Любовь на краю света - Крамер Ирмгард. Страница 36

В какой-то момент Ной уснул, от горя или усталости — я не знала. Положив голову на руку, я лежала рядом и смотрела на него. Во сне он выглядел молодо, почти как ребенок, на его лице было спокойное выражение, как будто ничего больше не может случиться. Мне нельзя спать. Я не оставлю его одного. Ной нашел меня, обнял, и мои веки отяжелели.

Вдруг я почувствовала нежный поцелуй в уголок глаза, затем прикосновение руки к моей щеке, пальцы на губах и еще один поцелуй в рот. Я открыла глаза.

Ной слегка улыбался. Он выглядел усталым и бледным, но уже не таким грустным. Мне показалось, что он смирился со смертью лисы, смирился с жизнью и смертью. Он принял неизбежность произошедшего.

О лисе Ной больше не говорил ни слова. Он взял меня за руку, и я ждала, что он скажет: «Пошли!» Но он не сказал, поцеловал меня и повел из своей комнаты вниз через бесчисленные коридоры в прихожую — неудивительно, что я никак не могла найти этот путь.

Когда, подойдя к столовой, мы услышали разговор сестры Фиделис и Ансельма и нам стало ясно, что, невзирая на события этой ночи, они ни за что не допустят любовные отношения между нами, мы разжали руки, что для нас было так же сложно, как подняться на вершину скалы. Я была поражена, когда увидела лицо Ноя: сейчас оно было как бы восковым, совершенно неподвижным с неестественно широко раскрытыми глазами. Он выстроил внутреннюю защиту для встречи с людьми, которые были виноваты в его горе. Откашлявшись и придав своему лицу мрачное выражение — он, вероятно, решил более не показывать эмоций, — он вошел в столовую. Я попыталась привести волосы в порядок, потянулась, похрустела суставами пальцев и мысленно подготовилась к увольнению.

Сестра Фиделис, Ансельм и Виктор стояли близко друг к другу, когда вошел Ной, а за ним я. Что-то пошло не так, как я ожидала. Чего они хотели от нас? Где сопротивление? Где нападение? Я пыталась понять выражение их лиц. Были ли они веселыми? Ждали чего-то? Волновались?

— Дорогой Ной, — начала сестра Фиделис торжественным тоном, хотя ее голос дрожал. — Мы решили исполнить твое самое заветное желание!

Что?

Я взглянула на него, чтобы увидеть реакцию. Его рот был открыт.

Что они хотели ему сообщить?

— Да-да, ты все расслышал верно. Слух не подвел тебя. — Сестра Фиделис натянуто засмеялась — я хорошо видела это, потому что стояла рядом. — Сегодня будет особенный вечер, потому что… — Она глубоко вздохнула, взяла конверт с комода и подняла его. — Сегодня вечером ты вместе со мной, Виктором и фрау Павловой поедешь в город.

Ее дыхание участилось.

Ной нащупал письмо, лежавшее рядом с креслом, и снова сел с испуганными глазами и по-прежнему неподвижным лицом.

— В качестве эксперимента мы отправимся слушать фортепианный концерт. Мы будем единственными зрителями в большом зале. Доктор Адамс побеседовал с врачами, и они считают, что мы можем рискнуть… Надеюсь… На самом деле он планировал этот визит только на свой день рождения, но после того, что случилось вчера, мы подумали… он может изменить дату — оркестр соберется сегодня.

Как Адамс мог так быстро узнать о том, что произошло вчера? У Виктора все же был телефон.

Пока она говорила, я посмотрела на лицо Ноя. Казалось, он боролся с собой: прикусывал губы, сглатывал, дрожащими пальцами перебирал скатерть.

— Я… — Он запнулся. — Мне можно на концерт? — Он сдерживал улыбку.

— Да, — сказала сестра Фиделис.

Несколько вдохов, его грудная клетка быстро поднималась и опускалась, тысячи мыслей пронеслись в его в голове. И когда он все понял, его суровая маска растаяла. Он быстро встал, подошел к ней и нежно обнял. Потрясенная этим, она пыталась сдержать слезы, но все же ей не удалось подавить рыдания. Она отстранилась от него, положила свои очки на стол и в смущении отвернулась от нас.

— Это невероятно, — сказал Ной и при этом выглядел таким же свободным, как сегодня рано утром.

— Ну что ж, а теперь мы можем наконец позавтракать! — сказал Ансельм, мысли которого, похоже, были заняты только тем, как наполнить желудки других.

Я была рада за Ноя и вместе с тем озадачена. Экскурсия с концертом были запланированы на день рождения, а теперь были перенесены. Они хотели поднять ему настроение после всего, что произошло? Но это также непонятно. Разве они не говорили, что город опасен для него? Он умрет там, говорили они. А сейчас все поменялось. Возможно, они намереваются убить его.

Ной по-прежнему был немного скован, но так много, как этим утром, он не говорил уже давно. Он хотел узнать, что будет исполнено на концерте — второй фортепианный концерт Рахманинова до-минор; кто играл — венгерская пианистка; что нужно надеть по такому случаю — Ансельм уже все подготовил; сколько времени займет дорога — два с половиной часа; когда выезд — около пяти; почему уже сейчас надо собираться.

— Ты должен благодарить своего крестного, — вздохнула сестра Фиделис. — Он хочет, чтобы ты был счастлив, и он долго уговаривал меня, прежде чем я согласилась… Мы надеемся, что все пройдет хорошо.

— Вы пробовали использовать дыхательные маски? — спросила я, тут же поняв глупость своего вопроса.

Когда я узнала, что от них у него случались приступы удушья, меня чуть не стошнило. Я больше не могла есть. Я не понимала, что здесь сейчас происходило. И хотела поговорить с Ноем об этом. С глазу на глаз. Но сестра Фиделис, казалось, делала все, чтобы мой план не осуществился и мы не могли остаться наедине. Для этого она была готова рискнуть его жизнью. Но я также рисковала бы его жизнью, если бы помогла ему сбежать отсюда. Как запутано это все.

26

Весь день, пока сестра Фиделис занимала Ноя, как могла, я боролась с собой под натиском множества чувств и мыслей. В музыкальной комнате они готовились к концерту. Звуки оркестра, доносившиеся из комнаты, были громче, чем обычно. Я вошла в библиотеку и прислушалась.

Когда сестра Фиделис, извиняясь за непривычно громкий звук, вышла в туалет, я пробралась в музыкальную комнату. Ной стоял у окна, его лицо было направлено к большому буку, и слушал музыку. Он был настолько погружен в это занятие, что я боялась напугать его прикосновением или словом. До чего мне можно сейчас дотронуться? До запястья, локтя или плеча? Его брови ненадолго приподнялись, мурашки пробежали по коже лица, он улыбнулся, протянул ко мне руку и дотронулся до моей руки.

— Что нам теперь делать? — шепнула я, и он снова стал серьезным.

Ясно и решительно он сказал мне на ухо:

— У нас есть только один шанс, Марлен!.. Во время концерта ты должна уйти! — Эти слова были для меня как звонкая пощечина. — Тебе нужно как можно скорее вернуться домой. Ты действительно в большой опасности. Завтра может быть уже слишком поздно.

— Но… — Я чувствовала, как слезы подступают к моему горлу.

— Расскажи обо всем своим родителям. — Его кадык задвигался, он тоже боролся со слезами. — Возможно, ты сможешь забрать меня… если ты все еще хочешь быть со мной… когда ты будешь дома… конечно…

— О чем ты говоришь? Конечно, я хочу быть с тобой. — Ком встал у меня поперек горла.

Ной обнял меня сзади, положил подбородок мне на плечо и тихо сказал:

— Ты первая смогла выбраться отсюда живой. Может быть, тебе удастся узнать что-то о моих родителях. Выясни, живы ли они, что на самом деле случилось с моей мамой, существует ли такое заболевание. Как сестра Фиделис, Ансельм и Виктор попали сюда. Почему они выбрали жизнь в одиночестве, прячась или избегая чего-то. Все это. Выясни, пожалуйста!

План был не плохим. Он может сработать. Ной разомкнул объятия, демонстративно постучал по уху, снова повернулся к окну и скрестил руки на груди. Я как раз успела уйти в библиотеку, прежде чем вернулась сестра Фиделис.

Разбирать книги у меня не было никакого желания. Было душно. Оставшиеся часы я провела за складыванием журавликов из старой, неиспользованной нотной бумаги, которую я нашла в пакетах на полке. На некоторое время это стало моим любимым занятием, которое помогало успокаивать нервы.