыв парадную дверь, он намеревался поехать в офис своего поверенного в Стэмфорде. Он должен был доставить письмо. У него были инструкции нанять лучшего детектива — группу детективов, если необходимо, — чтобы расследовать каждый слух о ее тайных свиданиях и любой ценой найти этого таинственного мужчину.

Хотя он поддел ее, заговорив о сегодняшней встрече с тем самым мужчиной, он не верил, что она настолько глупа, чтобы открыто афишировать своего любовника.

Сосредоточившись на том, что она сказала и чего не сказала, на том, что он сделал и чего лучше бы не делал, Тристан поехал прямо через перекресток, где сходились улицы Уайт-Берч и Бофорд, когда ему следовало бы повернуть направо. Через полмили он понял свою ошибку и подъехал к тротуару. Дожидаясь возможности занять место в потоке машин, он упрекал себя за то, что пропустил поворот. А заодно и за то, что так испортил свою первую встречу с Ванессой Торп.

Конечно, она его провоцировала. Все в ней было дразнящим, она подстрекала его задолго до этой встречи лицом к лицу, когда он узрел ее сногсшибательную красоту. Но неужели надо было реагировать на каждое раздражающее высказывание, на каждый испытующий взгляд в глаза… на этот ее жест, когда она презрительно вздергивала подбородок?

Неужели надо было ее целовать?

Чертовщина была в том, что он не помнил, чтобы у него имелся выбор. Они ссорились, а через секунду он прижал ее к стене и попробовал на вкус ее соблазнительные губы. А вот тут уж точно была чертовщина из чертовщин, потому что от одного лишь поцелуя он утратил всякий контроль над собой.

Ему хотелось гораздо большего, нежели один этот быстрый поцелуй. Хотелось прикоснуться к притягательной ямочке на подбородке, почувствовать кремовую мягкость кожи, тугую крепость грудей…

Он мог объяснять все долгим днем, недосыпом, будоражащей суматохой, связанной с возвращением в Иствик, но в конце концов понял, что сам виноват. Он позволил ей воздействовать на него.

Он больше не повторит этой ошибки.

Поток движения уменьшился, он взглянул в зеркало, и тут мимо промчался кремовый автомобиль с открывающимся верхом. Тристану незачем было проверять номерные знаки, чтобы понять, что это она. Все в списке имущества, из-за которого они спорили последний год, неизгладимо отпечаталось в его мозгу.

Он не собирался следовать за ней, как и не собирался больше ее целовать, но когда Тристан занял место в потоке машин, у него появилось предчувствие, что дальнейшее разочарует его еще меньше, чем тот непродуманный поцелуй.

— Я так довольна, что ты это предложил, — сказала Ванесса.

Это означало встречу у воды в Олд-Пойнтон, где легкий ветерок, доносившийся с пролива Лонг-Айленд, смягчал жар послеполуденного солнца и где Ванесса, дыша свежим морским воздухом, чувствовала, что возбужденность, вспыльчивость покидает ее отчасти.

А «ты» относилось к Энди Силвермену, который предложил прогуляться и поговорить на открытом воздухе, когда звонил с намерением изменить планы.

Энди вырос в том же районе Йонкерса, что и семья Ванессы, и Ванесса вспомнила его, как только увидела в «Двенадцати дубах», в учреждении для детей с ограниченными возможностями, где последние семь лет жил ее младший брат. Они регулярно встречались, чтобы обсудить программу Лу и его успехи, и Энди стал для нее больше, чем консультантом ее брата.

Теперь она считала его другом… единственным другом, который знал и понимал Лу и трудности, вызванные его аутизмом.

— Тяжелый день в загородном клубе? Обсудим?..

— Да разве мы только что не сделали этого?

Ну они, как всегда, поговорили о Лу и о том, почему Энди отменил их поездку в город. Грозы, такие, как сегодняшняя, были одним из пусковых механизмов, которые нарушали спокойствие Лу, лишая его столь необходимого ему чувства заведенного порядка.

— У твоего брата все время неудачные дни, — добавил Энди. — Но ты ведь к этому привыкла.

Нет. Она сомневалась, что когда-нибудь скажет, будто привыкла к аутизму Лу или к тому, что у него бывает очень тяжелое состояние. Но она сдалась под проницательным взглядом Энди. Он знал, что сегодня ее беспокоит не только Лу.

— Я не уверена, что ты захочешь это услышать… — колеблясь сказала она.

— Но я же профессиональный слушатель. Реплика Энди вызвала у нее улыбку.

— Вы взимаете дополнительную плату за консультации во внерабочее время, доктор Силвермен?

Они дошли до конца дорожки. Энди остановился и прислонился к каменной стене, которая отделяла аллею от пляжа. И скрестил руки на груди. Его открытое лицо и спокойное выражение на нем были очень полезны ему в профессиональном отношении.

— Продолжай и говори начистоту. Тебе ведь это необходимо, как ты сама понимаешь.

Она отвела взгляд от своего собеседника и принялась смотреть на двух виндсерферов, которые при порывах ветра скользили по чистой синей поверхности пролива. Потом один из спортсменов сбавил скорость, пошатнулся и упал в воду, его магическое путешествие на ветру закончилось.

— Как было бы хорошо, если бы мы все падали так мягко, верно? — вслух подумала она.

— Не понимаю.

Она еле заметно вздохнула и снова сосредоточилась на Энди и на его предложении говорить начистоту.

— Дело в Тристане Торпе.

Энди сочувственно поцокал языком.

— Как всегда.

— Он здесь. В Иствике.

— Из-за суда? Я думал, суд будет только в следующем месяце.

— Он здесь, потому что считает, что нашел способ меня одолеть, не обращаясь в суд. Торп заблуждается, но это не помешает ему причинить мне неприятности.

— Только в том случае, если ты ему позволишь…

Она рассмеялась, коротко и невесело.

— Как я могу его остановить? Он вбил себе в голову, что я отвратительная, хитрая прелюбодейка, и он здесь, чтобы это доказать!

К его чести, Энди лишь едва моргнул при этом разоблачении.

— Не вижу проблемы, если нет доказательств.

— Конечно же, нет доказательств!

— Но ты расстроена, потому что люди могут этому поверить, несмотря на твою невиновность?

— Я расстроена, потому что… потому что…

Потому что он этому верит. Потому что он поцеловал меня. Потому что я не могу не думать об этом.

— Слухи могут больно ранить, — произнес Энди, ошибочно истолковывая ее молчание. — Но твои друзья достаточно хорошо тебя знают, чтобы не поверить в то, что он может рассказывать о тебе.

— Мои друзья меня знают. Но он… — горячо возразила она, — но он всегда думал обо мне худшее. Теперь он считает, что я не только воспользовалась впечатлительным мужчиной постарше, но что у меня на стороне был любовник, с которым я делилась добычей, полученной нечестным путем.

Энди долго и внимательно глядел на нее.

— Ты действительно из-за него утратила равновесие, да?

Да. Но в том смысле, о котором ей не хотелось думать, не то что говорить. Она позволила ему поцеловать ее, она вдохнула его запах, а потом подняла на него руку, хотя презирала насилие как следствие ярости, сложных баталий и неконтролируемых эмоций.

— Он так меня рассердил. Мне хотелось ударить его, Энди.

— Но ты не ударила.

Только потому, что он меня остановил.

— Я пригласила его в свой дом, когда мне хотелось захлопнуть дверь у него перед носом. Я пыталась быть вежливой и спокойной. Но он такой… такой… И я утратила равновесие.

Внезапно она поняла, что больше не может стоять спокойно. Взяв Энди под руку, она заставила его пойти обратно к скоплению бутиков для туристов и закусочных напротив маленького пляжа и пристани для яхт.

— Кто-то послал ему письмо. С обвинением. Кто бы мог такое сделать?

— Он показал тебе это письмо?

Ванесса покачала головой. И откликнулась на его недоуменный взгляд:

— Ты думаешь, что этого письма, может быть, не существует?

— На твоем месте, — осторожно сказал он, — я бы постарался увидеть письмо.