Шепот тьмы - Эндрю Келли. Страница 3

Он задыхался от холодного, грязного воздуха. Грязь, засасывая, тянула его за одежду. Вода из пруда липла к его коже. «Тише, – говорил он. – Тише. Тише. Тише.» Он не понимал: когда он умер, пруд был замерзшим. Зимняя толща, но не настолько плотная, чтобы выдержать вес двух мальчиков на коньках.

Пока он лежал на берегу, чувства медленно возвращались в его тело. Болела челюсть. Это была тупая, бьющаяся в сердце боль, которая усиливалась, когда дул ветер. Он был мертв. Он был мертв. В девять лет он мало что знал о смерти, но он узнал ее, когда она пришла за ним. Его сердце замедлялось, пока окончательно не остановилось. Он заметил, как потемнело в глазах.

Но сердце билось, стучало под его костями. И была маленькая девочка, излучающая радугу. Радужные чулки. Радужные варежки. Радужные бантики. Он был жив, жив, жив, а девочка смотрела на него глазами совы, пристально и подозрительно.

– Ты мальчик, – прошептала она. – Или ты тень?

Его грудь вздымалась в ответ. Вода в его легких была на вкус как грязь. Он перекатился на бок, откашливаясь и отхаркиваясь. Вода брызнула на лицо. Грязь хлюпала. Подняв голову, он увидел, что маленькая девочка присела на корточки и вода из пруда стучит по ее розовым резиновым сапожкам. Прядка одной косы щекотала ему челюсть.

– Вода слишком холодная для купания, – сказала она, как будто он по собственной воле плюхался в грязь. – Тебе нужно встать.

В лесу что-то треснуло. Хлопнула дверца машины. Испуганная сорока взлетела. Она пронеслась по воздуху с грохочущим криком. Женский голос пронесся сквозь заросли деревьев бальзама.

– Лейн? Лейни, не уходи.

Потом мужской:

– Она пошла вперед к воде. Не думаю, что она тебя слышит.

Девочка протянула руку и дотронулась варежкой до подбородка Колтона. Шерсть стала красной. Она протянула ее между ними для осмотра.

– У тебя кровь.

Колтон отчетливо осознавал неправильность своего положения. Небо было таким же. Деревья были те же. Пруд был тот же. Но воздух – воздух был теплее на несколько градусов. Он с ужасом подумал, что это не тот день, когда он провалился под лед.

– Лейн!

Девочка повернула голову.

– Мама, – позвала она. – Мама, я нашла мальчика в воде!

Осознание того, что Лиам пропал, защемило что-то глубоко в груди Колтона. Он перевернулся на живот и по-армейски пополз по грязи. Несколько секунд назад его брат был там. Вышел на лед вслед за ним. Он был уверен в этом.

«Лиам, – пульсировали его мысли, пока он копался в иле и отходах. – Лиам, Лиам, Лиам!»

– Подожди! – девочка бросилась за ним. – Что ты делаешь? Ты утонешь.

Она схватила его за руку, увлекая назад. Он рванулся к ней, задыхаясь и боясь. Он хотел отпихнуть ее от себя, но его рука сомкнулась на фиолетовом манжете рукава ее куртки. Привязь. Опора для рук. Он не мог заставить себя отпустить ее. Он чувствовал, как что-то тянет его, словно нить, намотанная на ребра.

Он не хотел, чтобы это снова завладело им. Вода темная и холодная.

Странное пульсирование в коже.

Непонятное ощущение, будто из его груди вынули какую-то частичку его самого.

Маленькая девочка смотрела на него, нахмурившись. Ее легинсы были в красную, оранжевую, желтую и зеленую полоску. Тонуть было холодно и мрачно, но каждая ее частичка была яркой, светлой, живой. Ее маленькая варежка обхватила его запястье. Шов был неровным, сделанным вручную.

– Не отпускай, – умолял он. – Не отпускай меня.

– Хорошо, – сказала она бесстрашно.

Он хотел заговорить снова, но когда он открыл рот, в его легких была грязь. В его пустой груди гудело, по костям пробегала тугая пульсация. Руки болели, как будто он тащился какое-то непостижимое расстояние. Где-то неподалеку он услышал звук бегущих ног. Он зарычал, задыхаясь, захлебываясь и очень, очень боясь, и все вокруг затихло, как в гробу.

Она стояла перед ним.

Лейн. Его Лейн. Был понедельник, и вот она. Было 10:40 утра, а она была там. Это было невозможно.

Но она была там.

Она была в четырех футах от него, и во второй раз за этот день двери лифта вот-вот захлопнутся перед ее носом. Он наклонился и нажал на кнопку, остановив их движение. Она наблюдала за ним с удивительной зоркостью. Она не двигалась. Ее щеки порозовели, взгляд широко раскрытых глаз был обрамлен темными ресницами. Лейн.

Как будто он знал ее. Как будто годы не сделали их чужими. Он был идиотом. Это не должно было стать сюрпризом. Он знал, что она будет здесь сегодня. Лейн. Его Лейн. В его школе. В его личном пространстве. На его непосредственной орбите. Он был проинформирован о ее скором прибытии заблаговременно. Предупредили, на самом деле.

«Это случилось. Девочка Майерс-Петров была принята на программу. Она начнет в сентябре. Ты будешь держаться от нее подальше, Прайс, ты понял?»

Он снова нажал на кнопку. Двери загремели на своем пути, как пони у ворот. Поскольку ему нужно было что-то сказать, он спросил:

– Вы планируете сегодня войти в лифт?

Он хотел, чтобы это прозвучало радушно. Вместо этого напряжение от удивления лишило его такта. Его фраза прозвучала, как удар клинком. Она моргнула и протиснулась мимо него, вздернув кончик носа. С большей силой, чем, по мнению Колтона, того заслуживала ситуация, она уперлась в соседнюю стену.

«Это к лучшему», – подумал он с досадой.

Она выросла за эти годы. Ничего удивительного, но, ее вид шокировал его. Именно это и происходило с людьми. Земля менялась, годы сменялись, и она тоже. Ее вид сейчас противоречил его воспоминаниям. Так долго она существовала только в его голове. Застыла такой, какой он ее запомнил.

Теперь в ней не было ничего детского. Все на ней было смелым и темным. Юбка была из серого плиссированного материала, белый воротничок рубашки с зубчиками был застегнут в области горла. Все остальное было черным, вплоть до темного матового цвета губ. Волосы она заплела в две высокие косички. Как будто собиралась на конвенцию комиксов, а не в класс. Как будто это был косплей Лиги плюща, а она была Уэнздей Аддамс. Бело-русые переливы на концах становились бледно-фиолетовыми.

Этот цвет напомнил ему о пальто, которое она носила.

То самое, которое он сжимал в кулаке, когда глотал воду.

– Еще одно фантастическое оскорбление – «жаба с большой спиной», – сказал он, потому что она поймала его взгляд. Лифт пришел в движение. – Вместо «придурок», я имею в виду. У него есть много плюсов. Оно шекспировское. Уникальное. Стильное, но все же грубое.

Он не должен был с ней разговаривать.

Он знал это, но все равно не мог удержаться от того, чтобы слова не вырвались из него.

– Лично мне больше нравится «кусок дикого уродства».

Она смерила его испепеляющим взглядом.

– Думаю, я буду придерживаться слова «придурок».

Мгновенно что-то в его груди опустилось. Лифт был тесным и зеркальным со всех сторон, а Лейн смотрела прямо перед собой, делая вид, что не обращает на него никакого внимания. Это была уловка. С того места, где он стоял, ему было хорошо видно, как она изучает его отражение. Лифт поднимался между этажами, скрипя и звеня роликами. Колтон посмотрел на часы. Время было 10:42. Утренний семинар должен был начаться в 10:45, а это означало, что он опоздает. Он ненавидел опаздывать. Выдохнув, Колтон откинул голову назад к стеклу. По мере того как он делал это, юноша обнаружил, что Лейн молча разглядывает его. Ее лицо окрасилось в цвет слоновой кости. Взгляд упал на сапоги.

Лифт резко остановился, и Колтон боролся с растущим желанием ослабить галстук.

Перед ними с грохотом распахнулись двери, показав знакомое лицо. В горле Колтона застыл комок, когда Эрик Хейс шагнул в лифт, втискиваясь из-за своего внушительного роста в и без того небольшое пространство. Взгляд, которым он окинул Колтона, заставил его почувствовать себя так, словно его поймали с руками в штанах. В груди поднялась волна возмущения.

– Прайс, – сказал Хейс, наклоняясь для приветствия, которое было наполовину рукопожатием, наполовину объятием. Он был широкоплеч, чернокож и строен, как атлет, а его обезоруживающая кривая ухмылка предназначалась исключительно для Лейн. – Мне нравится твой галстук. Такое облегчение – знать, что лето вдали от дома не сделало тебя менее придурковатым. Кто твоя подруга?