Жизнь Фениксов (СИ) - Овсянникова Татьяна Владимировна. Страница 20

Саня собиралась к Кире в больницу, когда позвонил Ярослав: он решил к ней присоединиться, но попросил сначала заехать к нему, обещая, что позже все объяснит. Объяснений Саня от него так и не дождалась: сначала Яра предложил ей чаю, потом возился в комнате, бормоча что-то вроде «да где же это…», падали какие-то предметы, выдвигались и задвигались ящики, наконец куда-то запропастились ключи от квартиры. Яра был бледен, но эмоционально «непроницаем». Саня пошутила:

«Что с тобой, скажи мне, братец?

Бледен ты, как святотатец,

Волоса стоят горой!»

Яра промолчал, но стал «чудить» кот: застонал-замяукал жалобно, останавливаясь на пороге каждой комнаты, тоскливо кричал, словно потеряв кого-то и ожидая, что «потеря» сейчас здесь отыщется. Потом подошел к Яре, сел у его ног и, глядя тому в глаза, заорал.

— Похоже, у Феди есть к тебе претензии. Кстати, почему мне кажется, что ты зачем-то тянешь время? Да что это с вами сегодня происходит? — поинтересовалась Саня. — Федя, дай я тебя поглажу, котика хорошего…

Но кот не дался. Развернулся и пошел прямиком к хозяйскому креслу, запрыгнул в него и свернулся клубком:»Глаза бы мои вас не видели!» Подобные кошачьи поползновения на свое «место в читальном зале» Ярослав обычно пресекал, но сегодня махнул рукой:

— Пусть…

Наконец они вышли из дома. У Сани на душе теперь тоже «скребли кошки», сердце сжималось и стало знобить. Что-то происходило. В больнице она побежала, не оглядываясь, поспевает ли за ней Яра. Что-то случилось. Они слишком долго сюда добирались сегодня. По щекам заструились слезы: это чья-то Душа плакала. Чья-то Душа плакала и уходила. У палаты Киры стояли полицейские, и с ними — Лев.

Он распорядился, и их с Ярой пропустили. Саня присела возле Мики, несколько мгновений гладила его каштановые кудри, потом что-то сказала и поднялась. Алексей, заместитель Левы, заметив это, поинтересовался у полицейского, стоявшего рядом:

— Что она ему сказала?

Тот пожал плечами:

— «С возвращением», вроде бы…

Вечером того же дня Кира пришла в сознание.

Глава 15

К Кире разрешили приходить посетителям, и заскучать больше не было никакой возможности, появись даже у нее такое желание. Каждый раз, когда дверь в палату отворяли, она смотрела на входящих с надеждой и некоторым волнением, на смену которому неизменно приходило разочарование.

Наконец Яра, от которого это не укрылось, мягко спросил:

— Ты ждешь кого-то, Кира?

— Да. То есть нет… Мне сложно это объяснить. Я и правда жду кого-то, только не знаю — кого. И я скучаю по…нему, хоть это и странно. Я даже знаю, как звучит его голос. Это последствия травмы, наверное?

Нет. — Яра помолчал. — Кира, этот человек больше не сможет к тебе прийти, но он оставил для тебя это.

Яра протянул ей толстую тетрадь. Она открыла первую страницу:

«Я не знаю, захочешь ли ты видеть меня после того, как очнешься и узнаешь то, что расскажут обо мне другие, или, не дай Бог, то, что я знаю о себе сам. Но пока еще есть время, пока что мы оба находимся в счастливом неведении. Поэтому я решил записывать эти вещицы, которые время от времени приходят мне в голову, и зачитывать их тебе. Возможно, и даже скорее всего, это нелепо и самонадеянно, но ты — самая молчаливая и терпеливая слушательница, пока что беспрекословно сносящая мое присутствие. Возможно, твоему терпению придет конец, и тогда ты (наконец-то!) откроешь глаза и гневно произнесешь:»Прекратите же наконец нести этот вздор!». Чему я, признаюсь, буду безмерно рад!

Кира. Имя твое Ки — Ра. Симбиоз слова, обозначающего на Востоке энергию(ки) и слова, обозначающего Свет (Солнце) Или же КИт РАдости. Представляешь, огромный кит, фонтанирующий радостью. Энергия Солнца. Как она прекрасна, когда встречается утром с пробуждающейся Землей и ее обитателями. Солнце — единственный в мире объект, не имеющий тени. Может быть, с тобой происходило так много всего, что до сих пор отбрасывает серые мрачные тени на твою жизнь — «сверх меры серо, пепельный мираж», потому что ты забыла, что означает твое имя, забыла свое предназначение? Радуйся! Начни же радоваться, прошу тебя. И тогда у несчастливых дней не останется шанса.

Преданный Вам Микаэль, отныне и навеки.»

1

«Я создам для Тебя Сад. В нем будут диковинные животные и дивные цветы — таких еще никто никогда не видел. С листка на листок будут перепархивать бабочки, похожие на цветы, а птицы будут петь, как самые чистые сердца. Ты будешь все время удивляться, и то, к чему прикоснется Твое сознание, будет становиться еще прекраснее, ибо такова Твоя природа — преумножать красоту. В каждой точке, которой Ты коснулся, будет рождаться новый мир, несущий черты исходного, но обогащенный отличными от него свойствами и формами. И это будет означать бесконечное совершенствование. Я буду всегда любоваться Тобой и оберегать Тебя, ибо такова моя природа. Природа Первопричины.»

2

«Багровый с золотом диск Солнца, огромный, во весь горизонт на сколько хватало глаз, садился, окрашивая кристаллики песка в розовые оттенки. Не было ничего вокруг: только Солнце и песчаное море. Он сидел, обратив лицо к светилу. Одинокий в пустыне — это как одиночество, возведенное в степень. «Шема, Исраэль….Шема, Исраэль…». Ей захотелось опуститься на песок рядом с ним. Здесь больше нечему было завладеть твоим вниманием, нечему больше обмануть тебя. Оставалось только отступить перед своими воспоминаниями. Любовь, приговоренная к забвению, обрела здесь свободу. Бывают ли разновидности любви, или мы лжем себе, боясь обнаружить, что равнодушны или несчастны? Эта была истинной, как кровь. В ней была и присяга на вечную верность, и полная чаша, испитая до дна в доказательство этому. Благодарность за то, что она может это сейчас СОчувствовать, СОиспытывать, наполнила ее сердце. Если бы можно было удержать, сохранить, запомнить, чтоб потом восстанавливать, время от времени, эти чувства и вновь наслаждаться, обмирать от нечеловеческого счастья. Но, как и все вечное, они были явлены лишь на время. После них все казалось похожим на черно-белый фильм. Черно-белую хронику ее жизни.»

3

Всем ее подружкам достались такие красивые имена! Казалось, что они напоминают аромат цветка, шелк ласточкиного крыла, свет звезды или нежное касание ветром щеки в летний зной. Аркона — такое имя дали при рождении ей. Повитуха позвала старуху-прорицательницу, и они склонились над только появившейся на свет малюткой, замерли, словно увидели что-то, доступное только им двоим, а потом это имя было произнесено, как вердикт:»Аркона!» Ей даже казалось, что она помнит, как всхлипнула тогда мама, но, конечно, помнить она этого не может, ведь была в то время совсем еще крошкой. Имя давило на нее, ложилось тяжкой ношей на ее хрупкие плечики. Когда оно звучало, ей казалось, что рядом с ней появляется мрачная суровая тень. Отец тоже не смирился с ним: он брал ее на руки и подносил к окну- солнце зажигало в ее волосах веселые огненные искорки.»Золотаюшка моя!»— говорил он ласково. Уж он-то знал, как зовут его доченьку!

Однажды утром ее не пустили резвиться во двор с другими детьми. Мама была печальна, все прижимала ее к себе и нежно целовала. Потом взяла за руку, и они куда-то пошли. А идти ей тогда ой как не хотелось: дети затеяли во дворе игру и звали:»Иди к нам!». Они пришли к старой каменной башне: высоко над землей виднелось лишь одно узенькое оконце. Каменные ступени вели наверх. Мама крепко держала ее за руку, они стали подниматься, медленно, ступенька за ступенькой, и оказались, наконец, перед входом в келью. В ней горели лампады, образуя огненный круг. Навстречу гостьям вышла немолодая женщина в темном длинном одеянии. Незнакомка наклонилась к ней:

— Как тебя зовут, милая?

— Аркона.

— Ты ведь знаешь, что означает твое имя?